Разрушитель магии - Тимофей Печёрин

10

   После визита к Хранителю Илья держал доклад перед самим Вольгроном Сотней Шрамов. Вождь молча выслушал своего... уже явно не невольника, но и отнюдь не полноправного члена клана. Выслушал, лишь время от времени кивая, а после, как видно, поговорил с Малраном. Криницкий не слышал, точно ли имел место тот разговор, но не мог объяснить иначе кое-какие нововведения, случившиеся в его жизни по возвращении.   Первым делом частота и интенсивность тренировок для Ильи выросла до предела. Учебные схватки теперь занимали все время бывшего актера, за исключением перерывов на еду и сон. Последний, кстати, волею наставника заметно укоротился. Криницкого поднимали с рассветом, и он чуть ли не плакал от зависти, глядя на других обитателей невольничьего барака - остававшихся сладко похрапывать на топчанах и кучках соломы.   Следующим нововведением стало знакомство Ильи с настоящим, железным оружием. Криницкий стал, наверное, первым в истории варварского поселения невольником, который обзавелся личным мечом. Его Малран сам вручил ученику, принеся прямо из кузницы. Дарован меч был Илье, правда, не для того, чтоб на него любоваться или хвалиться сверкающим клинком перед соседями по бараку. Нет, Криницкому надлежало привыкнуть к разящей стали - к ее тяжести, деревянным мечам несвойственной, к способности колоть, рубить и резать. А также научиться держать настоящий меч правильно и использовать его с толком. Ну, хотя бы чтоб не порезаться самому для начала.   Время от времени Илья начал встречать на ристалище Киру. Взамен рубища ей выдали простую, но вполне добротную домотканую одежду. А поверх нее еще и надели самую настоящую кольчугу - правда, явно облегченную, выкованную с особым расчетом на хрупкую девушку.   Вид в кольчуге у Киры сделался, хоть чуточку, но воинственным. По крайней мере, невольница уже не казалась воплощением безобидности сродни зайцу Степашке из популярной детской передачи. Махать мечом, даже деревянным, правда, Киру не заставляли. Зато, как смог заметить Илья, учили метать ножи и стрелять из маленького арбалета крохотными же, похожими на гвозди, стрелками.   Еще, как понял Криницкий, обучение Киры проходило даже тяжелее, чем у него самого. С ножом ли, с арбалетом в руках, но невольница, оказавшаяся носительницей чужой удачи, меткостью отнюдь не отличалась. Потому, наверное, что удача ее предназначалась кому-то другому, думал еще Илья. Оставалось надеяться, что в компании хотя бы с ним толку от Киры станет всяко больше, чем вообще нисколько. Должна же удача эта пресловутая улыбнуться ее спутнику.   Так прошел еще месяц... вернее, пролетел в казавшихся бесконечными тренировках. Лето закончилось, дни оказывались все чаще дождливыми, а по ночам заметно холодало. Последнее особенно остро ощущалось в невольничьем бараке, где не было очага. Среди обитателей барака ходили слухи, что на зиму их распределят по домам свободных жителей. Вопрос оставался лишь в том, кто из них согласиться приютить у себя невольника - да, лишние рабочие руки, но, во-первых, принадлежащие всей общине, а во-вторых, лишний рот тоже. И наполнять его придется, по всей видимости, все-таки хозяину дома. Да и не так много места имелось в домах варваров, чтобы делить его с еще одним человеком.   И вот в один из дней наступившей осени закончились, наконец, занятия Ильи Криницкого с Малраном. Закончились, как, собственно, и должна заканчиваться любая учеба - выпускным экзаменом.   В тот день у опоясывающей ристалище загородки собралось немало народу. Даже Вольгрон Сотня Шрамов почтил это событие своим присутствием. Кто-то следил за происходящим на ристалище, затаив дыхание, с предвкушением. Кто-то, напротив, с кем-то перешептывался и пренебрежительно посмеивался. "Точно на спектакль по бесплатному билету пришли!" - с досадой подумал Криницкий о последней разновидности зрителей, имея несчастье познакомиться с нею еще в родном мире. Такие зрители не очень-то интересуются начинающимся представлением, если интересуются вообще. Все для них заранее ясно, предсказуемо и фальшиво. Но кто-то выиграл билетик, кто-то выменял, так не пропадать же добру, особенно халявному. Можно, к примеру, ребенка сводить. А самому отвлечься, решая некие посторонние вопросы.   А вот виновнику торжества было сегодня не до смеха, не до болтовни. И настроение нельзя было назвать праздничным. Потому как никто Илью не собирался в этот день поздравлять и чествовать - по крайней мере, пока. Скорее, наоборот.   Малран и его ученик вышли на ристалище друг против друга и встали лицом к лицу. В руке у каждого уже был меч, причем отнюдь не деревянный. И Криницкому не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: роль клинкам была уготована точно не церемониальная и не декоративная.   Первым заговорил наставник Ильи. Голос его, прежде по-юношески высокий, теперь звучал сурово, твердо и торжественно, а меч, вскинутый острием вверх, поблескивал в лучах солнца, кое-где пробивавшегося сквозь осенние тучи.  - Я, Малран, сын славного Малгора Краснорукого, говорю, стоя на этом священном месте, и за каждое слово отвечаю своей честью воина и мужчины. Много дней потратил я, обучая благородному воинскому делу этот кусок живого мяса. Жалкого невольника, от рожденья не пригодного к нему. Не пригодного... и не знающего даже, как держать меч!   Толпа, собравшаяся по другую сторону загородки, дружно загудела в ответ на эти слова - как показалось Криницкому, с сочувствием. Сам бывший актер хранил терпеливое молчание и даже на явно оскорбительные фразы наставника не реагировал.   Тогда как Малран продолжал:  - Много времени я потерял, много пота пролил, много раз впадал в отчаяние, осознавая безнадежность своего дела. Но я не сдавался... ибо сдаться - удел трусов... таких, как этот невольник. Его ничтожность и слабость стали оскорблением для меня... а необходимость учить это никчемное подобие мужчины - нестерпимым унижением.   "Ну, так отстал бы от меня, - хоть мысленно, но съязвил Илья, - давно бы уж бросил это глупое занятие. Глядишь, обоим бы легче стало".   Но вслух, разумеется, промолчал.  - ...и чтобы смыть это унижение и оскорбление, - подводил между тем юный наставник черту под своим выступлением, - я бросаю вызов тебе, невольник. Коль претендуешь ты на право называться воином...   "Да ни на что я такое не претендовал!" - едва не вырвалось на этих словах у Криницкого. Следом, правда, он вспомнил, как сам рвался в бой во время налета виман, как признался в желании стать воином в беседах с кузнецом - и осекся. Будучи вынужден умом и душой все-таки признать правоту витийствующего юнца.  - ...готов ли ты умереть сегодня как воин и мужчина? - прозвучал, наконец, и самый главный на тот момент вопрос. Черту подводящий уже не только под словами Малрана, но и под всеми его с Криницким занятиями.  - Готов, - с неожиданной даже для себя твердостью отвечал Илья и тоже вскинул меч.   "А ведь если проиграю, мне крышка!" - пронеслась в его голове запоздалая и испуганная мысль.   Впрочем, как пронеслась, так и унеслась - спустя какие-то доли секунды. Потому что клинок Малрана устремился вперед, целя прямо в грудь Криницкому. Отчего последнему враз сделалось не до мыслей.   Меч Ильи метнулся навстречу, оба клинка столкнулись со звоном и лязгом. Затем Малран, крутанувшись на месте и подавшись чуть в сторону, попытался атаковать сбоку. Клинок Криницкого меж тем прошел едва в сантиметре от корпуса противника. А в следующий миг уже сам Илья был вынужден отскочить назад.  - Я говорил, ты трус! - воскликнул с усмешкой Малран, - не годишься в воины! Только пятиться и горазд... все вы... невольники трусы!   Снова зазвенела сталь сшибившихся клинков. Затем наставник Криницкого, сделавшийся сегодня ему врагом, с силой подался вперед. Илью отбросило, от этого толчка он еле удержался на ногах... точнее, не удержался вовсе. Однако уже в следующий миг ловко подскочил, вновь принимая боевую стойку.  - Танцевать любишь? - шепотом осведомился юный наставник-противник, когда их с Криницким мечи скрестились вновь, а лица оказались совсем близко одно от другого, - тогда тебе лучше не к нам. А к какому-нибудь вельможе имперскому в служение. У имперцев много таких вельмож... которым нра-а-авятся мужчины. Гибкие, ловкие мужчины... как они танцуют. Стройные, красивые...   Монолог Малрана оборвался, едва Илья попробовал повторить его давешний толчок. Лукавая улыбка, почти мальчишечья, враз сменилась звериным оскалом. А нога, обутая в сапог из воловьей кожи, рывком двинулась в направлении живота Криницкого. Не успей тот увернуться, одновременно не упуская меча Малрана, блокированного собственным клинком, поединок мог на том и закончиться. Причем наверняка бы стал последним событием в жизни Ильи.  - Кажется, я тебя раскусил, - уже не ехидничал, но, скорее, бесновался Малран, - ты задумал измотать меня, да? Ждешь, что я устану... что мне надоест за тобой бегать... как псу за строптивой сучкой?!   Следующие несколько минут противники кружили на площадке утоптанной земли, то атакуя, то отражая чужие удары или отклоняясь от них. А зрители, включая вождя, следили за поединком, теперь уже напряженно замолчав и затаив дыхание. Мало того, что участие в схватке невольника - само по себе событие редкое. Так, вдобавок, вопреки словам Малрана и ожиданиям большинства зрителей, невольник этот оказался вовсе не беспомощным рохлей. "Как держать меч" он теперь знал точно. Да и не только держать.   А потом череда обменов атаками и блоками закончилась. Причем далеко не красиво и не благородно. Почему-то Малрану вспомнилась уловка Ильи, к которой тот прибегал еще в самом начале занятий. И юный, а потому нетерпеливый, наставник, решил вдруг с ее помощью поскорее завершить поединок.   На миг присев, Малран едва заметным движением подхватил свободной рукой горсть песка. И когда Криницкий подошел поближе, чтобы предпринять очередную атаку, наставник метнул горсть прямиком ему в лицо.   Ослепленный и ошеломленный, Илья едва успел прикрыться мечом - благодаря исключительно инстинктам, выработанным за время тренировок. Первую, последовавшую за горстью песка, атаку, он отразил. Но затем сильнейший толчок сбил его с ног.  - Прощайся с жизнью! - воскликнул Малран, занося клинок под вздохи зрителей - где-то исполненные облегчения, но где-то и горестные.   Вот только ни сдаваться, ни прощаться Криницкий не собирался. Успев худо-бедно сморгнуть попавший в глаза песок, он в последнее мгновение встретил удар меча Малрана собственным, выставленным плашмя, клинком.   Наставник опешил. Не иначе, подумал уже, что победа у него в кармане, что поединок по большому счету завершен. А тут - гляди ж ты: дополнительное время, как на футбольном матче. Такая невезуха!   Замешкался Малран на считанные мгновения, но и этого Илье хватило, чтобы ударить ногами по его щиколоткам. Противник зашатался и даже взвыл от неожиданной и острой боли, чем напомнил уже не бравого воителя, но побитую дворнягу.   А затем Криницкий подсек ноги Малрана, и тот повалился на песок.   Так, в течение нескольких секунд расклад в поединке изменился с точностью до наоборот. Теперь уже Илья, поднявшись на ноги, двинулся на поверженного противника, занося над головой меч.   Хуже - для Малрана, не для Криницкого - было то, что меч юного наставника глубоко и прочно воткнулся в землю. Больше чем наполовину! Малран явно не успевал достать его, а значит, и отразить атаку Ильи едва ли имел возможность.   Дабы снять даже эту, последнюю неопределенность, Криницкий пинком в грудь снова поверг, приподнявшегося было противника-наставника на землю, одновременно отбрасывая его от меча и вынуждая выпустить рукоять из дрогнувших пальцев.   Следом Илья намеревался ударить уже мечом - дабы снести, наконец, голову Малрана. Эту некогда насмешливую, нагло и презрительно ухмылявшуюся голову...   Пот застилал глаза и, смешанный с грязью, чуть ли не слепил. Сердце билось в груди с силой кузнечного молота. Криницкий, кажется, даже ушами мог слышать этот, доносящийся изнутри, грохот. Но рука была тверда и готова нанести последний удар.  - Стой! - в последний миг вдруг окликнул Илью голос... кажется, вождя Вольгрона - обычно, громогласный, но на сей раз прозвучавший, словно откуда-то издалека, - стой, ты! Своей властью, врученной мне кланом, я останавливаю поединок.  - В чем... дело? - судорожно вздыхая, вопрошал Криницкий, едва обернувшись, но меч все-таки опустил, - разве бой... не до смерти?  - Я останавливаю поединок, - повторил Вольгрон, и прозвучала эта фраза, на сей раз, с заметной ноткой упрямства, - ты доказал, что достоин называться воином... что тебе больше не место среди невольников. Но время сейчас тревожное. Каждый воин нынче на счету, и я не вправе разбрасываться людьми, умеющими держать оружие. Ты слышишь... понимаешь меня? Так что давай... закончим на этом!   "Угу. Закончим на этом, - не без иронии повторил про себя Илья, - отчего бы не закончить? Вот только интересно, если бы победил Малран, ты бы так же остановил бой?"