Разрушитель магии - Тимофей Печёрин

9

   Кто-то расстается с верой в счастливую звезду в зрелые годы. Кого-то, увы, она покидает еще в юности. А вот Кира еще, кажется, в детстве успела понять, что два понятия - она и удачный жребий - несовместимы в принципе. Как снегопад и летний зной.   Начать с того, что родиться Кире выпало не в землях пока еще вольных варваров и даже не в большом имперском городе - из тех, истории про которые на ее родине принято было слушать как волшебные сказки. Нет и нет: жизнь Киры началась хоть в Империи Света, но в одной из ее так называемых "новых провинций". То есть тех, которые были присоединены при жизни нынешнего поколения подданных. И где еще остались люди, помнившие прежние времена.   Там, где родилась Кира, вышеназванные "прежние времена" закончились за десять с хвостиком лет до ее рождения. Рассказывали, что местный князь, узнав о приближении к своим рубежам имперских легионов да прикинув соотношение сил, вздохнул... и лично вышел навстречу захватчикам с белым флагом в дрожащих руках. Да преклонил колени тотчас же, едва приметив приближение ратей в сверкающих доспехах и с изображением солнца на знаменах.   Рассудил князь, очевидно, просто. Шансов отбиться от Империи у него не было, зато имелась высокая вероятность положить в борьбе за независимость все подвластное население. Да и самому закончить жизнь раньше положенного природой срока - отдельно от собственной головы, например. И напротив, сдавшись, князь рассчитывал, по крайней мере, лично для себя приобрести больше, чем потерять. Не исключая возможности сохранить власть над родовыми владениями, хоть уже и в качестве имперского наместника. Со всеми, подобающими этому статусу, "пряниками".   Расчет оправдался... в некотором смысле. Должность наместника князю перепала. И наслаждался он ею около года. Успел выписать из столицы пару магов, вдоволь накатался на вимане - не боевой, скорее, прогулочной. Разогнал из чертога большую часть прислуги: ленивой, вороватой и дурно пахнущей, заведя вместо нее так называемых "автоматонов". Этим мудреным словом у магов именовались оживленные волшбой ходячие металлические статуи, исполнительные и неутомимые. И, что немаловажно, не нуждающиеся в пище.   Апофеозом процветания бывшего князя в его новом качестве стал бассейн, вырытый во дворе чертога и питаемый с помощью магии из подземного источника. Маги же отвечали за поддержание той температуры воды, которую лично князь-наместник называл "приятной теплотой". В бассейне он мог лежать часами, смакуя доставляемые из самой столицы вина. Ну а в итоге не то уснул и захлебнулся, не то отравился очередным бокалом дорогого напитка. Деталями никто, включая дознавателя, не интересовался. А в провинцию вскоре прислали нового наместника.   Что касается простых людей, то в их жизни изменилось мало что. Взять хотя бы родной для Киры городок Герун. Тамошнему голове удалось сохранить свою должность даже после присоединения к Империи, причем сохранить на куда больший срок, чем князю. Оно, впрочем, и понятно: не такая уж и важная это фигура - начальник в городе на пару сотен дворов. Едва ли столичные бонзы его хотя бы замечали, как не всегда замечают паутину в углах или заведшихся в доме тараканов.   Из всех возможных перемен, что могла принести Империя рядовым герунцам, лично отец Киры успел насчитать всего две. Во-первых, выросли налоги, ведь приходилось не только власти городка содержать да наместника, пришедшего на смену князю. Но и отчислять кое-что в столицу. И уже шли недовольные разговоры за кружкой пива в местной таверне: что и дерут с народа три шкуры, и князь покойный был трусом и предателем, и надо бы поднять бунт... да только все никто никак не решится.   Во-вторых, объявились в провинции стервятники сугубо имперской выделки - ростовщики. Деньги они предлагали и охотно ссужали на все. На любые нужды от ремонта или постройки дома до банальной уплаты податей. Кому-то требовались деньги на новое платье, кому-то на семена. Ну а если жизнь совсем нестерпима и хочется утопить горе на дне кружки... ростовщик и здесь готов был прийти на помощь.   Ходили слухи, что некую деревню, располагавшуюся всего в паре дней пути от Геруна, погубил не кто иной, как ростовщик, причем в паре с кабатчиком. Жители деревни забросили каждодневные опостылевшие работы и по простоте, граничащей с идиотизмом, радовались легкодоступным деньгам. А спускали их, главным образом, в кабаке, напоследок обогатив его владельца.   Когда же пришел черед отдавать долги, выяснилось, что ничего ценного у спившихся крестьян нет... за исключением их жалких домишек. А главное, земли, на которой они стояли, и которая когда-то кормила деревню. Она-то, землица, и отошла ростовщику, а от него некоему аристократическому дому из самой столицы. Судьба несчастных деревенщин нынешнего главу дома не очень-то волновала. Аристократ решил заняться разведением овец, и земля требовалась ему под пастбища. А лишние людишки с их хижинами, полями и огородами только мешали. Так что не требовалось быть оракулом, чтобы предсказать дальнейшую судьбу деревенских жителей. Ибо законы Империи были полностью на стороне нового хозяина их земли.   Ну да вернемся к Кире и к ее полной противоречий жизни. Сами роды прошли тяжело, обе - и мать, и сама дочурка выжили, как говорила повитуха, просто чудом. У матери открылось кровотечение, сама Кира чуть не задохнулась... но все обошлось. И потом, все те дни, пока роженица отлеживалась на лавке, приходя в себя, отец Киры, баюкая дочь, шепотом ее же бранил. Виня малышку в том, что она-де чуть не сгубила его любимую.   Сама Кира, понятное дело, могла ответить только криками во весь голос. Или сонным хныканьем - когда как.   А еще в тот год пропал без вести сборщик податей, отправленный из столицы. Не факт, что он хотя бы добрался до провинции. Да, сборщика, как водится, сопровождал вооруженный отряд, но на всякую силу рано или поздно найдется другая сила, побольше. А кроме местных разбойников и залетных варваров дознаватели подозревали еще и случившийся в близлежащих горах сход лавины да какую-нибудь тварь, которая могла пробраться в пределы Империи из самих Темных Земель. Вот только ничего конкретного выяснить не удалось.   А жители провинции и рады были вздохнуть свободно... ну, хоть немного посвободнее, чем обычно. Тем более что следующий год выдался неожиданно урожайным, да и цены на выращиваемые в Геруне фрукты и овощи неожиданно поднялись. А следом поднялось благосостояние, в том числе и семьи Киры. Во всяком случае, необходимость снова платить налоги городку, наместнику и императору с его прихлебателями больше не пугала. И лишь одно омрачало налаживающуюся жизнь в одном из герунских домов: Кира, любимая дочка, росла слабой, болезненной и какой-то подозрительно бледной. Местная знахарка на сей счет только руками разводила. А питомцы легендарного Магистериума не удостаивали такие вот маленькие провинциальные городишки даже кратким визитом.   К тому времени, когда Кире исполнилось семь лет, сама она о своей особенности разве что смутно догадывалась... зато все малолетние герунские шалопаи успели смекнуть: если захотелось и приключений на свою голову найти, и выйти из них целыми-невредимыми, надо взять с собой эту робкую невзрачную девчонку. Сама она, увы и ах, пострадать, конечно, могла, зато те, кто составил ей компанию - едва ли.   Когда один из приятелей Киры вздумал стянуть из булочной несколько мягчайших свежих бубликов, ему удалось благополучно удрать с добычей, а вот самой Кире - нет. Пробежав пару десятков шагов, она споткнулась чуть ли не на ровном месте и распласталась на булыжниках мостовой. И Тьма бы, казалось, с ушибами. Так ведь тогда же ее настиг разъяренный булочник. Чтобы, дав сперва незадачливой беглянке подзатыльника, ухватить ее за розовое ушко да отволочь домой, к родителям. Где Кире перепадало уже от них.   Когда трое мальчишек и две девчонки, включая Киру, под покровом ночи удрали из отчих домов и теплых постелей, да забрались в чужой огород - полакомиться сладкой дыней - нетрудно было предсказать, кому из той шайки не удалось незаметно с огорода сего улизнуть. Уходя последней и влезая на забор, Кира поцарапалась в потемках, потом сорвалась и бухнулась на землю. Где (а чего еще ждать от маленькой девочки?) в голос разревелась. Чем очень скоро привлекла внимание хозяев сладких дынь.   Взяли с собой Киру как-то раз и двое охламонов чуть ли не вдвое ее старше. Планы у них были, на собственный взгляд, грандиозные: связать плот да сплавиться по безымянной речке, протекавшей недалеко от городка.   Далеко уплыть юным покорителям вод не удалось - кое-как скрепленный плот на ходу развалился минут, примерно, через пятнадцать после отбытия. К счастью, случилось это недалеко от берега. Точнее, не слишком далеко для умевших плавать мальчишек. Но не для их сопливой спутницы: она-то подобным умением похвастаться не могла. Вот и пришлось охламонам, успевшим самим на берег выбраться, спохватившись, броситься на выручку своего живого талисмана. А когда спасли, когда вытащили и откачали, когда все трое, наконец, вернулись домой и получили по заслугам - хотя бы один из охламонов наверняка задался досадливым вопросом: "Почему не получилось? Ведь взяли же с собой козявку эту, удачу приносящую?" И невдомек было вопрошающему, что при сплаве том ему с приятелем как раз повезло. В противном случае плот могло унести к ближайшему водопаду, а там за жизни трех пассажиров самодельного суденышка никто бы не дал и ломаного гроша.   Годам к десяти до Киры дошло, что гулять лучше в одиночестве. Во всяком случае, безопаснее. Так она думала, и все чаще на улицах Геруна ее можно было увидеть, бредущей с выражением угрюмым и даже каким-то отстраненным. Надо ли говорить, что натолкнувшись на неприветливое лицо девочки, прежние друзья-приятели, как червь яблоком привыкшие пользоваться ее удачей, вскоре от Киры отвернулись. Перестали подбивать на новые авантюры, даже здороваться теперь забывали.   Когда пройденные на сотни раз пыльные улочки надоели, Кира стала выбираться в окрестности городка. И с каждым разом отходила от него все дальше... пока одна такая прогулка едва не стала для девочки последней.   По всей видимости, где-то недалеко от Геруна проживал то ли заводчик охотничьих собак, то ли богач, охотою баловавшийся. Жил-поживал, да и умер. А может, собак везли да недовезли от заводчика к богатому охотнику-любителю. Как бы то ни было, а потерю хозяев твари эти пережили - успев, правда, одичать и теперь чувствовали постоянный голод. А потому на все живое и способное передвигаться смотрели, прежде всего, как на еду.   Со временем, если их вовремя не уничтожить, такие собаки становились опаснее даже, чем волки. С серыми лесными хищниками их сближала жизнь стаей и сопутствующая тому какая-то мрачная организованность. И в то же время, в отличие от волков, собаки не испытывали страха перед человеком... по крайней мере, одиноким. А также перед огнем. И если волки предпочитали охотиться по ночам, то одичавшим собакам для поиска пропитания годилось любое время суток. И любое место, не только лесная чаща.   Что до Киры, то она, встретившаяся на пути этой стаи, о подобных вещах не задумывалась. Да что там - вообще почти не обращала внимания на внешний мир, погруженная в собственные мысли. Встрепенулась девочка разве что когда услышала нестройный хор злобных лающих и рычащих голосов.   Живя в маленьком городке, чуть ли не в большой деревне, к собакам Кира успела привыкнуть и воспринимала их без страха. Любви, правда, не испытывала тоже. Четвероногие "друзья человека" почитались ею как неизбежная примета жизни в городке, где нет крепостной стены и всего три стражника. А значит, защита имущества и жизней герунцев была во многом заботою их самих. Вот и обеспечивали ее кто как мог. Кто-то вооружался, кто-то возводил вокруг дома забор повыше да покрепче, ну а кто-то заводил себе хвостатого четвероного сторожа. Причем немало было среди горожан и тех, кто старался все перечисленные способы совместить.   Правда, между собаками герунцев и одичавшей стаей имелась разница, заметная даже с беглого взгляда. Городские барбосы все больше рычали и гавкали из-за хозяйских заборов - точно приветствовали, а может, и предупреждали всякого прохожего. Но сами оставались для него невидимыми. А потому опасности по большому счету не представляли. Собаки же одичавшие... их Кира обнаружила, во-первых, слишком близко от себя, а во-вторых, их намерения были слишком очевидны. Оскаленные пасти, из которых капала слюна, острые зубы, глаза, сверкающие голодным блеском, наконец, рык, полный злобы, выдавал их пуще всяких слов. Эти собаки давно уже не нуждались ни в хозяине, ни в ласке, ни в приюте. Они просто увидели добычу: некое заведомо слабое существо. И собирались перекусить им, дабы протянуть на этом свете еще денек-другой.   Было их пять или семь, точно Кира сказать не могла, считала она плохо. Да и не до подсчетов ей было. Крупные, зубастые, покрытые грязной взъерошенной шерстью и тем похожие на сказочных чудовищ, собаки надвигались на девочку. И хуже всего было то, что они успели отрезать ее от Геруна. Дома родного городка, их крыши, соломенные или черепичные, отсюда были видны невооруженным глазом, казались до обидного близкими. Но прежде, чем до них добежать, Кире пришлось бы прорваться сквозь собачью стаю. Этакого отряда вражеских воинов, занявших выгодную позицию.   При раскладе таком девочка не придумала ничего лучше, кроме как броситься в противоположную сторону - к лесу. Бежала она со всех ног, усиленная, ускоренная собственным нестерпимым страхом. Но даже это порой казалось недостаточным. Стая мчалась следом за удиравшей добычей, Кира постоянно чувствовала за спиною горячее дыхание нескольких звериных глоток. Пару раз собаки едва ли не настигали девочку, а одна из них сумела подобраться до того близко, что отхватила зубами клок от подола ее платья.   Но к счастью для Киры эта ее скороспелая затея - спасаться в лесу - в некотором смысле себя оправдала. Резвые на открытой местности, собаки, даже сбившиеся в стаю, очень скоро поубавили прыти, оказавшись под сенью древ. Понимали, наверное, на каком-то инстинктивном уровне, что лес служит охотничьими угодьями для других хищников, покрупнее их и поопаснее. А может, бывшие "друзья человека" почуяли поблизости другую добычу, полегче. Безобидных лесных зверьков вроде зайцев и белок.   Так или иначе, но когда Кира оказалась в лесу, погоня за ней мало-помалу выдохлась. Собаки начали отставать - сперва ненамного, но затем и вовсе скрылись из виду. Однако девочка все бежала и бежала... пока вокруг не оказались лишь деревья, а солнечный день не начал тускнеть.   И вот уже тогда, вконец выбившись из сил, Кира остановилась и в изнеможении осела на траву. А посидев с часок, переведя дух да собравшись с мыслями, пришла к не слишком утешительному заключению: домой она сегодня не попадет. Уж очень утомила ее погоня - во-первых. Ну а во-вторых, что греха таить, страшно было. И вновь наткнуться на ту же стаю на обратном пути девочка опасалась, да и вообще бродить по лесу в потемках приближающейся ночи. День к тому времени перегорел окончательно, надвигались сумерки. О том же, что находиться ночью в лесу, даром, что на одном месте, тоже далеко не безопасно, Кире почему-то в голову не пришло.   Приняв решение переждать ночь в чащобе, следом девочка озаботилась поиском ночлега. Осмотревшись, она приметила невдалеке от себя буерак, а там - прорытую под корнями одного из деревьев не то большую нору, не то берлогу. Темнеющую в земле дыру, в которую Кира могла бы, хоть ползком, но пролезть.   Зверь, прорывший не то нору, не то берлогу, был, по всей видимости, далеко не маленьким. Кире оставалось молиться, чтобы нора-берлога оказалась пустой, чтобы тварь эта ее покинула, причем желательно давно и надолго.   Присев перед норой на корточки, девочка принюхалась, вдыхая полной грудью. Она знала: у любого живого существа свой запах. А тем паче у следов жизнедеятельности этих существ. И порой эти запахи бывают очень сильными - тот, кто хоть раз бывал в хлеву или хотя бы в курятнике, не даст соврать.   Опасения не подтвердились - из дыры пахло только землей. Так что даже какашки этого зверя, хозяина норы успели разложиться и удобрить почву.   Еще раз вздохнув, теперь уже с облегчением, Кира полезла внутрь. Где с запоздалым удивлением заметила, что нора оказалась гораздо глубже, чем она предполагала. Просто-таки целый туннель, под наклоном ведущий вниз.   Снедаемая так некстати проснувшимся любопытством, девочка поползла по туннелю, оказавшемуся подобием бутылочного горлышка. Он расширялся книзу, пока не привел в настоящую пещеру.   "Вот это да! - подумала Кира с присущей лишь детям смесью восторга и беззаботности, - вот это приключение! Ребятам в Геруне расскажу - подавятся от зависти!"   Пол пещеры был завален чем-то холодным и жестким, вроде камней. Разглядеть, что именно это было, в темноте девочка не могла... да и не очень-то хотелось. Не то, что спать, даже сидеть на таком полу было жестко и неудобно, зато в пещере Кира чувствовала себя в безопасности. Став недосягаемой для лесного зверья, ночами выбирающегося на охоту.   Съежившись на небольшом пятачке, от которого она сама отгребла так называемые "камни", спала девочка чутко и тревожно. То и дело до нее долетали звуки леса - чей-то вой, рев, жалобный визг. Где-то гулко ухала сова, хрустели сухие ветки под чьими-то тяжелыми лапами.   А когда первые лучики солнца осветили лес и проникли даже в занятую Кирой нору, девочка, наконец, осмотрелась... и даже оторопела, осознавая подлинную цену своего приключения.   Те предметы, что столь опрометчиво она приняла за камни, теперь поблескивали в темноте, превратившейся в полумрак. И оказались россыпью золота - золотых монет, золотых слитков, золотых украшений. Имелась, правда, среди золотых россыпей и толика действительно камней... драгоценных. Не то рубинов, не то изумрудов, точнее Кира по невежеству сказать не могла.   К истории, точнее, предыстории Киры мы еще вернемся. А пока надо снова уделить внимание Илье Криницкому. И пророчеству, в исполнение которого он волею случая ввязался.