Личный прием. Живые истории - Евгений Вадимович Ройзман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Угощайтесь.
И она движение сделала навстречу – и раз, остановилась, покраснела и говорит:
– Мы сыр не кушаем.
– ?!.
– Не привыкаем, дорогой – 450 рублей все-таки…
Я говорю:
– Да ладно, вы что?
А чтобы не стеснялись – съел вместе с ними.
18.07.2014
Воспитательница пришла. Сокращения начались. Там ситуация простая: есть указы президента, по которым должны получать, допустим, двадцать пять тысяч рублей. А работает пять человек, фонд зарплаты – сто тысяч. Им никто его не повысит. А указы выполнять надо. Поэтому одного увольняют, и указ президента выполнен. Уже в детских садах все меньше логопедов, физкультурных работников и т. д.
25.07.2014
Еще прием не начался, пришел хороший человек – профессор консерватории. Он родился на Брянщине. Когда началась война, на фронт ушел отец и семнадцатилетний брат. А его в сорок втором году вместе с матерью угнали в концлагерь. Потом мать угнали в Германию, а позднее, когда детей повезли на погрузку, машина подорвалась на мине, и он убежал. Вышел к партизанам, воевал в отряде имени Цыганкова, был связным. В сорок третьем его ранили, и он стал инвалидом II группы. В этот момент ему было тринадцать лет. У него есть орден Отечественной войны и разные медали, в том числе за освобождение Белоруссии. Он успешный человек, профессор, кандидат наук, лауреат международных конкурсов и т. д. И никогда ни на что не претендовал.
В две тысячи тринадцатом году ему позвонили из соцзащиты и сообщили, что ему назначена компенсация за инвалидность вследствие военной травмы в размере семи тысяч рублей. Ему было очень приятно. Компенсацию выплатили за апрель и за май, а в июне сообщили, что платить больше не будут, потому что он невоеннообязанный, не служил в армии, а в военных действиях не мог участвовать по возрасту (!). Ему стало обидно, и он написал в Министерство соцзащиты. Оттуда пришел странный ответ: «Вы были участником партизанского отряда, а мобилизации подлежали военнообязанные… Вам на момент объявления обязательной мобилизации 23-го июня 41-го года было 11 лет, следовательно, призыву на действительную срочную военную службу вы не подлежали до окончания Великой Отечественной войны…» И вот он сидит передо мной, человек, оказавшийся под немцами, побывавший в концлагере, воевавший в партизанском отряде, раненный в бою, оставшийся инвалидом (в справке из госпиталя, кроме ранения, указана еще и дистрофия), голос его дрожит, и он старается не заплакать. И самое главное – он ничего ни у кого не просил, ему предложили, и он принял это с достоинством как должное. А потом забрали. И конечно, это унижение и оскорбление.
01.08.2014
Зашла пожилая женщина. Они с мужем когда-то жили в бараке. Когда барак расселяли, им дали квартиру, а у них было два сына. Старший подрос, они оставили квартиру ему, а сами купили кооператив. Потом, когда в начале девяностых пенсии не платили, они оставили младшему сыну кооператив и уехали в деревню за сто сорок километров. Маленький домик, двадцать метров. Корову завели, курей и все такое. Как-то пережили. А потом муж умер, хозяйство она не потянула и вернулась в Екатеринбург к сыновьям. И вдруг обнаружила, что ее никто не ждет. У сыновей своя жизнь, и они ей не рады. Идти некуда. Король Лир, только наоборот. Вот такая вот история.
08.08.2014
Мужик сорокового года рождения рассказал, как в сорок третьем году на Кубани, в Красногвардейском, он, трехлетний, заболел воспалением легких и уже умирал, и немецкие солдаты привели своего врача, и врач его спас. Много помнит: и бои, и оккупацию, и как немцы отступали, и даже врача помнит, как в тумане.
15.08.2014
Уралмашевские пришли. Жители жалуются, что во дворе 27-й школы решено построить детский садик, и они готовы сопротивляться этому до последнего. А я 27-ю школу знаю, там территория огромная. Можно не один детский садик воткнуть без особого ущерба. И еще: если садик собрались строить, значит, в нем есть серьезная потребность. Я им говорю: «Ну, вам-то чем этот садик мешает? Ну, туда же дети пойдут». Не слышат и стоять готовы до конца. С другой стороны, если бы садик там был и его собирались бы убрать, люди точно так же встали бы на его защиту. Съезжу вечером посмотрю. Когда раньше жил на Культуры, у меня во дворе садик был. А уралмашевцы детей приводят в садик к половине восьмого. И вот утром, полвосьмого, вдруг слышишь: птички за окном галдят, весело так поют и чирикают. Выглянешь, а это вовсе не птички, а дети на участке бегают. Если не знать, что это маленькие детки кричат, то точно – птички.
22.08.2014
Человек воевавший, раны, ордена, под девяносто. Рак желудка, последняя стадия. Из больницы выписали домой. Вставайте, говорят, на учет в поликлинику. Сын обратился: «Помогите!» Договорились, решили. Положили его, ухаживают. На двадцать первый день запас жизни еще есть.
Сын пришел:
– Что делать дальше?
Я говорю:
– Ну, выпишут – переведем куда-нибудь. – И спрашиваю: – Может, в хоспис тебе его?
Он говорит:
– Нет, я отца родного в хоспис не отдам. Буду с ним до последней минуты. Он очень хочет дожить до Девятого мая, надеть все ордена и выйти на парад. Это будет последний парад.
29.08.2014
Женщина в сорок пять лет развелась с мужем и переехала из Москвы в пригород Екатеринбурга. Познакомилась с мужиком на десять лет моложе и вышла за него замуж. Он верующий, такой простой и честный. А она очень хотела ребенка, но никак не получалось. И они решили усыновить. Вот однажды накупили всяких фруктов и пошли в детскую больницу. Заходят, и вдруг навстречу им трехлетняя девочка хромает. Увидела их и закричала: «Папа, папа!» Обняла его за ногу и замерла. Он жене говорит: «Ну-ка, подержи арбуз». Поднял девочку, она обняла его за шею и прижалась щекой. И сопит. Он жене говорит: «Все, эта наша». А жена: «Так у нее ДЦП!» Но он стоит на своем: «Все, это наша дочь». И они спрашивают медиков: «Чей ребенок?» Те отвечают: «Ничей, живет здесь, мать бросила». Они сказали: «Мы забираем». Все обрадовались. Через какое-то время оформили усыновление. И ни разу не пожалели, живут очень дружно. Недавно жена взяла кредит пятьдесят тысяч
