В воскресенье рабби остался дома - Гарри Кемельман

— Потому что он идиот.

Горфинкль тоже встал из-за стола.

— Куда ты идешь?

— Сделать пару звонков.

Но телефон зазвонил как раз, когда он подошел к нему. Звонил Тед Бреннерман.

— Бен? Это Тед. До меня дошел слух, что Пафф и его компания начинают собирать людей.

— Ты имеешь в виду — голосовать против моих назначений? Естественно…

— Нет, Бен, не для того, чтобы пытаться забаллотировать нас. Чтобы уйти и создать другой храм.

— От кого ты это узнал?

— От Малкольма Маркса. Пафф звонил ему.

— А я только что выяснил, что рабби трепал языком перед детьми, чтобы они надавили на своих родителей. Я думаю, что начинаю понимать. Послушай, нам придется встретиться по этому поводу, сегодня же вечером. Ты получил список членов правления? Ладно, ты знаешь, кто с нами на сто процентов. Начинай звонить. Ты берешь от А до М, а я возьму остальных. Встретимся здесь у меня, скажем, около десяти. Всем хватит времени добраться.

Глава XVIII

Из ящика комода Муз Картер выбрал пару вязаных ромбиками носков. Был уже полдень понедельника, но он еще не одевался. Сидя на краю кровати и рассеянно натягивая носки, он обдумывал безотлагательную проблему — деньги. В соседней комнате его сестра Шэрон — он знал это — лежала на кровати и читала. Она всегда читала.

— Эй, Шэрон, — позвал он через стенку, — дашь взаймы?

— Нет.

Он не ожидал ничего другого, но попытаться стоило. Он наклонился ближе к стене и заговорил с большей настойчивостью:

— Понимаешь, я подыскал одну работенку. Парень в городе, в Бостоне… — Он услышал скрип кровати, затем хлопнула дверь. Она вышла.

— Сука, — пробормотал он.

Он поднял край матраца, чтобы достать серые фланелевые брюки, которые положил под него вчера вечером. Надевая их, он обдумывал, на что можно рассчитывать в комнате Питера. Малыш доставляет газеты, и у него всегда есть деньги. Он, однако, не даст взаймы и пяти центов. О деньгах он заботится больше, чем о собственной шкуре. Но сейчас его нет дома. С другой стороны, малыш хорошо их прячет, и если Шэрон услышит, как он шурудит в его комнате, она донесет на него. Плечи Муза невольно вздрогнули при воспоминании о том, как в последний раз его поймали, когда он залез в запасы Питера: отец выразил свое неодобрение с помощью полудюймового прута.

Все еще размышляя о возможности быстрого набега в комнату Питера, он выбрал из своего скудного гардероба желтую рубашку. Внизу открылась и закрылась дверь — значит, мать вернулась из похода по магазинам. «Черт, она даст их мне», подумал он и быстро закончил одеваться. Черный галстук, уже завязанный, затягивался одним быстрым движением. Он надел спортивную куртку и сунул ноги в мокасины. Затем сбежал по лестнице.

Мать раскладывала на кухне покупки.

— Ты собрался на свидание с девушкой? — недовольно спросила она, увидев, как он одет.

Он улыбнулся ей широкой заразительной улыбкой.

— Девушки — это вечером, мама, ты же знаешь. Я собираюсь в город.

— В город?

— Да, в Бостон. Есть шанс получить работу. Там особое дело. Домой могу попасть поздно.

— Отец не любит, когда тебя нет за столом во время обеда.

— Да знаю я, мама, но обратно я поеду автостопом.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет даже на автобус?

— У меня десять пенсов. Это правда. Я должен был получить кое-какие деньги в магазине за работу, которую делал для старика Бегга, но он забыл расплатиться со мной, а я забыл напомнить.

— Он не заплатил тебе за работу?

— Нет, он никогда не платит мне до пятницы, до конца недели.

— А этот мистер Пафф в кегельбане?

— Он заплатит только сегодня вечером.

— На что это похоже, когда такой мальчик, как ты, должен ездить автостопом? Почему ты не найдешь себе постоянную работу?

— Плотником, как Па? Нет уж, спасибо. Я же сумел прожить с тех пор, как вернулся, разве нет? Просто время от времени человека поджимает. И такое может случиться с кем угодно. А если у меня получится с этим делом, я буду на коне.

— С каким делом?

— Что-то связанное с рекламой. Один парень — я познакомился с ним в колледже, в Алабаме, — приехал на Север и организует бизнес.

— И ты собираешься встретиться с ним без пенни в кармане?

— Я не собираюсь говорить ему, что я без пенни, — резко сказал он.

— Он увидит это по твоему лицу. Он прочтет это в твоих глазах, — сказала она. — Как это вижу я. — Она пошарила в кармане передника и достала кошелек. — Вот, здесь два доллара. Это все, что я могу тебе дать, но ты сможешь поехать на автобусе в оба конца. — Она протянула ему помятые банкноты. — Теперь ты наверняка вовремя попадешь домой к обеду.

— Вот те раз, Ма. Я хочу сказать, что придется обсудить какие-то подробности, он может пригласить меня пообедать с ним. Не могу же я все бросить и сказать: мне домой надо, меня семья к обеду ждет.

— Хорошо, если ты увидишь, что задерживаешься, то позвонишь. Просто извинись и скажи, что у тебя встреча, которую надо отменить; позвонишь и скажешь, что опаздываешь. Так это и положено делать. И если он деловой человек, то будет уважать тебя за это.

— Хорошо, мама. Думаю, ты права. Спасибо за деньги. Ты получишь их обратно не позже пятницы.

Он достал из стенного шкафа светло-бежевый хлопчатобумажный плащ, поднял воротник и оглядел себя в зеркале, висевшем в холле. Собственный вид его удовлетворил, — молодой студент колледжа, точно как в «Плэйбое». В зеркале он видел, что мать наблюдает за ним и что она им гордится. Он подмигнул своему отражению и с радостным «до свидания» вышел.

Глава XIX

Диди прикрыла рукой телефонную трубку и прошептала матери:

— Помнишь того парня из школы, о котором я тебе говорила? Алан Дженкинс? Цветной парень? Он сейчас в Линне и хочет приехать. Что мне ему сказать?

— Пригласи его, если хочешь, — сухо сказала миссис Эпштейн. — У него есть машина?

— У него мотоцикл. А как же пикник…

— Пригласи его с собой, если он захочет.

— Ты думаешь, это будет нормально?

— Не вижу, почему нет. А все-таки, какой он?

— О, он немного старше, чем большинство первокурсников; он работал пару лет. Он ужасно талантливый. И он спокойный и веселый — я имею в виду, что не угрюмый, или, знаешь, обозленный, как некоторые из них. Я хочу сказать, в школе, это же художественная школа… в общем, это не имеет значения. Я хочу сказать, что мы не думаем о нем как о другом, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Тогда… — и миссис Эпштейн пожала плечами.

Диди убрала руку с трубки и сказала:

— Ой, Алан? Извини, что заставила тебя ждать. Послушай, мы с бывшими одноклассниками устраиваем пикник на пляже. Ты бы не хотел пойти с нами?… Человек шесть или восемь… Ты можешь? Хорошо. О, я как раз вспомнила: я обещала нашему рабби показать картину, над которой работала в школе, — помнишь, Моисей и скрижали Завета? Так может, подвезешь меня к нему?… Нет, мы не задержимся… Хорошо, ты выезжаешь из Линна по береговой дороге и едешь до первого светофора…

Алан дал полный газ и заглушил мотор. Диди соскочила с заднего сидения, и он отвел мотоцикл к гаражу.

— Этот рабби, похоже, прямой парень, — сказал он. — Забавно, я ожидал увидеть старую развалину с длинной бородой. Я думал, что все раввины носят бороду.

Диди хихикнула.

— Нет, только все студенты колледжа. Мне кажется, я ни одного бородатого и не видела ни разу.

— Я-то думал, он будет говорить, как проповедник — знаешь там, о Боге и всяком таком…

— На самом деле раввины не проповедники; они скорее учителя, — объяснила она. — Как говорит наш рабби, его настоящая работа — толковать и применять закон, как адвокат или судья.

Миссис Эпштейн встретила их в гостиной.

— Вы первый раз в Барнардс-Кроссинге, мистер Дженкинс? Диди так много говорила о вас.

Это был привлекательный молодой человек, с кожей цвета крепкого кофе. Губы хотя и синеватые, но не слишком большие. Нос с высокой переносицей и правильной формы. Волосы коротко подстрижены; она с удовлетворением отметила, что он и не пытается выпрямить или пригладить их. Он был среднего роста, но с широкой грудью и квадратными плечами, которые сейчас казались напряженными.

— Да, мэм. Я бывал пару раз на Северном побережье — в Линне. Есть там один парень, который иногда продает мои картины…

— Художественный дилер? Я не знала, что в Линне есть художественный магазин или галерея, — сказала она, предлагая ему стул.

— Нет, мэм. У него вроде книжного магазина с открытками и какими-то подарками — всякие такие штуки. Когда у него есть место, он вешает мои картины, и если продает какую-нибудь из них, платит мне.

— И много вы продаете? — спросила она.

Он засмеялся красивым, открытым смехом.