Цена омеги - Алиса Линд

— А ещё, если ты сейчас уйдёшь, я буду один заботиться о Герде, мы с ней отлично поладили. Ей со мной хорошо. Но она все равно будет ждать тебя каждый день.

— Что же ты со мной делаешь! — Вырывается первее, чем я успеваю сообразить, что говорю. — Засранец! Ты гад! Тебе говорили?

— Гад, преданный только тебе, — утомленно выдыхает Йован. — А теперь пора убираться отсюда.

— Хорошо, — шепчу я больше себе, чем ему. — А ты сможешь?

— После того, как ты меня подлатала, а то! — Йован заводит двигатель и выезжает на дорогу.

Я чутко слежу, чтобы он не засыпал, но говорить не тянет. Я все ещё зла на него, хотя от одного взгляда на него в мозгу вихрем взмывают воспоминания о нашей ночи. Пора уже перестать водить себя за нос и наконец признаться, что я втрескалась в этого засранца. Только вот будущего с ним я пока не вижу. Как и вообще собственного будущего. Хотя в одном я таки уверена — Йован сделает все, чтобы защитить меня.

Мы въезжаем в город, а там сворачиваем в район с коттеджной застройкой, но выглядит он странновато, как у нас в Сербии, я даже на мгновение допускаю, что мы вернулись в мою родную страну, но вспоминаю, что я не пересекала границу. Все дома тут увиты плющом и виноградом, старая светлая кладка фасадов радует узнаваемостью рисунка, заборы высокие, но не чересчур, и можно разглядеть детские качели и домики, грядки, клумбы, надувныые бассейны — кто во что горазд.

Йован останавливается у дома с красной черепичной крышей с двором, который густо зарос разной растительностью. В нос вбиваются странные запахи, слишком резкие и слишком химические для такого количества зелени.

— Наша остановка, красавица, — Йован, кажется, из последних сил улыбается, заводя машину в заботливо открытые кем-то ворота. — Выходи и ничего не бойся.

Я отстегиваю себя и его, сама выбираюсь из машины, Йовану уже помогает высокий крепкий мужчина лет пятидесяти. Ко мне подходит женщина со строгим лицом, чем-то похожая на мою покойную тетю.

— Ты её привел, Йован, — восхищенно шипит она, ощупывая пальцами мое лицо.

И что-то мне уже не кажется это место безопасным.

28. ♀

Сташа

Йован снова притащил меня в ловушку!

— Какого черта ты сделал, Йован?! — кричу на него, ощущая растущее отчаяние. — Как я могу тебе верить?! Ты постоянно лжешь!

Он стоит, опираясь одной рукой о плечи мужчины, другой делает фейспалм, а меня трясти начинает — он ещё и ёрничает!

В голове красным светится желание бежать, сражаться, защищаться! И в теле разливается острая боль. Я понимаю, что обращаюсь, но не пытаюсь это сдержать. Я всех тут раскидаю и перемахну через забор!

— Успокойся, дитя, — в воспаленный мозг врывается тихий голос женщины. — Здесь тебя никто не обидит. Остановись.

Срала я на эти уговоры! Конечности превращаются в лапы, лицо саднит и вытягивается, платье трещит и сваливается бесформенной тряпкой, внутри, точно лава, разливается жар.

— Я сестра твоей тети! — говорит женщина более обеспокоенно. — Йован привез тебя, чтобы ты узнала свою историю!

Эти слова бьют идеально в цель. Внутри сокрушительной волной прокатывается сожаление. Я любила тётю. Мы были близки. Её утрата стала ударом. Обращение удивительным образом прерывается. Появившаяся шерсть слетает с меня пушистыми медными клоками, и вскоре я обнаруживаю себя голой на четвереньках возле машины. Медленно поднимаюсь, шокированная тем, что произошло, краснею, осознавая, что я сейчас в чем мать родила.

— Уводи его, Берко, — хрипло кричит женщина и срывает с себя некое подобие кардигана.

Поспешно подходит и накидывает мне спереди на плечи. Йован рычит, глядя на меня исподлобья. Я кожей ощущаю его желание, и во мне непрошенно возникает ответное. Берко почти силой уводит моего волка в дом, а женщина в это время так и держит свой кардиган, прикрывая мое тело.

— Идем, я дам тебе одежду, — бурчит она. — Вот вы, Медные, все такие, несдержанные!

Мы заходим в дом с другой стороны, и женщина выдает мне длинное белое платье с рукавами воланами и высокой талией, точно доставшееся от дальней родственницы из девятнадцатого века.

— Вы расскажете, что происходит? — спрашиваю недоверчиво.

— Конечно, — заверяет она. — Я Ивана. Мы ведьмы. Диссиденты, можно сказать. В Сербии власть Ковена непререкаема, а мы не захотели участвовать в том, что там происходило, и уехали в волчью Черногорию. Здесь ведьм совсем мало, но мы научились сотрудничать с волками.

Она ведёт меня на простую кухню, заваривает чай и начинает рассказ. Тридцать лет назад, во время кровопролитных боснийских войн, Орден, регулирующая человеческая организация, заключил договор: волки уходят в Черногорию, ведьмы — в Сербию, а люди прекращают их уничтожать. В подтверждение мира мой отец, альфа Медных, отдал своего младшего ребёнка, то есть меня, в человеческую семью, чтобы гарантировать, что он не начнёт новую войну.

— Семья оказалась ведьминской, — говорит Ивана с грустной нежностью. — Ковен выбрал нас с Берко и твоей тётей Зорицей для этого. Тебя принесли, когда тебе и двух лет не было.

Она делает паузу, потом продолжает:

— А когда тебе исполнилось три, Зорица согласилась на предложение Ордена использовать тебя для эксперимента. Они хотели узнать, можно ли подавить волчью природу препаратами.

Меня подташнивает от её слов, но я молчу.

— Мы с Берко разругались с Зорицей и уехали, — в её голосе звучат досада и горечь. — Она осталась с тобой и так и умерла.

У меня дрожат руки. Не знаю, что мне делать со всеми этими откровениями. Прошу разрешения проведать Йована, и Ивана провожает меня в другую часть дома, где вместо гаража оборудована медицинская комната.

Йован дремлет полулежа на каталке, стоящей по центру помещения. В локте торчит капельница, на теле уже почти никаких ран. Быстро же он восстановился. Подхожу, прохожусь взглядом по телу, укрытому только одной простынкой. Задерживаюсь там, где у него пах, и замечаю, что его член встает. Стремительно наливается, набирает силу и мощь. А в следующее мгновение его пальцы обвиваются вокруг моего плеча, и Йован рывком притягивает меня к себе. Впивается мне в губы в горячем, утверждающем его власть поцелуе, а я плавлюсь от заполнивших мозг эндорфинов.