Бунт - Владислав Реймонт

В темноте, в ужасе от неожиданного нападения люди, пробужденные от полудремы, бегали как очумелые и, не понимая, что вокруг происходит, удирали в лес или, вопя во весь голос и отбиваясь от нападающих, искали спасения на деревьях и скалах. В страшной суматохе лишь изредка раздавался выстрел, поскольку стрелки, рассеянные неожиданным нападением и частично перебитые, не могли добраться до своих ружей. А борьба становилась все более дикой и жестокой. Отчаянные крики пронзали воздух. Стоны раздираемых живьем тонули в оглушительных звуках лая, воя, визга и ржания. Лишь какое-то время спустя люди, оправившись от испуга, начали оказывать сопротивление. Тут и там они в одиночку сражались с целыми стаями, защищаясь голыми руками. Волки нападали с яростью, раздирая людей на куски и волоча их по полю боя. Какой-то старик в разорванной ливрее, с расцарапанным лицом, покрытый ужасными ранами, тлеющей головней защищался от целой волчьей стаи. Другой истошно кричал под копытами топчущих его лошадей. А еще один вскочил на верхового жеребца, который, словно обезумев, понес его, разбивая по пути о деревья и скалы. Какой-то огромный мужик, схватив волка за задние лапы, колотил нападающих его тушей. Наконец со стороны буков и скал начали раздаваться все более частые залпы, в блеске выстрелов можно было различить клубки из псов, волков и людей, сцепившихся друг с другом и катавшихся по земле. Обезумевшие кони топтали всех без разбору.

Рекс в сопровождении Хромого руководил всем, сам вел в атаку, предупреждал об опасности, натравливал увиливавших от битвы или, бегая в темноте вокруг сражающихся, грозным львиным голосом призывал к битве.

Но Хромой, не в состоянии сдержать своей жестокой природы, время от времени бросался в гущу ожесточенных боев и, насытив вечную жажду убийств, возвращался, запятнанный кровью и нередко с куском мяса в зубах.

– Брось! Не будешь же ты есть человечину! – приструнил его Рекс с неуловимой угрозой в голосе. И нечто, похожее на сожаление, сжало его сердце. Хотя пес с хладнокровием и бдительностью настоящего вожака продолжал следить за дальнейшим ходом сражения, под наплывом внезапного отвращения к волкам он начал сдерживать и беречь своих собратьев.

– Ты хочешь одержать победу на наших костях, – обеспокоенно заворчал Хромой.

– Вы боретесь за свою свободу и жизнь, а мы – лишь за честь! Помни, что мы вам помогаем. А если тебе что-то не нравится, я уведу своих, – пригрозил пес, ощерив клыки.

Хромой, возбужденный запахом крови и стонами разрываемых на куски, вновь ринулся в бой.

А Рекс, присматриваясь со стороны, вслушивался в звуки битвы со все большим раздражением. Его терзали полные отчаяния голоса людей, пробуждая в нем какие-то болезненные угрызения совести. Напрасно пес отгонял их – они преследовали его, не умолкая ни на минуту. В одном месте он наткнулся на человека, ползущего к роднику, – тот представлял собой лишь ошметки мяса, тряпок и переломанных костей, истекающие кровью и издающие ужасный стон. Рекс вспомнил своего старого хозяина, которого когда-то на охоте ранили кабаны, – пес тогда точно так же нашел его ползущим на четвереньках к воде. И, поддавшись странному порыву чувств, припав к раненому, пес начал лизать ему лицо и выть. Пробегавшие мимо волки хотели догрызть умирающего, но Рекс гневно прогнал их. Он уже больше не мог слушать человеческих криков отчаяния.

Теперь, когда пес смотрел на людей, поверженных и, словно зайцы, беспомощно извивающихся в волчьих лапах, он жалобно заскулил над их унижением. Рекс забыл о мести и ненависти.

Вновь встрепенулась в нем извечная привязанность к человеку, рабский страх перед его всемогуществом и удивительное чувство общности с его судьбой. Временами он особенно остро чувствовал, что люди ему ближе всех остальных, что он должен сражаться на их стороне и гибнуть вместе с ними. Вместе с тем росла в нем ненависть к волкам и их отвратительной жестокости.

Сражение превращалось уже в беспорядочную страшную бойню; крик раздираемых живьем усиливался с каждой минутой. Обезумевшие от убийств стаи терзали людей, падающих от ран и изнеможения. Триумфальный вой разносился по полю боя вместе с хрустом ломаемых костей и хрипами умирающих.

Лишь двое смельчаков, чудом вырвавшись из волчьих клыков, добежали до повозок и, схватив топоры, дротики и вилы, защищались как львы, окруженные сворой волков, кидавшихся на них со всех сторон. Это неожиданное сопротивление и блеск железа, разящего без отдыха, еще больше злил нападающих. Вдобавок с деревьев полетели пули, бьющие все чаще и все более метко.

Рекс, воспользовавшись моментом, завыл, призывая закончить сражение.

Хромой загородил псу дорогу и накинулся на него с неистовым лаем.

– Предатель! Ты покидаешь нас! Но мы будем грызть их до последней кости.

– Если ты охоч до трупов – жри их! У нас есть дела поважнее, чем душить подыхающих. Пойми, бараний твой лоб, им есть чем защищаться! Посмотри, сколько ваших они уже порубили на падаль! Слышишь, как грохочут?! Многие убежали в лес, они могут привести подмогу. И зачем вам эти недобитки? Сейчас самое время, чтобы отступить.

– Клыки и когти к бою! Убивай, дери, разрывай! Убивай! – завыл обезумевший Хро-мой и, не обращая внимания на предупреждения, бросился вместе с остальными волками на повозки.

– Еще сегодня с тебя шкуру спустят, скотина, – проворчал с сожалением Рекс и призвал своих псов прекратить бой и отступить. Но прошло немало времени, прежде чем его услышали, прежде чем псы покинули битву, и еще больше – прежде чем люди собрали разбежавшихся коней. Тем временем какая-то необыкновенная заря начала заниматься в лесной чаще.

Будто бы восходило солнце, но удивительным образом казалось, что восходило оно со всех четырех сторон света, ибо кровавые зори разливались вокруг и, вспыхивая у земли, достигали верхушек деревьев пламенеющими языками. Небо притом было черным, беззвездным, затянутым облаками, деревья стояли без малейшего движения, а какой-то неровный глухой шум раздавался все сильнее.

Рекс, почуяв едкий запах дыма, помертвел от ужаса.

– За мной! Со всех сил! За мной! – тут же завыл он и, охваченный смертельной тревогой, инстинктивно бросился в ту сторону, где было еще темно, а за ним кинулись все псы. Только кони, завидев огонь, с ржанием вернулись на поляну, топча по дороге всех и вся.

Заря росла, поднималась и приближалась с безумной скоростью, уже было видно сражающихся – будто в кровавой мгле, – уже ближайшие деревья почернели и казались еще более высокими, тут и там показывались порозовевшие верхушки скал.

Одновременно закричали птицы, сорвался вихрь и огонь будто накинулся на лес, тысячи молний замелькали на черных огромных стволах и, перескакивая с ветки на ветку, с дерева на дерево, рвались наверх, пожирая темноту кровавыми клыками.