Москва в огне. Повесть о былом - Павел Бляхин

Я еще не видел Ленина, но всегда чувствовал его направляющую руку, слышал его могучий голос и так же, как все большевики, верил ему и любил его. Впервые я услышал о нем из уст Веры Сергеевны. И, конечно, я мечтал когда-нибудь повидать Ленина и пожать ему руку.

К созданию и обучению боевых дружин московская организация приступила еще в октябре, после похорон Баумана. Вначале дружины создавались с целью обороны от погромов и для охраны наших митингов и собраний, но вскоре, по настоянию Ленина, они стали готовиться к вооруженному восстанию.

Обучение дружинников военному делу в основном происходило в городе и на его окраинах, — разумеется, конспиративно. Полиция, конечно, об этом знала, но решительных мер к их ликвидации пока не принимала. Стрельбе, как правило, учились в окрестных лесах.

Рабочая молодежь, партийная и беспартийная, охотно шла в эти дружины, готовилась к предстоящим боям. К сожалению, агитаторам-массовикам не до того было — нас разрывали на части, мы всегда были заняты.

Разговор с Верой Сергеевной о великом значении агитации поднял меня в своих собственных глазах. Мне казалось даже, что я стал нужнее для партии, для революции и, конечно, счастливее, но… для полноты счастья мне не хватало одной маленькой вещицы — револьвера в кармане. С Кавказа я привез с собой только двусторонний кинжальчик, начищенный до зеркального блеска. Но что значит кинжал против винтовок и пушек? Неужто и во время восстания мне придется воевать лишь словом?

Наконец мое желание осуществилось, из комитета мне выдали блестящий никелированный револьвер системы «Смит и Вессон». Кажется, чего же больше? Но тут обнаружилось, что стрелять из револьвера тоже надо уметь. А я до сих пор стрелял только из Охотничьего ружья, да и то лишь по уткам.

Из беды меня выручил мой новый приятель Сережка.

— Не робей, оратор, я тебя в два счета научу! Я же нулю на пулю насаживаю: раз-раз — и готово!

Хвастовству Сережки я не очень доверял, но охотно согласился пойти с ним в лес и поупражняться в стрельбе.

Когда мы собрались, за нами увязался и Мишка. Никакие уговоры не помогли.

— Все равно я пойду за вами, хучь гоните, хучь не гоните.

Мы сдались и решили взять парнишку с собой: с ним, пожалуй, и конспиративнее будет — просто идут ребята на прогулку, благо сегодня воскресенье.

Погода нам благоприятствовала — было солнечно и не очень холодно.

Сережка привел нас в Сокольники и здесь углубился в чащу леса. Шел уверенно, быстро и долго. Я старался не отставать. Мишук бежал за нами вприпрыжку, как заяц.

Большой сосновый лес я увидел впервые. Какие могучие и стройные деревья! Их зеленые мохнатые ветви, накрытые снегом, казалось, тонули в синеве неба, на стволах блестели золотые блики от солнца. А здесь, внизу, — первозданная тишина. Каждый звук мгновенно подхватывало эхо и уносило в глубину леса, постепенно замирая. И было жаль нарушить своими шагами это торжественное молчание природы. Стоять бы, смотреть и слушать…

— Вот мы и пришли! — весело воскликнул Сережка, останавливаясь на небольшой площадке среди леса.

Здесь деревья были кем-то вырублены, распилены и сложены в поленницу.

— Это наш тир, товарищ оратор. Здесь наш Петруха обучает свою десятку стрельбе, и, понятно, я с ними. — Сережка повернулся к мальчику — А ну-ка, пупырь, отмерь от поленницы десять шагов да пошире.

Мишка охотно принялся за дело.

Сережка подошел к поленнице, вынул из-за пазухи бумагу и, развернув ее, прикрепил гвоздочками на уровне человеческого роста.

— А вот и наша мишень! Надо влепить пулю или в рот, или в глаз этому держиморде. Хорош?

Мишень оказалась большим лубочным портретом царя Николая Второго, уже изрешеченного пулями. Один глаз был выбит, правое ухо оторвано и висело, как у легавой собаки.

Я рассмеялся:

— Здорово вы его разделали!

— Это я ему глаз-то подбил, — похвастался Сережка. — Пулю на пулю! А ты бери на мушку второй глаз. Если попадешь, тоже Следопытом будешь.

— Ладно, попробуем.

— А я в пузу пальну! — крикнул издали Мишка, уже отсчитавший десять шагов от цели.

Мы отошли от мишени на дистанцию, установленную мальчуганом.

Сережка торжественно вытащил из-за пояса довольно мрачного вида «бульдог» и ловко зарядил его. Мой «смит и вессон» был уже заряжен и блестел в руках, как начищенный самовар. В барабане пять пуль. Но Сережка пренебрежительно скривил губы:

— Где ты достал эту «козью ляжку», оратор?

— Как… как ты сказал?

— А вот как, — Сережка взял мой «смит» и перевернул стволом вниз. — Видишь, на что похож?

В самом деле, в таком виде револьвер в точности походил на ляжку, не хватало только копытца.

Мы все трое рассмеялись. Оказывается, револьверам системы «Смит и Вессон» дружинники давно уже дали ироническую кличку «козья ляжка».

— К барьеру! — крикнул Сережка, становясь боком к мишени. — Слушай меня, оратор. Стрелять будешь по команде «пли». Командовать буду я. Револьвер надо поднимать не рывком, а плавно, снизу вверх. Если захочешь попасть в рот, целься в подбородок.

— Почему это? — удивился я.

Сережка тоном педагога поучал:

— При выстреле дуло револьвера подпрыгивает вверх, и нуля оказывается немного выше прицела. Понятно? Особенно «козья ляжка» так фокусничает. А ну, готовьсь!..

Я не без волнения поднял револьвер и стал целиться в подбородок царя, намереваясь всадить пулю в рот. В юности я собирался самолично убить настоящего, живого царя и сейчас очень пожалел, что передо мной был только портрет. С каким удовольствием подстрелил бы я его! Охотником я был приличным и целиться умел. Поднимая револьвер, я надеялся поразить ребят метким выстрелом.

Мишка жадно следил за револьвером, блестя глазами, а Сережка, как настоящий командир, раздельно и громко командовал:

— По царю-вампиру… по двуглавому стервятнику… по плюгавому Николашке Второму и последнему… пли!..

Я резко дернул спуск. Из дула махнул огонь, и грохот прокатился по лесу. Мне казалось, что его можно было услышать за десятки верст.

Мишка стремглав ринулся к мишени. Мы оба побежали за ним.

Я нетерпеливо глянул на рот и подбородок царя — никакого следа от пули не оказалось. Левый глаз тоже был цел и как будто с насмешкой подмигивал мне: «Эх ты, стрелок липовый!»

Сережка тщательно подсчитал все дырки, которыми был пронизан портрет раньше.

— Как было двенадцать, так и осталось. Промазал, оратор!

— К богу полетела! — сострил Мишка.

Я в смущении, но с тайной надеждой осмотрел поленницу вокруг портрета — ни единой царапинки!

— Не беда, — утешал Сережка, — первый раз я тоже в небеса палил.

Мне было несколько конфузно и даже досадно.

— Ты вот погляди, как я сейчас царю второй глаз вышибу, — похвалился Сережка, отходя к нашему «барьеру».

— Сережка — он могёт, — поддержал и Мишка. — Я сам видел, как он палил, ей-бо!..

Однако и Сережка не сразу попал в цель: первым выстрелом он влепил пулю на целую четверть выше головы, вторым чуть задел ухо и только третьим подставил «синяк» под самый глаз.

Мы вдоволь поиздевались над «Следопытом». Я выпалил еще четыре нули, моя «козья ляжка» дала две осечки. Это уж совсем скверно.

Мишка вихрем слетал к мишени и через минуту торжественно возвестил:

— Есть две дырки на самой морде! Ур-ра-а-а-а!

— В корову попадешь без промаха, — похвалил Сережка, засовывая свой «бульдог» за пояс, под пальто. — Для начала хватит. Пошли, ребята.

— Дай и я стрельну! — взмолился Мишка. — Я же стрелял. Я же пятый раз хожу. Я же…

Сережка уступил.

Получив «бульдог» в руки, Мишка просиял и принял воинственную позу. Он долго целился и наконец, высунув язык от напряжения, спустил курок.

Грохот выстрела снова разбудил эхо и гулкими перекатами пошел во все стороны.

Козлиными прыжками Мишка подбежал к портрету, быстро осмотрел его и неистово заплясал у поленницы.

— Попал! Попал! Ей-богу, попал!

В самом деле, нуля оторвала верхний уголок портрета.

Радости парнишки не было предела, он прыгал вокруг нас как угорелый и умолял Сережку дать «пальнуть» еще разочек.

Но Сережка решительно отобрал у него револьвер.

— Нельзя. Пуль мало, для фараонов надо оставить.

— Стой! Руки вверх! — загремел вдруг грозный голос, пятеро молодых ребят с револьверами в руках окружили нас со всех сторон. — Кто вы есть такие?

Мы еще не успели поднять руки и сообразить, в чем дело, как появился Петр с маузером в руках:

— Отставить, ребята, свои!

Оказалось, во главе с братом Сережки пришла десятка из боевой дружины завода «Гужон».

Все дружинники как на подбор, молодые, безусые, веселые, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы и мороза.