Перед грозой - Агустин Яньес

Мария и Марта и в самом деле наиболее чувствительные струнки в душе старого священника: суровость, коей он стремится прикрыть свою неясность к ним, — лучшее доказательство его бесконечной любви. В глубине души он предпочитает Марию, которая поступила под его покровительство совсем крошкой — ей было всего несколько месяцев, — и он учил ее говорить, молиться, читать (с какой нежностью об этом он вспоминает); но, может быть, он любит ее больше за ее неукротимый нрав, хоть не раз она доводила его до сильнейшей мигрени. Зато Марта пользуется его особым доверием: она ведет все счета по дому и приходу, хранит и распределяет деньги, она — хозяйка домашнего очага. И что, не как священник, а как человек, делал бы он, если бы не было их у него, — ведь они ему родные по крови, они — его воспитанницы, — что делал бы он, старик, без них?

2

Да, похоже, что даже и дня не протянет бедная жена Леонардо Товары. Говорят, рак выел у нее все и в животе, и в груди и уже заметен на лице. Да ниспошлет господь свое милосердие, пусть бы умерла она и перестала страдать, как страдали некоторые женщины селения, мучаясь в долгой, жестокой агонии, поскольку не было обезболивающих средств. Уже два месяца криком кричит она, а боль не утихает, и не наступает смертный час. Со вчерашнего дня она лишилась речи и сознания. Пошли сказать сеньору приходскому священнику, чтобы поспешил он, потому как умирающая вот-вот отойдет. Сеньор приходский священник не замедлил прийти, а в столовой забыл несколько номеров «Эль пане», что принес ему падре Рейес. Забравшись в укромный уголок, Мария торопливо стала их читать. В первом же номере, развернутом ею, от 27 марта, большими буквами было напечатано следующее сообщение: «ЕЩЕ ОДИН УБИЙЦА ЖЕНЩИН ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ». «Они были еще совсем детьми: ей — пятнадцать лет, ему не исполнилось и двадцати. Они встретили друг друга, и сердца их затрепетали от мимолетного и обманчивого счастья, порождающего столько горя в этом мире. У них не хватало жизненного опыта; они не получили религиозного нравственного воспитания, которое помогает обуздывать человеческие страсти, и, охваченные лживыми новейшими идеями, полностью отдались мечте, пробуждение от которой одному из них стоило жизни, а другого превратило в убийцу. Скоротечной и трагической. Такой была любовь Антонио Лопеса и Марии Луисы Бойэр. Она, еще очень юная и достаточно красивая, вскоре устала от любовной страсти, которую сама же разожгла в Лопесе; а в его сердце любовь, превратившись в каприз и желание, чересчур глубоко укоренилась и уже не могла смириться с тем, что он будет оставлен, он смирился бы с этим, совершив высшее и непременное в подобных случаях усилие, если бы в его сердце нашлось место для религиозного чувства. К несчастью, это было не так, и Антонио Лопес, обольщенный ласками Бойэр, не мог совладать с собой, получив отставку. Отношения между Бойэр и Лопесом развивались весьма скоропалительно: они слишком быстро достигли близости, даже стали жить вместе, и с той же быстротой пришли к разрыву. — Вслед за оргией. Мария Луиса Бойэр покинула дом Антонио Лопеса в поисках приключений, о которых мы не станем повествовать. Чтобы оправдать свой поступок, Бойэр прибегла к малоубедительным доводам, сам путь, избранный ею, уже доказывал порочные наклонности. Безумное упорство влюбленного. Как обычно происходит в подобных случаях, Антонио не смог найти в себе достаточно сил, чтобы забыть Бойэр, а та, покинув его, также но представляла себе всех роковых последствий своего поступка. Лопес разыскивал ее с неистовым упорством и. когда узнал, где находится Бойэр, отправился туда и попытался извлечь ее из этого малопристойного дома. Она боялась его. Антонио Лопесу удалось прорваться к Бойэр, хотя она и пыталась избежать встречи с ним, — она боялась его и подозревала, что он задумал какую-то ужасную месть. Во время их разговора, происшедшего в том же доме, Лопес предложил Бойэр, чтобы она к нему вернулась, и в первый момент она согласилась, видимо, дав согласие лишь из-за того, что опасалась насилия с его стороны. Они договорились, что на следующий день поедут в город Толуку, но Бойэр не пришла на место свидания, и это вызвало у Лопеса приступ бешенства, и он поклялся отомстить ей… Он вновь появился в доме, где находилась Бойэр, которая, заметив его, хотела скрыться, но Лопес снова повторил ей свое предложение поехать с ним, однако на сей раз она ответила решительным отказом, и тогда он, окончательно потеряв надежду, ушел, как оказалось, чтобы взять револьвер, с которым вскоре вернулся. В салоне Антонио Лопес отыскал Марию Луису Бойэр и уже без всяких объяснений дважды выстрелил в нее, тяжело ранив, а затем повернул револьвер дулом к себе и выстрелил в рот, однако пуля пролетела мимо, потому что один из свидетелей случившегося попытался выбить револьвер из рук убийцы… Спустя несколько дней после разыгравшейся трагедии Бойэр скончалась, а Лопес отправлен в тюрьму Белен по обвинению в убийстве и грабеже…»

Даже до ее укромного уголка доносились мерные удары колокола, но захваченная чтением племянница дона Дионисио не внимала им — она погрузилась в раздумья, вспомнив слухи, что тайком передавались из уст в уста несколько месяцев назад, когда в ручье Кауистле обнаружили тело какой-то женщины с семнадцатью кинжальными ранами; тогда говорили, что ее убил какой-то мужчина, но его не нашли.

В другой газете, от 30 марта, привлекал к себе особое внимание заголовок: «ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ, ОБВИНЕННЫЙ НАРОДНЫМ СУДОМ В УБИЙСТВЕ». Девушку, пока она просматривала заметку, заинтересовали такие подробности: «Господин Маасс воспользовался отсутствием господ Оливарес, чтобы завоевать расположение их сестры Фелпсы, однако они, узнав об этом, прибегли к достойным, но радикальным мерам… Однако генерал Маасс, дав слово не беспокоить боле Фелпсу, затеял с ней переписку, а также переговаривался через окно, о чем семья не была осведомлена». Мария жадно отыскала следующий номер. Ага, вот: «БРИГАДНЫЙ ГЕНЕРАЛ ГУСТАВО А. МААСС ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ. — Госпожа Вирхиния де ла Пьедра, вдова Оливареса, присутствует на заседании суда. — Это второй генерал, приговоренный к смерти за убийство. — Обвинительное решение было единодушно принято по всем статьям. — Генерала Маасса, кроме того, приговорили к выплате пособия детям жертвы и покрытию расходов на его похороны. — Преступник водворен в тюрьму Белен».

Удары колокола сменяются похоронным звоном. Девушка безотчетно шепчет слова молитвы. В уголке, где она сидит, мало-помалу темнеет. Ее охватывают грусть, тоска, ощущение тревоги, которая все чаще и чаще дает о себе знать. И даже опасение, что дядя вот-вот вернется и обязательно спросит о газетах, едва заставляет ее очнуться. Перелистывая другие номера, она пробегает заголовки, привлекающие ее взгляд: «СЕНСАЦИОННЫЙ РАЗВОД В ГЕРМАНИИ. — СВАДЬБА ЗАКОНЧИЛАСЬ В БЕЛЕНЕ. — МУЖ ПОДВЕРГАЕТ ЕЕ УЖАСАЮЩИМ ПЫТКАМ». А внизу, на той же полосе, под заголовком «РАЗВЕ ЭТО НЕ ВЕРХ АМОРАЛЬНОСТИ?» помещена заметка из Тонайона, штат Веракрус, — да, если эту заметку прочтет дядя, то непременно рекомендует падре Рейесу отказаться от дальнейшей подписки на «Эль паис», поскольку дядя, конечно, не сможет понять, как это католическая газета печатает столь скандальную информацию, пусть даже ради благочестивого намерения — предложить путь спасения от пороков! Она живо представила себе, как дядя скажет:

— Это вы читали? («…В вышеупомянутом городке обосновались женщины легкого поведения… у них уже есть дом с баром, неподалеку от центра этого небольшого населенного пункта… расположились в одном из домов, весьма достойном… Несколько юношей… все они начали пить, пока не перепились, и бурно провели значительную часть ночи… им вздумалось выйти на улицу в одеяниях Адама и Евы, как мужчинам, так и женщинам… они вышли под руку и в таком виде разгуливали но улице…») А если это попадет в руки какого-нибудь юноши, какой-нибудь девицы, которым даже в голову не могут прийти подобные непристойности? Откажитесь от подписки и еще напишите Санчесу Сантосу письмо с категорическим протестом.

Мария уже раскаивается, что прочла эту заметку. Спешит положить газеты на то же место, откуда взяла, и вдруг замечает объявление архиепископства о паломничестве на Виллу Гуадалупе[27]; в газете воспроизведен циркуляр сеньора архиепископа «сеньорам приходским священникам и другим священнослужителям», призывая их с наибольшим числом верующих прибыть в Мехико! «Билеты будут продаваться с понедельника на пасхе… паломники пользуются правом в течение двадцати суток совершить это путешествие, пользуясь всяческими льготами… для сеньоров приходских священников рекомендуются отель «Колумб» на улице Сан-Хосе-дель-Реаль и отель «Лондон», расположенный на Третьей улице ордена святого Агустина… всем священнослужителям, кои возглавят группу паломников, предоставляется бесплатный проезд туда и обратно…» Ах, и в этом году, как в прошлые годы, дядя, очевидно, воздержится отвечать на этот циркуляр! Однажды падре Рейес хотел было организовать паломничество, так они чуть не рассорились. «Мы устроим празднество в честь нашей святейшей богоматери в нашем приходе, как рекомендует циркуляр, для тех, кто не может поехать», — неизменно повторяет дон Дионисио всем желающим совершить паломничество и еще присовокупляет: «В этой прогулке таится множество опасностей для души и плоти и много неудобств…» Тех, кто привык к уюту домашнего очага, он пугает несвежим постельным бельем в отелях; скрягу — большими расходами; богобоязненному с отвращением живописует гнусные нравы столичной жизни, радостную мечту Марии он обрывает словами: «Посмотрим, посмотрим», — что никогда ни к чему не приводит, и с явным неудовольствием выслушивает ее просьбы поехать хоть куда-нибудь.