Голод - Сергей Москвин

— Ничего страшного, обычный обморок. Это я специально страху напустила, чтобы всех отсюда выпроводить. — Судя по голосу, Катерина действительно не видела в случившемся ничего угрожающего. Юлю это успокоило. — С чего только? Ты случайно не беременна?

— Нет! — возмутилась девушка, но тут же вспомнила, что где-то через месяц после того, как начала встречаться с Максимом, сама приходила к Катерине провериться — к счастью, тогда все обошлось, и сменила тон. — Я правда не беременна.

— Неужели из-за смерти Сергеича так расчувствовалась? — холодно усмехнулась женщина. — Плюнь. Не стоит он этого. Сволочь он был. Бабник и сволочь.

— Я знаю, — вздохнула Юля.

— Знаешь? — Катерина впилась ей в лицо пристальным взглядом. — Так он и к тебе лез?

— Пытался.

— Вот гад! Небось, выпить предлагал? А ко мне без всяких церемоний подкатывал. Так прямо и сказал: не дашь — выгоню и пайка лишу, тогда сдохнешь от голода. Знаешь, я ведь его порой сама была убить готова, — призналась Катерина и, заметив, что Юля переменилась в лице, добавила с холодной усмешкой. — Да не я это, не бойся. Хотя Карп наверняка думает, что я. Я однажды не выдержала и про все выходки Сергеича ему рассказала. Он обещал разобраться, да кто-то другой «разобрался» раньше.

— Как думаешь, кто его? — осторожно спросила Юля.

Женщина пожала плечами, потом вытащила из кармана аккуратно свернутую самокрутку и, прикурив от пламени горящей лампы, с явным удовольствием затянулась. На заставе курили многие. В ход шло все: мох, лишайники, высушенные листья брусники, даже перемолотые в труху сушеные грибы. Но обращение с такими курительными смесями требовало изрядной сноровки, поэтому мужчины, да и многие женщины предпочитали трубки, и только Катерина скручивала из листьев и мха курительные палочки. Юля давно заметила, что у нее очень ловкие и сильные пальцы.

— Не знаю… — женщина выпустила в сторону струйку дыма и разогнала ее рукой. — Может, самогон свой с кем-то не поделил? Сергеич ведь еще самогоном приторговывал. У него многие покупали: Ванойта, да и другие.

— Дядя Ваня?! — опешила Юля.

— А чему ты удивляешься? Сергеич даже шутил, что Ваня у него постоянный клиент.

— Нет! Дядя Ваня не мог убить!

— Да я и не утверждаю, что это он. И вообще я не об этом хотела с тобой поговорить. Лучше бы вообще с Максом, да он после смерти друга сам не свой. В общем… — Катерина запнулась. Юле показалось, что она подбирает слова. — Ты только не подумай, что у меня крыша поехала на старости лет.

— Катя, ну что ты такое говоришь? Какая же ты старая?!

Хотя Катерина никогда не рассказывала о своем прошлом, Юля знала от отца о ее тяжелой жизни и несчастной судьбе и от души жалела ее. Молодой девушкой, сразу после медучилища, Катя приехала на пограничную заставу работать фельдшером. Наверняка мечтала встретить здесь хорошего парня и выйти за него замуж, но этому помешала война. Много лет спустя, когда выжившие пограничники, объединившись с полярниками, основали на заставе общину охотников, Катя все-таки встретила своего мужчину и даже родила двух девочек. Но обе ее дочурки умерли друг за другом вскоре после рождения. По словам отца, Катя в те дни ходила сама не своя — переживала ужасно, да еще муж обвинил ее в смерти детей, а вскоре после этого и сам погиб на охоте — упал за борт и утонул. С тех пор Катя жила одна.

Иногда Юля помогала ей в медпункте, так, по мелочи: протереть пыль, постирать бинты, что-нибудь принести. Сначала заходила просто из любопытства, потом — чтобы поговорить. Катерина с благодарностью принимала ее посильную помощь, но подругами они так и не стали. Когда на Катю обратил внимание отец, Юля очень обрадовалась. Надеялась, что общение с Катериной поднимет отцу настроение — последнее время он ходил мрачнее тучи, порой беспричинно срывался на дочь, часто злился на дядю Ваню и на Максима, — но что-то у них не заладилось, и они расстались. Хотя Катерина старательно скрывала свои чувства, Юля видела, что она тяжело переживает разрыв с отцом, и по мере сил старалась поддержать ее. Наверное, поэтому Катя и решилась с ней на откровенность. А может, потому что ей больше не к кому было обратиться.

— Скажи: ты ведь видела Пашку, после того как он с охоты вернулся? — спросила Катерина.

Юля кивнула:

— Конечно. Это ведь мы с Максом его сюда привели.

— Ну и как он?

— Что?

— Как он выглядел?

Почему-то этот вопрос был очень важен для Катерины. Юля задумалась.

— Неважно. Видно, на охоте ему здорово досталось, хотя и храбрился. Но ты ведь знаешь Пашку. То есть, знала…

— Выходит, что не знала. — Катерина снова затянулась и решительно подошла к накрытому брезентом хирургическому столу. — В обморок больше падать не будешь? Тогда смотри.

Не успела девушка ответить, как она откинула край брезента, открыв почерневшую и отчего-то помятую или сморщенную Пашкину голову.

— Что это?! — опешила Юля.

— Разложение тканей. Проще говоря, гниение.

— Гниение? — Юля почувствовала, как к горлу подбирается тошнота. Пришлось сделать глубокий вдох, но это мало помогло.

— Вот именно, — жестко ответила Катерина. — Если бы я не знала, что Павел сегодня живой вернулся с охоты, я бы решила, что он мертв уже несколько дней.

Девушка в ужасе уставилась на разлагающийся труп. Пощадив ее нервы, Катерина снова накрыла брезентом обезображенную Пашкину голову, иначе Юля наверняка вновь бы лишилась чувств. Она внезапно вспомнила, как соседский мальчик однажды заблудился на Заставе во время метели и замерз во дворе буквально в нескольких шагах от дома. Его нашли только весной, когда растаял снег, и выглядел он точно так же…

Юля давно ушла, а Катерина все продолжала курить, пока тлеющий огонек самодельной сигариллы не обжег ей пальцы. Женщина затушила окурок и вернулась к накрытому брезентом мертвецу, но так и не решилась его открыть. Лежащее под брезентом тело внушало ей суеверный страх, потому что его внешний вид противоречил всему, что она знала о физиологии. Более того, он противоречил здравому смыслу. Надеясь развеять охватившую ее тревогу, Катерина поделилась своими сомнениями с дочерью Седого, но разговор с девушкой по сути ничего не дал и не принес ей душевного спокойствия.

А что она, собственно, рассчитывала услышать? Что Павел погиб на охоте и вернулся на Заставу мертвым, и никто: ни Седой, ни Макс, ни его подруга не заметили, что общаются с мертвецом? Бред! Но если судить по степени разложения тканей покойника, все именно так и было. Даже не так! Опыт подсказывал ей, что Павел умер примерно неделю назад — то есть еще до того, как отправился на охоту. Хотя в день отплытия он выглядел абсолютно живым и совершенно здоровым! Значит…

Однако, что это значит, Катерина не могла понять. Для дальнейших выводов бывшему фельдшеру пограничной заставы не хватало знаний. Возможно, Сергеич смог бы объяснить загадку невероятно быстрого разложения трупа, но… после того как лезвие скальпеля, пронзив ему глаз, поразило мозг, он уже никому и ничего не объяснит. Катерина нахмурилась и потянулась за новой самокруткой, хотя обычно не позволяла себе курить так часто — экономила драгоценные сигариллы, а это была уже четвертая за сегодняшний день. Первые две она выкурила вскоре после того, как в панике сбежала с работы домой, откуда ее вскоре снова вызвали в медпункт, чтобы осмотреть принесенный с берега труп Павла.

Глава 7

ПОЖАР

Сон никак не приходил. Максим ворочался с боку на бок, прислушиваясь к противному скрежету кроватных пружин и еще более отвратительному храпу и сопению одиноких неженатых охотников, с которыми делил бывшую солдатскую казарму.

На Заставе поразительно спокойно восприняли известие о смерти Пашки и Сергеича. Правда, Карп ни слова не сказал об убийстве, но Макс был уверен, что даже в этом случае жители общины с той же жадностью съели превратившийся в поминки праздничный ужин, пробормотав между делом банальные и неискренние поминальные слова (многие вообще обошлись без этого, а зачем?) и, как ни в чем ни бывало, разошлись по домам.

«Как они могут спокойно спать, когда два человека погибли, а их убийца так и не найден?!» — вихрем возмущения пронеслась в голове тревожная мысль. Макс ухватился за нее и осторожно, как на охоте вытравливал из воды ослабший гарпунный фал, слово в слово повторил свой вопрос. Он действительно сказал «их», но случайна ли была эта оговорка? Он поверил в случайную гибель Пашки… Нет, скорее заставил себя поверить, только когда Седой в процедурном кабинете вынес свой вердикт. Но даже слепая вера в несчастный случай не разрешила возникшие в первый момент вопросы и не дала ответ на самый главный из них: зачем Пашка с больной ногой вообще поперся на эту каменную гряду?! Что понесло его на берег? Кого он там искал? А если не искал, а наоборот — от кого-то скрывался?