Записки уголовного барда - Александр Новиков

– Та-а-к… Ну-ка, встали как положено! А то распрыгались! Кое-кто у меня на День космонавтики суток на десять «в космос» слетает. Без вывода на работу. У меня тут есть один «гагарин» на примете, хе-хе…

Откуда-то из дальних рядов крикнули буратиньим голосом:

– Да хули Гагарин, гражданин начальник!.. У нас тут своя Терешкова есть!

Плац грохнул от хохота.

Дюжев расплылся в улыбке. Живот его выпятился еще сильнее и затрясся. Смеялся он беззвучно, одним животом.

– Я смотрю, там добровольцы объявились?

Дюжев прекрасно знал, что крикнул кто-то из блатных, поэтому глядел поверх голов, в конец строя.

– Давай, Валя, не балуй! А то я тебя завтра замуж выдам… за Гагарина, хе-хе…

Плац загоготал снова.

В этот момент из дверей вышагнул полковник Нижников. Он оглядел всех слева направо. Толпа стихла.

– Та-а-к, вот так это дело, само дело ебиомать… – приветственным тоном начал он. – Всех посчитали? Кто докладывает, вот так это дело?..

ДПНК Панков, «Сашка Блатной», подошел к Нижникову, что-то объясняя, несколько раз оборачиваясь на строй. Дюжев стоял и млел, не глядя на полковника, а только покачивая головой и переминаясь с каблуков на носки. Кое-где слышались смешки.

– Хорош базарить! – крикнул Панков, всем своим видом показывая, что можно начинать.

Нижников кашлянул в кулак и громко произнес:

– В этом месяце, вот так это дело, план у нас почему– то отстает. В прошлом месяце работали хорошо… А в этом что-то хромает, само дело ебиомать! В чем дело? Давайте, вот так это, начальники отрядов, серьезно отнесемся…

Далее следовала длинная пламенная речь. Надо отдать ему должное – он никому не грозил, не стращал изоляторами. Он просто призывал, давайте, мол, мужики, приналяжем. Вы ведь можете работать, умеете работать. Но что-то у вас разладилось. Давайте наладим – по-другому нельзя.

Высказав все, что касалось производства и плана, он закончил информацией о приближающемся празднике в своей весьма своеобразной манере:

– У нас, вот так это дело, приближается праздник. Кто не знает – День космонавтики, само дело… В космос, конечно, вам еще рано, но улететь домой, на свободу пораньше, если работать как следует, то, понимаешь, вот так это дело, само дело ебиомать!..

На этом проверка завершилась. Отряды вновь загудели и двинулись по баракам. Издалека слышны были выкрики и остроты на тему космонавтики.

– А Дюжев, бля буду, – лучшая Терешкова на всем Ивделе!.. бля буду!

– Не-е… У него дупло широкое – в ракету не пролезет!

– Да ему эту ракету нужно в дупло забить и запускать! А-га-га-га!..

При повороте с плаца на лежневку на углу стоял Панков, дымя сигаретой и оглядывая проходящих.

Он узнал меня, возвышающегося над толпой, и чуть заметно кивнул в знак приветствия. Потом, будто спохватившись, крикнул вслед:

– Ну, что, Новик, как устроился? Все нормально?

– Лучше не бывает, гражданин начальник!

– Пиздишь, конечно. Но слышать приятно, ха-ха!

Остаток вечера прошел в обычных хлопотах. Прокричали

отбой, в красном уголке погасили телевизор – завтра на работу. Завтра еще один день от срока – долой. Я, лежа, писал письмо. Закончил, вложил в конверт и, не заклеивая крыла, захлопнул между страницами. Книга была – рассказы О'Генри. Ее мне любезно, на просьбу почитать что-нибудь повеселее, дал Мустафа.

Проснулся я от резкого толчка в плечо.

– Подъем, подъем… Новиков, подъем…

Шнырь Дима бегал по проходу и выборочно толкал спящих, называя фамилии:

– Собинов, подъем…

Я поднял голову. На меня с соседнего шконаря сонно глядел Собинов.

– Куда подъем? Что, утро уже? – ворчал он.

– Сколько времени? – спросил я его. – Что за новости?

Шнырь торопливо будил мужиков:

– Ночное звено!., вставай… вставай!

– На погрузку… Опять, бля, на погрузку вагонов, – процедил кто-то из глубины барака.

Народ начал копошиться, собираться на работу.

Мы с Толей вышли, закурили. Времени был третий час ночи.

– Ну вот, блядь, началось. Вагоны по ночам грузить, – мрачно бубнил он. – Ни поспать, ни пожрать… Слушай, а какое право они имеют на работу ночью выгонять? Я же спал всего два часа? – обратился он к кому-то из курящих рядом.

– А здесь это по хую! Здесь день и ночь не различают. Чтоб спать только ночью, а работать только днем – не канает.

Мы стояли в стороне и гадали, по какой такой причине мы выходим не утром со всей бригадой, а звеном в два десятка человек, глубокой ночью, да еще на погрузку.

Ко мне подошел чернявый смуглый парень, протянул руку и с непонятным легким акцентом представился:

– Познакомимся… Меня Славка зовут. Не удивляйся, что немного с акцентом говорю – я болгарин. Нас тут несколько человек по одному делу.

Славка сразу чем-то мне понравился. От него веяло спокойствием, правдивостью и мужеством.

– Пойдем в сторонку, а то тут одни уши, – тихо сказал он.

Мы пошли к калитке.

– Это Грибанов, скорее всего, приказал тебя прессануть. Ты, говорят, с ним с первого дня поцапался?

– А ты откуда знаешь?

– Здесь все долетает вмиг: один сказал, другой – передал… Через пять минут вся зона знает.

– А ты здесь давно?

– Уже больше года. До этого на разделке работал. А тут на свиданку родственники приезжали. Посылку получил. А грев завез не через Захара, а через наших – на лесозаводе один болгарин имеет возможность. Ну, короче, с этими блядями не поделился, вот на измор и поставили, вагоны грузить по ночам. Адская работа. Тебя, смотрю, тоже решили – под молотки.

– А с какими блядями не поделился?

Славка так искренне удивился, что даже встал как вкопанный.

– Как с какими? С Захаром, с Лысым, с Петрухой… Это, Александр, не простые ребята. Еще увидишь, что это за люди. А меня сейчас будут морить, пока денег не принесу или половину жратвы не отдам. Хуй им! Меня морить бесполезно – с работой я справляюсь. Просто сейчас загнали на погрузку, чтоб все видели: вот, смотрите, у Керина свиданка была недавно, а сразу после нее – на вагоны. Делайте выводы.

Он закурил еще одну сигарету и продолжил:

– А бывает наоборот. Работает человек на разделке, на срывке дров, например, вдруг – свиданка. Вышел с нее, проходит день-другой, а на третий уже или инструментальщиком в этой же бригаде, или кочегаром. Короче, почти не работает и в тепле. Но это ненадолго. Месяц-два покайфует – и опять на разделку. Захар долго в тепле никого не держит. Потом начинают люди подходить, будто невзначай советовать. Мол, так и так, перевод из дома проси выслать. Адрес вольного человека из поселка дадим. Получит, себе чуток заберет, остальное занесет. А лучше через Захара сделай. Сам понимаешь, все до тебя не дойдет, зато опять в тепле сидеть будешь. В общем, Александр, эти бляди тут неплохо кормятся.

Меня удивили его прямота и смелость. Долети его слова до Захара, пришлось бы ему несладко. Славка будто уловил мои мысли:

– Я их не боюсь. Будут прессовать, будет невмоготу – возьму сучкоруб и завалю. Мне по хуй! Я никогда головы не гнул и никогда ни на кого не надеялся, кроме себя самого. Они все – твари. Я-то никого не убивал. Не грабил. Я лес на воле пилил. У нас бригада была вся из болгар. Пилили, разделывали, на юг отправляли. Это под Алапаевском было – город такой рядом со Свердловском, знаешь? А нам хищение впаяли, 93 прим., в особо крупных размерах. Мне девять лет дали. Остальным по десять да пятнадцать. Сейчас по очереди кассатки пишем, но пока – глухо. Посмотрим, как дальше будет… Ты знаешь, за что Захар сидит?

– Ну, что-то слышал… – уклончиво ответил я.

– Девочку пятилетнюю изнасиловал и в пустой колодец бросил. Все, кто вокруг Захара, – твари. Поэтому – мне по хую. Они, кстати, это чувствуют. Прессуют до определенного предела, а там опять отступаются. Но я им ни копейки, ни куска не давал и давать никогда не буду. И ты не давай. Один раз дашь – весь срок тянуть будут. Из-под пресса вылезать не будешь. Они же думают, что у тебя миллионы. Видишь, сразу подтянули: «Санек, попей чайку с нами, поешь с нами…» Будь осторожней, Александр.

Он почему-то меня называл полным именем. Никаких – «Санек». Никаких – «Новик». А себя – «Славка». С болгарским акцентом это звучало мягко: «Слаука». Свою фамилию Керин он тоже произносил на болгарский манер – Слаука Керэн.

– Стройся!.. Пошли.

Все сбились в строй по два человека. Получилось примерно десять пар. Мы с Толей шагали рядом. Славка с кем– то в паре – следом за нами.

Старшим смены был молчаливый парень, которому, судя по прическе, предстояло скоро освобождаться, поэтому и был поставлен в ночную смену «по вызову». Именно так наше звено и называлось: «Ночное, по вызову». Сам он, конечно же, не работал, просто ходил, следил малость за порядком и добивал оставшиеся дни. «За прическу», – как говорили в таких случаях. Уйти на свободу с волосами, а не со стриженой лысиной, было довольно не просто. Приходилось писать Дюжеву заявление «на отращивание волос». Если заявление подписывалось, то человек попадал в определенную зависимость от администрации, так как в любой момент, за любую провинность могли снова остричь наголо. Поэтому, чтобы меньше попадаться на глаза начальству, лучше ночной смены ничего придумать было нельзя. Но только в том случае, если ты – не работаешь. И если с Захаром у тебя – «все правильно».