Я не свидетель - Владимир Гоник

Я беседую с тобой, дорогая Энне, словно жду какого-то твоего совета"...

На этом письмо почти заканчивалось, оставалось несколько ничего не значащих строк, дата и подпись. Левин был человеком не сентиментальным, за свою жизнь он прочитал уйму всяких бумаг, где люди исповедовались, выворачивались наизнанку. Но для Левина это являлось всего лишь документом, подшитым к делу. Поэтому и к письму Кизе он отнесся весьма спокойно, оценив его, как еще одну черточку к картине, которая никогда не будет дописана, поскольку слишком много у нее создателей... И живых еще, и уже мертвых, как Алоиз Кизе и его жена Энне...

Письмо это тоже принесло Левину не очень много, на листок бумаги он выписал: "Рита (очевидно, Маргарита) - кладовщица в инструментальном цехе". Скудным уловом после прочтения обоих писем он не был разочарован, профессия приучила не обольщать себя надеждами, а пользоваться тем, что Бог послал. Он еще не думал, не знал, что станет делать с этим сержантом Юрой и кладовщицей Ритой, затерявшимися в почти полувековой давности среди тысяч и тысяч других Юр и Рит, но одна мысль все же возникла, и он стал писать письмо Анерту в Мюнхен.

"Уважаемый господин Анерт!

Ваше письмо и ксерокопии писем Вашего дяди к жене получил. Благодарю Вас за содействие. Буду откровенен, не могу сказать, что они меня очень вдохновили. Вы оказались правы: письма слишком личные, бытового характера. Но поскольку в них есть даты, я просил бы Вас посмотреть дневники господина Кизе, нет ли там записей, относящихся к этому времени. Если таковые обнаружатся, я хотел бы с Вашего разрешения с ними ознакомиться и узнать Ваше мнение, каким образом эти дневники после смерти Вашего дяди в Старорецке оказались в Мюнхене у его жены.

Пожалуйста, постарайтесь это сделать как можно быстрее (в наших обоюдных интересах).

С уважением Е.Левин".

Перечитав письмо, он убедился, что ничего не забыл, вложил в международный конверт и надписал адрес.

15

Участок - огород, сад и маленький однокомнатный с кухней домик капитана Остапчука - был обнесен новой металлической сеткой, которую, чтоб не ржавела, Остапчук красил корабельным суриком.

На скамейке сидел Михальченко, ел из алюминиевой миски вишни, сплевывал косточки в кулак и высыпал их в ту же миску.

- Эй, Максим, я все-таки гость! - крикнул Михальченко. - Хватит тебе сопеть, куркуль, передохни, покурим, побалакаем.

- Сейчас, вот до столба докрашу, хай сохнет.

Сюда, за город Остапчук пригласил Михальченко, когда они встретились на городском совещании правоохранительных органов. Левин идти отказался: "Сходи-ка ты, я уже стар для этого. Насиделся я на этих совещаниях. Ничего нового там не услышишь". - Неудобно не пойти, Ефим Захарович, раз уж пригласили, снизошли", - сказал Михальченко. - "Вот и пойди"...

Остапчук и Михальченко были когда-то не только коллегами, но и приятелями. Совершенно разные, они умели слаженно работать, потом Михальченко перевели в райотдел. Последние два года виделись они редко, и встретившись в клубе УВД на совещании, обрадовались. "Значит, стал помещиком, имением обзавелся?" - спросил Михальченко. - "Ты не фыркай, посмотришь. Ведро вишни дам. В это воскресенье и поедем..." "Электричкой?" - "Нет, автобусом, час и еще пешком с полчаса. Протрясешься. Вон гладкий какой стал"...

Бросив кисть в банку, оглядев удовлетворенно свою работу, Остапчук вытер руки тряпкой, смоченной в уайтспирите, и сев напротив Михальченко, спросил:

- Ну а ты как в своем кооперативе? Не жалеешь?

- Чего жалеть? Тоже дело серьезное. Только что никто над головой не висит, не дергают ни в областное управление, ни в прокуратуру, ни в райком.

- Заработки приличные?

- Хватает.

- Говорят, Левин к тебе пошел? Вот уж не ожидал!

- Помнишь его?

- Конечно. Когда я в школе милиции учился, он у нас криминалистику читал. Ну и потом по работе приходилось сталкиваться. Он розыск хорошо знает. Значит, "бабки" поманили к тебе?

- А что плохого?

- Да ничего. Характер у него тяжелый.

- Что мне его характер? Мне его башка нужна, опыт. Увольняйся, переходи ко мне, Максим.

- Тяжелый я на подъем, к месту прирастаю. Привык уже к погонам... Что ж вы там разматываете?

- Охрана организаций, кооперативов, просто граждан от любителей заглянуть в чужой сейф, поиск наводчиков, "кидал", выполняем заказы на розыск лиц по гражданским искам, ну без вести пропавших. Работы хватает.

- Сколько же у тебя человек?

- Шестнадцать, да еще по договорам беру...

- Не думал, что из тебя такой "босс" получится... Как рука?

- Разрабатываю, вроде лучше стало, чувствительность в пальцах появляется...

Окажись Остапчук полюбопытней, возможно, углубившись в какие-то подробности, скажем: а чем собственно занимается Левин, не ловит же он слинявших алиментщиков? - Так вот, случись такой поворот в разговоре, не исключено, что Михальченко и упомянул бы, что некий Александр Тюнен платит по сорок рублей в сутки за то, что Левин ищет его отца, а кроме того за валюту должен выяснить обстоятельства смерти и место захоронения оберста Кизе, о котором печется его племянник из Мюнхена, - тут бы, глядишь, и вспомнилось Остапчуку письмо Георга Тюнена до востребования Иегупову, попавшее с главпочтамта в один из ящиков остапчуковой коллекции. Впрочем, ничего бы не вспомнилось Остапчуку, поскольку письмо это попало к нему в самый разгар работы комиссии, мучительного писания справок, и конверт с письмом, даже не взглянув на него, Остапчук швырнул в один из ящичков, где лежали еще неразобранные прочие бумажки, отложенные для знакомства "на потом", когда выдастся свободное время...

Со стороны дороги к сетчатому забору подъехал желтый милицейский "уазик"; сидевший в нем старшина посигналил.

- Ну что там? - спросил Остапчук у старшины, выскочившего из машины.

- В ДОСААФе комнату, где оружие, обчистили. Начальник управления послал за вами.

- Ладно, жди, - пробурчал Остапчук и поплелся назад.

- Через пятнадцать минут они выехали в город.

16

Утром Левин встал с головной болью, вялый и хмурый. И еще угнетало почти полное отсутствие движения в делах, которыми он занимался в бюро, а потому - перспектива одиноко сидеть за письменным столом, натужно думая, что еще можно предпринять, куда бы ткнуться, чтоб забрезжило, чтоб мелькнула хоть какая-то радость.

Трамвай, как назло, тащился медленно, часто останавливался, затем вообще остановился, где-то далеко впереди была пробка. Левин вышел и двинулся пешком...

Посидев с полчаса, пошевелив бумагами на столе, Левин взял листок с недавними выписками, сделанными после чтения писем Кизе: "Сержант Юра", "прораб", "авторемонтный завод", "Рита (очевидно, Маргарита) - кладовщица в инструментальном цехе". Единственное, что выглядело материальным в данный момент - это красно-кирпичное здание авторемонтного завода с железными въездными воротами, которые Левин видел десятки раз. Все остальное - Юра, Рита, прораб - просто слова, имена существительные, вынырнувшие из глубины сорокадвухлетней давности. Они для него сейчас бесплотны, как это стекло в окне - тоже имя существительное, обозначающее некую прозрачную субстанцию. Однако сквозь нее виден двор, каштан, у забора "уазик", эту машину Михальченко привел в порядок, и она резво бегает; в машине, свесив ноги в открытую дверцу, сидит шофер Стасик, недавно демобилизовавшийся из погранвойск; если он на месте, значит и Михальченко у себя. Вот что видно сквозь прозрачное имя существительное "стекло", которое даже потрогать рукой можно, чтоб ощутить. А что видно сквозь слова "сержант Юра", "прораб", "Рита"? Ни-че-го! Остается авторемонтный завод: красный кирпич стен, рядом автобусная станция, маленькая площадь, где всегда народ, пыль, ошметки газет, использованные билеты, крохотный - три-четыре прилавка - базар, где продают пучки моркови, петрушки, укропа, свеклу...

Он вышел к Михальченко, дернул дверь, но она оказалась заперта. "Значит махнул куда-то поблизости", - подумал Левин и двинулся во двор. Заметив его, Стасик, еще не утративший армейских привычек, соскочил с сиденья и встал у дверцы.

- Где наш милый шеф? - спросил Левин.

- Не знаю, Ефим Захарович. Приказал быть здесь.

- Заводи, прокатимся.

- Куда едем? - Стасик вставил ключ зажигания.

- На авторемонтный завод. Улица Белградская. Знаешь?

- Знаю.

- Поехали.

Из вахтерской по внутреннему телефону Левин позвонил начальнику отдела кадров, объяснил, кто он, передал трубку вахтеру, тот, получив указание, сказал:

- Проходите.

- Куда идти?

- Справа, за этим цехом здание заводоуправления. На втором этаже...

Кабинет начальника отдела кадров находился в конце коридора. Постучав, Левин вошел. Обыкновенная казенная комната, стол, сейф в углу, этажерка с какими-то брошюрами. Начальник отдела кадров поднялся из-за стола.

- Проходите, садитесь.

Левин протянул ему удостоверение. Тот с любопытством повертел его.