Поцелуй или смерть - Дей Кин

Менделл принялся намыливать ей спину и нечто пониже нее.

— Я сказала — спину!

— Это часть твоей спины, на которую ты садишься, — возразил Менделл, тоже вставая под душ.

— Не мочи голову! — повернулась к нему Галь.

— Не буду, — он зажал ладонями ее лицо и поцеловал. — Боже мой! Я люблю тебя, дорогая! Ты — моя жена и самая замечательная из женщин!

— Даже если я и избалована?

— А кто говорит, что ты избалована?

— Доктор Орин Гаррис.

Менделл вновь принялся ее намыливать.

— Вот странно, в такой момент ты думаешь о нем. — Он поцеловал ее в мокрые губы. — Если бы ты только знала, до какой степени я хочу тебя, моя любимая!

— А я? Как я хочу тебя!

— Менделл был счастлив.

— Это правда?

— Я проделала весь путь с Бермуд не ради простой прихоти. — Галь удержала его руку. — Дай мне мыло.

— Зачем?

— Ты прекрасно знаешь зачем. Помоемся и пойдем отсюда. И первая вещь, которую мы сделаем… — Галь задержала дыхание, ее верхняя губа поднялась, обнажив десны. — Теперь дай мне намылить тебя. — Она стала намыливать Менделла. — Ты хорошо себя чувствуешь, Барни?

— Да, да, все хорошо.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Голова не болит?

— Совсем не болит.

Руки Галь продолжали энергично работать. Потом она с глухим стоном выронила мыло и прошептала:

— Барни, прошу тебя…

— Здесь?

— Безразлично где.

— Я весь в мыле.

— Я тоже.

Прижав ее тело к своему, Менделл вынес Галь из-под душа, сделал шаг по направлению к комнате и наступил на мыло, которое обронила Галь. Нога Барни поскользнулась, и он упал, не выпуская Галь. Их тела оказались на белом ковре в узком пространстве между умывальником и ванной.

Барни начал приподниматься, но рука Галь остановила его.

— Дорогой, прошу тебя, останемся здесь.

И они остались…

Глава 13

Холод не отступал. Время от времени замерзшие прохожие останавливались, чтобы с любопытством посмотреть на маленькую группу, стоящую у отеля. Менделл чувствовал себя смешным без пальто и шляпы, с повязкой из разорванного белья на голове, держа в одной руке клетку с попугаем, а другой открывая Галь дверцу машины. В это время шофер Андре наблюдал за погрузкой багажа.

— Осторожнее! — кричал попугай. — Не сообщайте ваших имен, парни! Осторожно, тут флики!

Разодетая до кончиков ногтей, в норковой шубке и бархатной шляпке на голове, Галь, поставив ногу на подножку машины, повернулась и спросила у Андре:

— Какие указания сделал мой отец?

— Я должен приехать за ним, миссис. — Шофер поднес руку к фуражке. — Как только я отвезу вас и мистера Менделла в Лайк-Форест…

— Очень хорошо, — сказала Галь.

Она села в машину, и Менделл протянул ей клетку с попугаем.

— Как это случилось, что ты купила себе нового попугая?

— Я очень люблю попугаев.

— Я это заметил.

Менделл собирался садиться в машину, когда обнаружил, что Грацианс наблюдает за ним по другую сторону застекленной двери. Он сделал ему насмешливый жест.

— А на тебя мне просто наплевать.

— Что это ты такое говоришь? — спросила Галь.

— Это не тебе, — ответил Менделл.

Он влез в машину и захлопнул дверь. У него было такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Галь была невообразимо прекрасна. Каждый раз, когда они любили друг друга, Барни бывал полностью изнурен, нравственно и физически, и, вместе с тем, у него создавалось болезненное ощущение, что он оставил ее неудовлетворенной, желающей еще чего-то.

— Ты не должен быть таким неласковым со мной, — слабым голосом вымолвила Галь.

Менделл погладил ее колени, закрытые мехом.

— Я не хочу быть с тобой неласковым, просто я нервничаю, беспокоюсь…

— Из-за чего?

Боже мой! Действительно странный вопрос! Менделл провел рукой по губам.

— Да из-за всего.

В машине было жарко и хорошо пахло большими деньгами. Это царил запах Галь, закутанной в шубку, а также роскошный аромат дорогих сигар мистера Эбблинга. Андре повел машину к северу, по направлению к Уотер-Драйв. Менделл попытался отдохнуть, но это ему не удалось. Он думал, что все будет по-новому, когда он снова останется с Галь, но ничего не изменилось. У него по-прежнему перехватывало горло, те же мысли приходили в голову, как зловещие тени. Это вертелось и вертелось у него в голове без конца.

Девушка, которую звали Вирджиния Марвин, умерла. Умер тип из федерального бюро по фамилии Куртис. Кто-то пытался убить и его, Барни Менделла, выстрелив дважды, и две пули пронзили шляпу Барни. И в то время, когда он любил Галь, колесо закона продолжало крутиться. Оно крутилось и в настоящий момент. Полицейские, стучащие в двери, задающие вопросы, анализирующие содержимое пробирок, посылающие междугородние запросы, опрашивающие врачей больниц, лифтеров, горничных на этажах, пытались пришить ему убийство Вирджинии Марвин, а может быть, и Куртиса. Они были уверены, что это удастся сделать с парнем из района скотобоен, которому успехи на ринге и женитьба на богатой невесте немного вскружили голову… Дерьмо они все, по мнению Розмари, ма, Галь и мистера Эбблинга. Менделл хрустнул суставами, и Галь прижалась к нему.

— Ты огорчен, Барни?

— Да, — кивнул Менделл.

— Из-за этой девушки?

— Да…

Галь еще крепче прижалась к нему.

— Послушай, — проговорила она тоном матери, успокаивающей своего ребенка, — теперь все будет хорошо.

Менделл взял ее пальцы в свои.

— Откуда ты это знаешь?

— Я в этом уверена. А как твоя голова, Барни?

— Ничего.

— Не болит?

— Нет.

— Заедем к врачу?

— Не стоит.

— Ты устал. — Галь распахнула шубу. — Обними меня, Барни, и положи голову мне на плечо.

Менделл с легким ворчанием прислонился к ней. Галь подняла руку.

— Я сказала — на мое плечо. Ты хочешь шокировать Андре?

Менделл положил голову на плечо Галь и посмотрел через разделяющее их стекло на широкую спину шофера, на его мощную шею.

— Андре, вероятно, трудно шокировать.

Галь закусила нижнюю губу и посмотрела через стекло.

— Но он мог бы быть шокирован.

Менделл обнял тонкую талию Галь под манто. Ее нежная и прикрытая шелком грудь великолепно пахла, и было так приятно находиться в ее объятьях. Ее руки гладили ему лицо. Менделл долго не спал. Он не спал после своей последней ночи в клинике, и даже в эту ночь он не заснул как следует. Все дожидался утра. Потом он напился и попал в тюрьму. Переживания губили его. Его обвинили в убийстве, в него стреляли, его оглушили, он спал с Галь. Оставался еще один вопрос, который необходимо задать Галь, — что случилось с деньгами, которые он ей оставил для своей матери.

Он открыл рот, чтобы спросить, но воздержался, дабы не нарушать идиллию. Это не к спеху. У Галь была уважительная причина — она просто забыла. Для женщины, у которой всегда много денег, которая носит норковую шубку за десять тысяч долларов, семьдесят долларов в неделю тратит на карманные расходы, это вполне обычное явление. Галь расстроится, а Менделл не хотел, чтобы она плакала. Деньги — вопрос второстепенный, и у него еще будет время выяснить это.

Галь продолжала гладить ему лицо.

— Ты любишь меня, дорогой? — прошептала она.

— Невероятно! — ответил Менделл.

Почти все тревоги покинули его. Это так чудесно — быть любимым! Как Галь любит его! И он любит Галь. Менделл еще глубже зарылся лицом в нежную кожу Галь, благоухающую и закрытую шелком, и закрыл глаза. Потом он моментально заснул, а когда проснулся, машина быстро ехала через Хайгленд-парк по дороге Грин-Уэй. Потом будет Хигвуд, потом Форт-Шеридан и, наконец Форест.

— Забудь его! — закричал попугай. — Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна!

Менделл выпрямился и бросил на птицу ненавидящий взгляд.

— Я постараюсь заставить его замолчать, — нервничала Галь, — Барни, уверяю тебя.

Менделл прикурил сигарету, протянул ее Галь, потом прикурил сигарету для себя.

— Разве я тебя в чем-нибудь упрекаю?

— Нет. — Галь похлопала его по руке. — Тебе лучше?

— Намного лучше. Я проспал, вероятно, около часа.

Менделл вынул сигарету из губ Галь и поцеловал ее.

— Спасибо.

Он снова вставил в рот сигарету. Галь засмеялась. Сигарета задрожала, и пепел упал на платье.

— Нут вот!

— Осторожней! — кричал попугай. — Не называйте ваших имен!

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Менделл.

Она потерлась своей ногой о ногу Менделла.

— Кажется, у меня судорога в ноге.

Менделл засунул руку под юбку и погладил ее бедро. Галь задержала дыхание.

— Осторожней, дорогой.

— Да, я тоже подумал об этом, — Менделл убрал руку.

Дом Эбблинга, построенный из серого камня, стоял вдалеке от дороги, среди хорошо распланированного сада.