Атака извне - Борис Зеленский

— А что случилось? — вопросительно изогнул бровь Шарби.

— Его Блистательность настойчиво запрашивал, все ли вернулись из увольнения. Так что вы, господин командир, последний, кто оставался в городе.

— Неужели погружена и последняя партия провианта, с которой было столько проволочек?

— Так точно, погружена. Три часа назад. Отбыла грузовым шлюпом. Приказано было, как только вы появитесь, снять планетарный караул и всем составом подняться на борт. — Он с интересом поглядел на Тэйтуса: — Господин ревнитель, откуда вы здесь? Насколько мне помнится, вы в город не спускались…

Фрейзер грозно блеснул очами:

— Дубль-старнан, не забывайтесь! Господин ревнитель, не обязан отчитываться перед вами!

Начальник караула смекнул, что позволил себе лишнее. Хорошо ещё, что рядовых, когда его отчитывал старший офицер, поблизости не было.

— Виноват! — вытянулся в струнку Опни Хунж. — Больше не повторится!

Что же касается Тэйтуса в обличие Тедля Ноха, то он сидел тише инфарктной мухи. Наверное, он был уже не рад, что позволил втянуть себя в авантюру, исход которой терялся во мраке неизвестности.

Дубль-старнан обошел быстрокат и распахнул дверцу со стороны Тэйтуса.

— Прошу, господин ревнитель!

И сопровождаемые дубль-старнаном старшие офицеры проследовали по окаменевшему от многочисленных взлетов-посадок грунту к стоящему в отдалении атмосферному шлюпу. Когда они заняли места в офицерском салоне, началась погрузка караула, которая отняла немного времени. Последним к ним присоединился Опни Хунж.

Перед тем как открыть рот, фрейзер многозначительно показал глазами на потолок. Дубль-старнан энергично помотал головой.

— Ага, значит, аппаратуры прослушки в салоне нет, — сказал Шарби Унц.

— Собственноручно проверяю на наличие в начале каждой вахты, — уточнил Опни. — Этим шлюпом пользуется сам князь, а он трепетно относится к конфиденциальности своих бесед!

Фрейзер улыбнулся:

— Ты на меня обиды не держи, Опни.

— За что?

— За спектакль, разыгранный при встрече.

— Так это был спектакль?

— Ладно, ладно, — Шарби Унц похлопал соратника по плечу. — Ты мне понадобишься сегодня. Вместе с Лэем. После часа Сравнительной Ностальгии ждите меня у субкапитана Аздро.

У дубль-старнана перехватило дыхание от волнения:

— Ох и засиделись мы с Секавом без настоящего дела!

Раздался жуткий скрежет — взвыли турбины, закачивающие воздух в поддон, на котором покоилось днище шлюпа. Через минуту салон встал на дыбы и подпрыгнул — Тэйтусу даже показалось, что у него оборвалось нутро, и вскоре за треугольными — последняя дизайнерская находка корабелов — иллюминаторами заклубились белоснежные ноздреватые облака.

— Командир! — обратился к Шарби поднявшийся с дивана дубль-старнан. — Не будете возражать, если я оставлю вас с господином-ревнителем наедине? Меня беспокоит поведение одного из моих ребят, пойду проведаю.

— Свободен, — разрешил фрейзер. В эту минуту его больше волновало поведение опального астронома, ибо его гражданская сущность могла в любой момент выкинуть какой-нибудь фортель, и Шарби ни на секунду не выпускал Тэйтуса из поля зрения, даже когда за Опни Хунжем захлопнулась входная дверь.

А доктор звездознания тем временем неотрывно смотрел вниз, где осталось его последнее прибежище на не любящей, но любимой родине.

Кто знает, сколько должно пройти Бремени, прежде чем он сможет вернуться? И сможет ли вообще?

Но надо отдать должное выдержке вынужденного иммигранта: его глаза не заволокло предательской влагой, а взгляд оставался безучастным.

— Не жалеете о принятом решении? — спросил Шарби, как только за стёклами белый пар облаков сменился жёсткой чернотой Глубокого Вакуума.

— Даже если жалею, ничего уже не изменить, — последовал философский ответ.

И то правда. Надо думать о будущем, а не сожалеть о том, что сделано или не сделано.

— Позвольте спросить, благонравный, — несвойственным для себя приниженным тоном обратился Тэйтус к командиру лазутчиков.

— На вас что, доктор, повлияла близость броненосца и вы стали испытывать штиблетскую робость, которая накатывает на гражданское лицо при виде «Шкеллермэуца»? — ухмыльнулся фрейзер.

Край громадного серого цилиндра, освещённого разноцветными позиционными огнями, уже полностью закрыл иллюминатор.

— Насчет робости не уверен, но что-то неприятное в воздухе определённо ощущается, — пожал плечами астроном. — Я тут подумал, что моё сходство с ревнителем ещё не служит достаточным поводом для оптимизма.

— Служит, — возразил Шарби.

— Но как же его голос, походка, манеры… Всё это невозможно отразить в портрете. Любой, знающий хоть немного Тедля Ноха, разоблачит самозванца в два счета.

— Ну, во-первых, никто на корабле его не знает даже немного, ведь я говорил, что он прибыл только сегодня. Во-вторых, скоро вы сами будете о ревнителе знать столько, что вам и не снилось, а, следовательно, прекрасно скопируете и голос, и походку, и все привычки и манеры до последней…

— Вы уверены? — в голосе Пшу послышалось плохо скрытое сомнение.

— Уверен.

Ответ фрейзера совпал с судорожным миганием синего плафона на переборке.

— Вот и прибыли, — сказал Шарби. — Скорее всего на палубе транспортной секции мы никого не встретим. А если встретим, то держитесь спокойно, словно вы и есть Тедль Нох. Со своей стороны обещаю довести вас до каюты самым коротким путем.

И действительно, поскольку команда «Шкеллермэуца» готовилась к отлёту, в помещении, куда прибыл атмосферный шлюп, никого не было. Опни Хунж построил караул в колонну и повёл в казарму, а фрейзер подхватил опального астронома под локоть и непринужденно беседуя, увлёк в противоположную сторону. Из соображений субординации, которой на Флоте придерживались неукоснительно во всех без исключения начинаниях, нижние чины и офицеры размещались на разных палубах.

Мягкий пол б спиральном коридоре ластился под ноги, а стены были украшены сверкающими панелями, вызвавшими у Тэйтуса ассоциации с Хрустальным дворцом, хотя он ни на секунду не забывал, что это не парадная лестница, по которой ему в своё время довелось подниматься в Наградной зал, где Его Императорское Величество удостоил доктора звездознания почётного звания Впередсмотрящего Патриота. Правда, потом за те же самые заслуги бывшего кавалера объявили государственным преступником и сокрушителем основ.

Учёный впервые попал на военный борт (летать на гражданских звездолётах, по преимуществу тесных и грязных, ибо стратегия империи зиждилась на штыках и развивала исключительно стратегические космические силы, Тэйтусу доводилось, иначе как бы он добрался до Уариша из центра метрополии?) и всё было ему в диковинку: растровые диафрагмы люков, раскрывающие лепестки при приближении кахоута, бегущие по настенным световодам донесения и даже невнятное бормотание кондиционеров. Ширина коридора вполне допускала передвижение на быстрокате, но Шарби Унц хотел поскорее приучить своего подопечного быть на «Шкеллермэуце» как у себя дома, а для этого ему требовалось пройтись по каждому переходу и каждой палубе.

Но любой путь когда-нибудь завершается, и вот, наконец, дрогнула диафрагма, обнажая стальное нутро каюты фрейзера третьего ранга.

— Прошу! Вам, господин ревнитель, предстоит здесь перекантоваться до тех пор, пока не освободится ваше жилище.

— А когда оно должно освободиться?

— Гораздо раньше, нежели вы полагаете.

Астроном перешагнул через комингс.

— Где я могу устроиться?

— Думаю, вам будет удобнее в уголке Вечернего Отдохновения. Это вон там, мимо гардеробной и санитарного узла. Через полчаса вестовой принесёт обед. Я ещё с вечера заказал на две персоны. Думаю, вестовой будет разочарован, не найдя здесь молоденькую медикессу.

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить трансформироваться в медикессу мне? — улыбнулся астроном.

— Половую трансформацию вы вряд ли потянете. Стать гармис или зиммельцвейггершей потруднее, чем ухватиться за посох св. Ары-Заступника! Так что будет лучше, чтобы вестовой вас не видел. А на всякий случай переоденьтесь, надо выглядеть достойно для представителя такой серьезной конгрегации, как идеологическая!

Фрейзер достал из гардероба новенькую форму — опять же накануне он перетолковал со знакомым каптенармусом и, многозначительно сославшись на некий сюрприз, который он сотоварищи приготовил для ревнителя-новичка к очередному празднованию Дня Сошествия, выписал повседневный мундир и плащ с рефракционной решеткой — точь-в-точь такие, какие полагалось носить на службе Тедлю Ноху. Мундир не представлял ничего особенного, а вот плащ дорогого стоил.