СС. Орден «Мертвая голова» - Хайнц Хёне

В следующем, 1929 году Пфеффер укрепил внутреннюю организацию, назначив Штенеса, Шнайдхубера, Динклаге своими заместителями, а Ульриха – еще и генеральным инспектором по военной подготовке. Теперь партийная армия могла принять поток новобранцев. С осени 1929 года, когда разразился экономический кризис, множество новых людей стали вливаться в ряды СА. Рост нищеты и безработицы привел к резкому, просто драматическому росту армии штурмовиков. В 1930 году в их рядах насчитывалось, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч человек.

Но вместе с увеличением численности СА росла и самоуверенность командиров – они все меньше склонны были считаться с приказами политических функционеров. СА сами стали превращаться в независимую от партии политическую организацию, Гитлер начал относиться к ним подозрительно. Его подозрения возросли, когда из Берлина поступили сведения о том, что его хитрая игра в баланс сил находится под угрозой срыва. Экономический кризис породил волну недовольства Гитлером: его стали упрекать в «недостаточной революционности». Интеллектуалы Отто Штрассера и командиры штурмовиков пошли на сближение, и даже сторожевой пес Гитлера – Геббельс заколебался. Но Гитлер успел предотвратить большие неприятности еще до создания новой коалиции. 21 мая 1930 года он появляется – «без доклада» – в Берлине и завлекает Отто Штрассера в идеологический спор, который намеренно заканчивает ссорой. После чего отказывается признавать Отто за своего и, опираясь на Геббельса, изгоняет из берлинской партийной организации всю группу. Свой триумф он увенчал, расписавшись в получении телеграммы от Грегора Штрассера с выражением преданности. Гитлер решил, что теперь берлинская оппозиция умолкнет. СС уже следовали тенью за фюрером, и Гитлер высоко оценил сыщицкие таланты того же Далюге, который еще весной 1929 года оставил СА и стал начальником берлинского отряда СС.

Этот Далюге отдавал себе отчет, что занял ключевую позицию именно благодаря внутрипартийным распрям. Он получил независимость даже от рейхсфюрера СС в Мюнхене и теперь фактически имел дело лишь с Гитлером. По его указаниям он следил за каждым шагом берлинских руководителей СА. Неподалеку от Дворца спорта, облюбованного штурмовиками, он оборудовал помещение, которое один из его сотрудников назвал «местом встреч особо надежных эсэсовцев или тех, кто стремился такими стать». Лишь немногие в Берлине знали о существовании этой штаб-квартиры, а из тех, кто знал, большинство все же не догадывались о подлинном характере ее деятельности.

Среди тех, кто работал на Далюге, был его старый друг еще по вольному корпусу Герберт Пакебуш. Как командир роты штурмовиков, он имел стол в штаб-квартире СА и дол жен был по заданию Далюге фиксировать все, что замечал. К сожалению, он не замечал практически ничего. Он прошляпил заговор, который формировался вокруг Штенеса, и не видел, что СА планируют сместить мюнхенского фюрера. То есть Гитлеру не удалось так вот просто изгнать Отто Штрассера: берлинские СА остались под обаянием его революционных речей. Да и сама экономическая ситуация толкала лидеров штурмовиков к борьбе против политических соперников и даже против Гитлера. Потоки безработных вливались в ряды СА, привлеченные бесплатными обедами не меньше, чем экстремистскими лозунгами. Фонды СА постепенно сходили на нет. Штенес писал в Мюнхен: «Некоторые берлинские отряды на 60–70 процентов состоят из безработных. Рота в Бреслау не может построиться на плацу, во всяком случае, в снег и мороз, потому что у людей нет подходящей обуви». К этому времени (то есть к концу 1930 года) в Германии было уже 3 миллиона безработных.

Наряду с ними в СА проникали криминальные элементы. В результате постоянная подпольная борьба между СА и Красным фронтом перешла в открытые военные действия, как у гангстеров Чикаго. У штурмовиков появились клички: Громила, Пуля, Мельник, Резиновая нога и т. п. Командиры штурмовиков, не желая терять новых рекрутов, требовали больше денег, чтобы их люди не переметнулись к коммунистам, но гауляйтеры, имевшие деньги, не спешили с ними расставаться. Зачем потворствовать расточительству?

Эта скупость породила в рядах штурмовиков подозрения, что партийное руководство специально держит СА в черном теле, что их считают помехой на пути к власти и спокойной сытой жизни. Начался ропот, пошли разговоры, что «Адольф предает нас, пролетариат», появились анонимные памфлеты, например такой: «Мы, пролетарская секция движения, абсолютно всем довольны. Мы счастливы голодать, зная, что наши любимые „вожди“ получают по 5 тысяч марок в месяц. Мы визжим от восторга, узнав, что наш Адольф Гитлер выложил 10 тысяч за новый „мерседес“».

Ходили слухи и о том, будто Гитлер свертывает деятельность СА ради коалиции с националистической партией. Штенес решил взять быка за рога и, уверившись в поддержке со стороны других членов Пфеффера, направил в Мюнхен ряд ультимативных требований: разрешение командирам СА избираться в рейхстаг, ограничение влияния гауляйтера, плату штурмовикам за поддержание порядка во время партийных митингов и демонстраций. Момент был выбран обдуманно: в сентябре 1930 года предстояли выборы, и у НСДАП появились реальные шансы пройти в рейхстаг на волне недовольства безработных и неимущих, а у штурмовиков в этом смысле были ключевые позиции в избирательной кампании.

Однако Гитлер не принял делегацию берлинских штурмовиков, которые привезли указанные требования, а вскоре был опубликован список нацистских кандидатов, в котором опять не оказалось ни Штенеса, ни других берлинских руководителей СА. Взрыв ярости! В августе берлинские командиры СА сложили свои полномочия, а штурмовики объявили о забастовке на период выборов. Когда Геббельс организовал во Дворце спорта предвыборное действо, штурмовики в разгар митинга вышли из зала, оставив нацистских ораторов против орущей толпы.

Потом они провели антигеббельсовскую демонстрацию на Виттенбергплац; причем одни требовали, чтобы «доктор Геббельс вышел и отчитался» перед ними, а другие призыва ли пойти во Дворец спорта и «выкинуть оттуда всю геббельсовскую банду». Испугавшись, Геббельс вызвал берлинских эсэсовцев, они выставили охрану и во дворце, и в штаб-квартире гауляйтера. Но он опасался, что штурмовики могут напасть в любой момент. Вот ночью 30 августа они и напали. Смяв эсэсовскую охрану из 33 человек, штурмовики ворвались в помещение и стали крушить мебель. Геббельс в отчаянии обратился к презренной городской полиции. Наряд полиции прибыл на место, навел порядок и задержал 25 штурмовиков. Геббельс спешно бросился в Мюнхен – доложить своему фюреру о катастрофе. Хоть и на грани нервного срыва, Гитлер все же сохранил голову на плечах.

На другой день он сам предстал перед Штенесом, прося его не оставлять партию. Фюрер лично ездил по кабакам и убеждал штурмовиков, что ему по-прежнему можно верить. Вечером 1 сентября было торжественно отмечено примирение, и Гитлер пообещал удовлетворить наиболее важные требования Штенеса.

Тем не менее впервые эсэсовцам пришлось вступиться за своего фюрера – против своих же товарищей из СА. И этот случай еще больше укрепил фюрера в его намерении беспощадно использовать СС как полицейскую силу внутри партии. Он понимал, что Штенес – ненадежный союзник, и вдобавок получил информацию, что тот может повторить атаку. Это предупреждение пришло 8 сентября от доктора Леонардо Конти, главного военного врача в бригаде Штенеса, впоследствии ставшего обергруппенфюрером СС и главой медицинского ведомства рейха. От донес Гитлеру, что «под руководством Штенеса СА превращаются в силу, не имеющую ничего общего с нацистским движением и его идеалами. Сам Штенес ничего не смыслит в идеологии нацизма и отказывается ее изучать. В любой момент он может дать волю своим войскам».

Осознавая опасность своего положения, Гитлер освободил Пфеффера от должности командующего СА (тот был только рад уйти), заявив, что принимает командование на себя, и вызвал из Боливии своего старого друга Рема, которого хотел сделать начальником штаба. Не дожидаясь даже, пока тот получит приглашение, Гитлер ввел обязательную для каждого штурмовика присягу лично себе, фюреру, персонально воплощающему единство партии.

Фюрер теперь сделал важнейший шаг к единовластию, подвел партию СС к культу харизматического лидера. 3 сентября тогдашний начальник штаба СА сообщил всем замам главнокомандующего, что им надлежит принести присягу на верность главе партии и СА – Адольфу Гитлеру. В тек сте клятвы для штурмовиков была строка о безусловном подчинении любым приказам командиров: «Я знаю, что мои командиры не прикажут мне совершать противозаконных действий». Командиров же назначал лично Гитлер.

СС в качестве партийной полиции понадобились ему даже раньше, чем он предполагал, потому что еще существовали нацисты, не желавшие слепо поклоняться идолу. Информатор фюрера не ошибся: Штенес действительно готовил новый удар. Гитлер и Рем ужесточили централизацию СА, что сразу вызвало сопротивление Штенеса и его людей. На этот раз Далюге и Пакебуш были внимательнее: они доложили, что Штенес спланировал удар по Мюнхену и ждет только подходящего момента.