Сакура, свадьба, смерть - Александр Вин

– Да, в те морские времена я встретил в Африке много рассветов. Конечно, была шикарная экзотика, было интересно. А сейчас для меня нет дальних стран. «Дальних» – от чего или от кого? В последние свободные годы я сам, по собственной воле, частенько удаляюсь от Африки, изредка живу ближе к стране Канаде, чем к континенту Австралии. Иногда – наоборот.

– И что же самое необычное там?

– За экватором? Многое наоборот. Даже растущая Луна – рожками вниз.

Не обращая внимания на свой стремительно остывающий кофе, капитан Глеб Никитин задумался.

– …Однажды вечером, в нескольких милях от Дакара, на моей вахте, с берега внезапно донёсся сильный цветочный запах. Через морось мелкого дождика еле виднелась далёкая цепочка береговых огней, дул сильный ветер. И вдруг этот пряный аромат сменился запахом ольхового леса, очень острым, с детства знакомым! Закрыть глаза, не видя огней, – наша русская осень! Но тогда это было всего лишь началом тропического марта…

Марьяна слушала внимательно, нахмурившись, изредка, и как ей казалось, незаметно, вытирая ладошкой глаза и при этом строго посматривая на Глеба.

– Тебя бы туда, фотограф…. Сколько раз я жалел, что нет возможности надолго, для других, запоминать красоту тех цветов, какие мне случалось видеть в тропиках! На песчаных берегах, когда выпадала возможность спустить шлюпку, нас встречали или буйные заросли красной бугенвиллеи, или тысячи скромных, совсем не таких ярких, но крепких и мускулистых суккулентов. Рассказывать, конечно, можно, и долго, и подробно, но как передать другому человеку пронзительный звон крохотного синего цветка, который я, один из всего экипажа, успел мельком увидать за бортом, в океане, в сотне миль от устья Конго! Мы шли самым полным, спешили до ночи перейти в новый промрайон, а тут, на встречной зыби, – пучки жёлтой травы, какие-то ветки, вынесенные гигантской рекой и недавними тропическими ливнями. А на одном травяном островке – тот самый африканский василёк, или как его там, не знаю…. Нежный, маленький – и навсегда за кормой.

– Ты любишь васильки?

– Да. Но не орхидеи.

– Ну, ведь дослужился же ты до заслуженного капитана, так плавал бы себе с успехом и дальше, а в отпусках спокойно бы здесь за подосиновиками ходил, а?

– Время. Время, милая Марьяна…. Жизненного времени каждому из нас отпущено, как солдату патронов. По счёту. И старшина никогда не принесет из тыла ещё…. Делать то, с чем успешно справляются тысячи других людей, – мне скучно. Попытаться именно в эту минуту быть единственно нужным для кого-то далёкого, незнакомого, или наоборот, близкого, родного; кто в опасности, кто нуждается в помощи, в совете, именно во мне, – так я хочу жить!

– Получается?

– Не мне судить. Но многие люди по-доброму улыбаются, ещё раз встречаясь со мной.

– То есть, ты считаешь, что в море ходить неинтересно?

Капитан Глеб Никитин умел отмечать разницу между упрямством и упорством. И мог легко прощать, если достойный человек в разговоре с ним сознательно стремился быть упрямым. Сейчас он видел, что Марьяна как раз и пытается его разозлить.

– Интересно. Если при этом у человека нет других занимательных вариантов. Я и сам до определённого времени считал, что моя штурманская работа – верх совершенства, предел мечтаний, пока обстоятельства однажды весьма обидно не шлёпнули меня по макушке.

– Тебя?! Шлёпнули? Такого великого и ужасного?!

– В те годы – ещё не такого. Тогда я был смешным, задорным и самоуверенным щенком….

После первого же своего самостоятельного заграничного рейса я, штурман в возрасте почти двадцати лет, приехал на отдых домой. Мама, одноклассники, родной провинциальный городок, знакомые девчонки – и я, вернувшийся почти с Таити.

В первые же выходные мы поехали на пригородную дачку к школьному другу, его отец-фрезеровщик купил когда-то за городом участок для всей семьи. Покопался я вместе с простыми тружениками в земле, что-то мы сделали в доме, приколотили какую-то дверь, скоро подъехали их дальние родственники, ну, и сели всем коллективом обедать. На меня все восхищённо смотрели, спрашивали про далёкие моря, я был горд тем, что являюсь таким замечательным моряком, и прочее, прочее…. Скоро кто-то из присутствующих задал мне вопрос по заграничной теме, я подхватился и привычно понёс…. Но чувствую, что-то не то. Заливаюсь ещё ярче, с картинками: Дакар, Ангола, Сенегал, негры и так далее, то есть кручу свой красивый, но небогатый, состоящий пока всего лишь из двух африканских стран, репертуар. Ну, именно тот минимум, какой получился у нас в этом, первом для меня, рейсе. Смотрю, через стол мужик один, родственник школьного друга, симпатичный, статный, лет под тридцать, простой работяга с завода, всё в мою сторону как-то странно посматривает. Слушает меня скромно так, слушает…. Ну, а потом, возьми и ахни сам…. И понёс перечислять. Оказывается он, слесарь-сборщик пятого разряда, через заводскую самодеятельность со своим ансамблем народного танца успел уже полмира объездить, гораздо больше меня государств видел! В десятках стран побывал! И молчал. И все присутствующие об этом знали. А я-то перед ними, обыкновенными добрыми людьми, всё петушком, да петушком…. Было очень стыдно.

– Хочешь сказать, что сейчас ты стал гораздо объективнее?

– Опытнее. И старше. Могу вот, например, на твою неуважительную назойливость так вежливо ответить, что зарыдаешь.

– Ох, же ты?! А почему сдерживаешься?

– Говорю же – опытнее стал. Людей жалею.

– Ладно, я тоже успела понять, что ты не просто хвастаешься, а…

– Тогда – мир?

– Мир.

С заботой, но, не придумав пока никакого дополнительного угощения, Марьяна отнесла на кухню тарелки, помыла кофейные и чайные чашки. Звонко крикнула оттуда в комнату:

– Сыр ещё будешь?

– Только если с ромом. Неси.

Они оба, и Марьяна, и Глеб одинаково чувствовали, что сказано ими в этот день было уже много, даже слишком, но никто из них не произнёс ещё главные слова.

– Ты говорил, что у тебя есть дом на побережье? А где это?

– Километров триста отсюда, в северную сторону. Иногда, если что-то срочное, я оттуда к сыну до обеда добираюсь.

– И твой дом остаётся тогда скучать без тебя?

– Да спрашивай ты прямо, не лукавь! Я же тебя насквозь вижу. Отвечаю честно: женщин в моём Доме нет. Хотя…

– Ага! Хотя?!

– Дослушай.

Ром обычно развязывает языки. Но не Глебу Никитину и не при таких незначительных обстоятельствах. Хотя…

– В моём Доме периодически бывает славная женщина – Наталья Павловна, мой единственный и весьма преданный сотрудник. Когда-то мы уговорились, что она поможет мне разбираться с деловыми бумагами, с переводами документов, с почтой и звонками. Я мотаюсь по миру часто и бессистемно и, не будь у меня такого великолепного помощника, как Наталья Павловна, мой Дом очень скоро погряз бы в бумажном хаосе.

– Она хоть красивая?

Даже не крепкий напиток ром, а просто хорошее настроение заставляло капитана Глеба Никитина хохотать, наблюдая над немного покрасневшей Марьяной.

– Очень! Очень!!! Неужели ты думаешь, что такое долгое время и так близко со мной может существовать блеклая женщина?! Но она замужем и верная жена! Муж – военный, майор, у них двое очаровательных детей и старенькая мама. Утром, в саду, я не случайно спрашивал тебя про жёлтые тюльпаны – это любимые цветы Натальи Павловны, она ценит, когда я возвращаюсь к ней и в мой Дом именно с такими тюльпанами.

– То есть, про существование женщин ты в своих идеалистических жизненных метаниях-исканиях не забыл?

– Первый раз я женился давно, но всё ещё любопытен…. И при этом до сих пор верю в чудеса.

– Разве они есть?!

– Непременно. В моём личном архиве – масса примеров.

– Например?

– Обожаю любопытствующих женщин. Слушай.

Выждав нужное мгновение, капитан Глеб со значением поднял ладонь, призывая публику к вниманию.

– Когда беспорядочное количество прочитанных мною книг перешло из категории «много» в категорию «очень, очень много», я стал обращать пристальное внимание на странные совпадения, периодически случавшиеся в моей жизни. И, хотя уже и тогда я не придавал им характер каких-то божественных знамений, до сих пор таким фактам удивляюсь. Быть может, это и есть потребность необычайного.

Однажды случилось так, что нас, меня и мою жену, угораздило одновременно попасть в больницу. По разным, естественно, поводам, с разными диагнозами и в разных городах. Произошло это в день рождения жены, 29 июня. Я был тогда заперт в местном инфекционном отделении, лежал под охраной, выздоравливал, но окончательно выбраться оттуда никак не мог, дозвониться до далёкого чужого города, тем более, до другой больницы в те времена было невозможной фантастикой. Знал, что жена нервничает, переживает из-за того, что её день рождения, её праздник никак не выделен мной из обычной суеты. Я чувствовал, что виноват перед ней, пытался успокоить себя, как-то оправдаться, что-то придумать, потому знал и то, как она с первых же мгновений нашей совместной жизни привыкла верить в мои уже тогда феноменальные организаторские способности, но…