Королева викингов - Пол Андерсон

На острое лицо Эрлинга набежали морщины.

— Да разве возможно удержать все это в тайне от него?

— Конечно, после того, как вы начнете открытую подготовку, все сразу же станет явным, — согласилась Гуннхильд. — Но сейчас он не так осторожен, каким был все это время. Так что до поры постараемся не давать ему повода для беспокойства.

Громоздкое тело Сигурда наклонилось вперед.

— Ему… Ярл Хокон из Хлади, кто это еще может быть?

Гудрёд громко откашлялся.

— Я полагал… Мать, я считал, что ты относишься к нему… ну, что он не враг нам.

Харальд улыбнулся.

— Мать обращалась с ним так же, как и он с нами, чтобы выиграть для нас время. И я, и она думаем, что на сегодня она выиграла вполне достаточно.

— Но ведь у нас с ним не было доселе серьезных столкновений. — Голос Рагнфрёда против его воли прозвучал неуверенно.

Вновь Гуннхильд заполнило ощущение горечи; так было не однажды после того, как она узнала последние новости из Исландии. Эта горечь напоминала ей вкус крови во рту. Ее голос был таким же холодным, как и ветер за стенами:

— Да, ни с ним, ни с его толстобрюхими трондами. Если какой-то народ ждет, чтобы его приручили, хорошенько отхлестав плеткой, то это тронды. Воистину, мы недооценили их при первом столкновении. Но тогда мы только-только вернулись в Норвегию. Нам было очень мало известно. Но теперь-то мы знаем.

А вам теперь принадлежит Викин, все южные области. Они ваши, и вы можете набрать оттуда людей. Идите на север вместе, каждый со своим собственным ополчением. Набирайте людей по пути. Ваше превосходство в силе должно быть подавляющим.

— Он сохранял мир и платил дань… — пробормотал Рагнфрёд.

— Выжидая свое время. Я не стала бы так часто встречаться с ним, соревноваться с ним в остроумии и хитрости ради пустого времяпрепровождения. Я говорю вам, что он порвет с нами, как только сможет. Даже сейчас он управляет огромным Траандло так, словно сам является королем, он насмехается над вашей властью и тем самым подрывает ее.

Эрлинг вспыхнул.

— Что хуже всего, он создал цитадель язычества. Мы не сможем сокрушить Тора, пока не сокрушим Хокона.

— И трондов! — крикнул Сигурд.

Тут все заговорили одновременно и вразнобой. Общий пыл разгорался, как огонь костра.

— Есть одна загвоздка, — несколько спокойнее сказал Харальд. — Мать, ты хочешь, чтобы все мы впятером отправились на север одним флотом. Но ведь за эти недели что-нибудь может случиться здесь.

— Здесь буду я, — ответила Гуннхильд.

Харальд кивнул.

— Не может быть никого более мудрого или более знающего — более стойкого сердцем, когда нужно. Однако, мать, ты женщина. Кое-кто мог бы посчитать, что ему удастся провернуть то или иное дельце. Мне было бы неприятно карать их, когда я… когда мы вернемся. Так мы можем испортить отношения с их друзьями.

Гуннхильд вскинула брови, как бы в удивлении.

— Я подумала об этом.

— Конечно. Ты говорила мне. Мы должны рассказать все моим братьям.

Да, он обладал кое-какой собственной мудростью. Если бы и остальным досталось столько же…

— Предложите сильному уважаемому народом мужу приехать сюда и оставаться здесь в ваше отсутствие. Объявите, что он будет говорить от вашего имени и поддерживать вас всеми доступными ему средствами.

Гудрёд усмехнулся.

— А ты будешь, ну, скажем, давать ему советы?

Его слова укололи ее, прежде чем она сообразила, что сын ни в малейшей степени не намеревался посмеяться над нею; он просто имел в виду, что если этот муж должен стать парусом, влекущим вперед повседневные дела королевства, то направлять руль будет ее рука.

— И кто же у вас на уме? — осведомился Рагнфрёд.

— Аринбьёрн Торисон из Сигнафюльки, — ответил Харальд. — Нет более верного человека. — Он улыбнулся. — Правда, он может поначалу почувствовать себя несчастным из-за того, что его не возьмут на войну. Мы должны сделать так, чтобы всем и каждому было известно: теперь, когда он достиг преклонных лет, мы не считаем его слабым, а, скорее, наоборот, настолько могущественным, что можем попросить его оказать нам такую помощь.

Гуннхильд сама назвала его имя. И она, и он могли продолжать не вспоминать о его дружбе с Эгилем Скаллагримсоном. А то, что придется работать с ним и его руками, могло бы улучшить то настроение, которое навалилось на нее.

Пусть Эгиль… пусть Олав Павлин… пусть они сидят в своей унылой серой Исландии. Это ей было предназначено метать копья.

II

Когда в должное время Аринбьёрн прибыл в Королевский Краг, Гуннхильд рассказала ему о тревожных слухах, которые в последнее время донеслись до нее. Те, кто передал их ей, сами видели немного, но уловили намеки и перешептывания. Среди бондов и рыбаков в районе Сотанесса, недалеко на севере, что-то происходило. Гуннхильд попросила Аринбьёрна послать людей, чтобы выяснить все доподлинно. Он ответил, что сделает это сам, и отправился, взяв с собой нескольких дружинников из оставшихся. Хотя путь был недальним, все же поездка продолжалась больше недели.

Аринбьёрн вошел в дом перед самым началом большой трапезы. Гуннхильд уже сидела на возвышении. Встав перед нею, он прогремел:

— Приветствую и славлю тебя, королева.

Она улыбнулась ему. Волосы и борода воина были почти совсем седыми, квадратное лицо сплошь изрезано морщинами, но осанка массивного тела, облаченного в грубую одежду, оставалась все такой же прямой.

— И я приветствую тебя, — ответила она. — Как прошло путешествие?

— Нам не пришлось сражаться, королева. — Его голос чуть заметно дрожал. — Но, уже высадившись на берег, мы обнаружили другую карфи. Страж возле нее сказал, что она доставила новости с далекого севера. Моряки ничего не сообщили нам, ибо кормчий решил, что должен поведать все тебе первой.

— Воистину, это справедливо. — Гуннхильд указала на человека, сидевшего рядом с нею на скамье. — Вот он, Вальгард Хьёрвардсон.

Аринбьёрн кивнул.

— Мы знаем имена друг друга с давних пор, когда вместе сражались в войске короля. Доброго дня тебе, Вальгард. О чем же твой рассказ?

Гуннхильд рассмеялась.

— О, сначала сядь. Здесь, рядом со мною. Пусть твои люди тоже рассядутся. Пейте, все, кто пришел, ибо вы, должно быть, измучены жаждой.

Аринбьёрн повиновался.

— Похоже, что новости хороши.

— Скажем, они могли быть и хуже. Намного хуже.

Вальгард пересказал все заново. Аринбьёрн слушал, наклонившись к нему, иногда прикладывал ладонь к уху, поскольку с годами стал туговат на ухо.