Друд, или Человек в черном - Дэн Симмонс

— Это наведено на альфу Большого Пса, или Сириус, — пояснил Баррис, уже закрепивший парусиновые полотнища и погасивший фонарь; беспрестанные вспышки молний достаточно хорошо освещали огромный пустой чердак, богов Черной Земли и алтарь, задрапированный черной тканью. — Я не знаю, почему Сириус играет столь важную роль в их ритуалах, — смею предположить, вы знаете, мистер Коллинз, — но подобные окна, нацеленные на эту звезду, имеются во всех их лондонских чердачных логовах.

— Логовах? — ошеломленно повторил я.

Скарабей впал в страшное возбуждение и лихорадочно рыл круговые ходы в насквозь изрешеченном сером веществе, сходившем тогда за мой мозг. Боль была дикой. Мне казалось, будто мои глазные яблоки медленно наполняются кровью.

— У последователей Друда по всему Лондону такие чердачные логова, — сказал Баррис. — Многие дюжины. Некоторые из них состоят из полудюжины или больше чердаков.

— Значит, в Лондоне есть не только Город-под-Городом, но и Город-над-Городом.

Баррис проигнорировал мое замечание.

— Это логово было покинуто несколько недель назад, — сказал он. — Но они вернутся.

— Зачем вы привели меня сюда? Что вам от меня надо?

Баррис снова зажег фонарь и направил луч на наклонный потолок и стену. Я увидел там множество схематических рисунков: птицы, глаза, волнистые линии, опять птицы… так называемые иероглифы.

— Вы можете прочитать это? — спросил Баррис.

Я уже открыл рот, чтобы ответить отрицательно, но вдруг осознал, к великому своему потрясению, что и вправду могу прочитать знаки и фразы. «И ты, Дахаути, приди к нам! Дахаути, чьи слова стали маат…»

То была ритуальная молитва, которая произносится при наречении имени новорожденному младенцу. И слова — не начертанные краской, а вырезанные на трухлявых досках — находились прямо над статуей Маат, богини справедливости, увенчанной страусиным пером.

— Разумеется, я не могу прочитать эту белиберду. Я же не музейный научный работник. Что за странный вопрос?

Я до сей поры считаю, что эта ложь спасла мне жизнь тогда.

Баррис шумно выдохнул и, похоже, расслабился.

— Я так и думал, просто очень уж многие стали рабами и слугами Друда…

— О чем вы говорите?

— Вы помните ночь, когда мы с вами виделись в последний раз, мистер Коллинз?

— Да разве ж такое забудешь? Вы убили невинного ребенка. А когда я выразил свое негодование, вы со всей силы ударили меня по голове — вы могли меня убить! Я несколько дней не приходил в сознание. Уверен, вы пытались убить меня.

Баррис потряс грязной всклокоченной головой. Его чумазое лицо, насколько я мог видеть, хранило печальное выражение.

— То был не невинный ребенок, мистер Коллинз. Тот маленький дикарь был агентом Друда. В нем уже не осталось ничего человеческого. Если бы он улизнул от нас, чтобы сообщить о нашем присутствии там, полчища Друда напали бы на нас через считаные минуты.

— Это нелепо, — холодно промолвил я.

Баррис улыбнулся так широко, что остаточное изображение улыбки хранилось на сетчатке моего глаза еще несколько секунд в темноте между молниевыми вспышками.

— Неужели, мистер Коллинз? Вы так считаете? Выходит, вы ничего не знаете — и слава богу! — о мозговых жуках.

Внезапно во рту у меня пересохло. Я совершил над собой огромное усилие, чтобы не скривиться от острой боли за правым глазом, причиненной ударом скарабеевых жвал. По счастью, оглушительный раскат грома прервал наш разговор, дав мне время оправиться от потрясения.

— О чем? — с трудом выдавил я.

— О мозговых жуках, если употребить наше с инспектором Филдом выражение, — сказал Баррис. — Друд внедряет этих египетских насекомых — в действительности английских, но обученных особым повадкам по нечестивой языческой традиции — в тело и мозг своих рабов и новообращенных. Или он заставляет их думать, что сделал это. Конечно, на самом деле он просто гипнотизирует их. Они годами подчиняются Друду, находясь в состоянии постмесмерического транса, а он при каждой возможности укрепляет свою власть над ними. Мозговые жуки — это гипнотический символ Друдовой власти над жертвой.

— Полная чушь! — громко сказал я в перерыве между раскатами грома. — В свое время мне довелось весьма обстоятельно исследовать месмеризм и животный магнетизм. Невозможно управлять людьми на расстоянии и в течение длительного времени, а тем более поработить внушенной галлюцинацией вроде этого вашего… мозгового жука.

— Вы так считаете? — спросил Баррис. В мерцающем свете я видел, что негодяй по-прежнему улыбается, но теперь жутковатой, иронической улыбкой. — Вы, мистер Коллинз, не видели кошмара, произошедшего в Подземном городе через несколько часов после того, как я отправил вас в нокаут — за что я искренне извиняюсь, сэр, но тогда я принял вас за одного из них, за Друдова агента с жуком в нутре.

— И что же за кошмар произошел там после того, как вы оглушили меня до беспамятства, сыщик Баррис?

— Я больше не сыщик, мистер Коллинз. Это звание и ремесло навсегда потеряны для меня. А что случилось через несколько часов после того, как вас вынесли из Подземного города, сэр, так это засада и кровавая резня.

— Вы преувеличиваете.

— По-вашему, сэр, девять убитых славных парней — преувеличение? Мы искали Друдово логово, Друдов храм и самого Друда, разумеется… но он с самого начала заманивал нас все дальше и дальше в западню.

— Это нелепо, — сказал я. — Вас там было человек двести той ночью.

— Сто тридцать девять, мистер Коллинз. Почти все — свободные от дежурства или отставные полицейские. И почти все — люди, знавшие Хибберта Хэчери и сошедшие с нами под землю, чтобы поймать его убийцу. Меньше двадцати человек среди нас знали, что за чудовище Друд на самом деле — не обычный душегуб и вообще не человеческое существо, — и пятеро из них погибли той ночью от рук рабов-убийц. От рук многочисленных головорезов и душителей, покорных магнетической воле мозговых жуков, которых, по вашему утверждению, не существует. А сам инспектор был убит на следующий день.

У меня отвалилась челюсть.

— Убит? Убит?! Не лгите мне, Баррис. Вы меня не проведете. В лондонской «Таймс» — а я разговаривал с составлявшими некролог репортерами — сообщалось, что инспектор Филд скончался от естественных причин. Он умер во сне.

— Да ну? Разве ваши репортеры были там наутро после его смерти и видели выражение ужаса, запечатлевшееся на мертвом лице бедного старика, мистер Коллинз? Я был там. Именно за мной перво-наперво послала жена инспектора Филда, когда нашла его мертвым. Разинутый рот и выпученные глаза не наводили на мысль о мирной смерти во сне от остановки сердца, мистер Коллинз. У него в глазах полопались все сосуды.

— Насколько мне известно, именно такие симптомы бывают при апоплексическом ударе.

Сверкнула молния, и на сей раз раскат грома последовал незамедлительно за вспышкой. Гроза бушевала прямо над нами.

— А после апоплексического удара остается шелковый шнур завязанный двойным узлом, мистер Коллинз?

— О чем вы говорите?

— О визитной карточке индусского душителя, убившего бедного Чарльза Фредерика Филда во сне, сэр. В данном случае — о трех или четырех душителях. Один прижимал подушку к искаженному удушьем лицу моего работодателя и друга, а по меньшей мере двое — скорее всего, трое, поскольку Филд был сильным человеком, несмотря на возраст, — удерживали его, пока затягивалась петля. Он умер мучительной смертью, мистер Коллинз. Страшной смертью.

Я не знал, что сказать.

— В штате сыскного бюро инспектора работали семь агентов, включая меня, — продолжал Баррис. — Все они, включая меня, были самыми лучшими, самыми опытными отставными полицейскими в Англии. С января пятеро из них погибли при загадочных обстоятельствах. Шестой покинул семью и бежал в Австралию, но это ему не поможет. У Друда агенты во всех до единого портах мира. Я уцелел потому только, что залег здесь, в вонючем Друдовом болоте, — и тем не менее за последние полгода мне пришлось расправиться уже с тремя наемными убийцами, приходившими по мою душу. Поверьте мне, сэр: я сплю вполглаза, когда вообще сплю.

Словно что-то вспомнив, Баррис вынул из кармана пистолет Хэчери и отдал мне.

Вспышка боли полыхнула за пульсирующим правым глазом, и в голову мне пришла мысль, что я запросто могу застрелить Барриса сейчас и его труп не обнаружат еще несколько недель или месяцев, пока сюда не вернутся Друдовы последователи. Заслужу ли я их расположение таким своим деянием?

Жмурясь от слепящей, тошнотворной боли, я спрятал дурацкий пистолет в карман плаща.

— Зачем вы привели меня сюда? — прохрипел я.

— Во-первых, чтобы проверить, не стали ли вы… одним из них, — сказал Баррис. — По моему мнению — не стали.