Повесть о спортивном капитане - Александр Кулешов

— Но так же нельзя! — завопила она с порога. — Только себе, только себе!

Не без труда удалось выяснить, что методический кабинет выписывает не ту учебную литературу и только для кабинета, не считаясь «ни с кем». Монастырский устроил кому следует нагоняй. В течение всего времени не уставал звонить телефон. Его, прямой. Потому что тех, кто звонил через секретаря, Наташа и переадресовывала по назначению. Лишь немногих соединяла. Телефонные звонки съедали массу времени.

— Знаете, товарищ Монастырский, — сказал ему как-то корреспондент спортивной газеты, пришедший брать интервью. — Я тут захронометрировал. Просидел у вас почти час. Представляю, с какой злостью будут смотреть на меня сейчас те, кто ждет в приемной. А беседовали мы в общей сложности семнадцать минут. Остальное время вы говорили по телефону. Надо бы у вас над дверью кабинета повесить красную лампочку. Как вы беретесь за трубку, лампочка раз — и загорается. Чтобы те, кто ждет, знали, сколько времени фактически отнял у вас очередной посетитель. Нет, серьезно.

Они посмеялись. Но телефон действительно спасение и несчастье любого руководителя.

Очередным гостем кабинета оказался старший тренер «Эстафеты» по борьбе самбо Олег Рудин. В свое время Монастырский немало потрудился, чтобы заполучить его. Рудин принадлежал к современному поколению тренеров. Окончил институт физической культуры, школу тренеров, защитил кандидатскую диссертацию на тему «Психология как важный фактор тренировочного процесса»; владел английским языком, имел звание мастера спорта по борьбе самбо, по вольной борьбе и кандидата в мастера спорта по шахматам. Казалось бы, редкое сочетание достоинств. И хотя тренеров мастеров спорта, с ученой степенью, знанием языка и разрядом по шахматам не так уж мало, в том числе и в «Эстафете», Рудин обладал, в отличие от многих, обостренной тягой к новому. Он все время искал, изучал, экспериментировал. Иногда не без потерь. Но в конечном счете сумел создать в «Эстафете» первоклассную команду, дважды выигравшую первенство профсоюзов, успешно соперничавшую с динамовцами и числившую в своем составе победителей и призеров чемпионатов страны.

Конечно, Монастырскому не хотелось расставаться с Рудиным. Но кто больше подходил к отправке в США? И потом такая поездка, честно говоря, полезна не только американцам. Уж Рудин-то использует ее на все сто, да, пожалуй, и на все двести процентов! Ознакомится там с тренировочным процессом по другим видам: боксу, борьбе, дзю-до; зная английский, почитает специальную литературу, вообще расширит горизонт, усовершенствуется в языке. Монастырский считал, что надо использовать любую возможность для того, чтобы его тренеры развивались, «образовывались», повышали уровень своей подготовки. Ну а в стране, в том числе и в «Эстафете», тренеры найдутся, замена есть.

— Садись, Олег, — сказал Монастырский. Он имел неискоренимую привычку всем подчиненным и «равным по званию» говорить «ты», за что корил себя. И порой, спохватываясь, в самый неожиданный момент переходил на «вы». — Излагай, что нового.

— Во-первых, поздравляю вас, Святослав Ильич, с победой. И с Кубком вообще, и с тем, что наши эстафетовцы не подкачали.

— Брось, Олег. — Монастырский поморщился. — С первым Воинова надо поздравить, со вторым — тебя. А откровенно говоря, — никого.

— Так просто было, Святослав Ильич? Как орешки расщелкали?

— Как орешки, Олег. Хотя испанцы — орешки крепкие. Да и американцев, если их подучить, просто не разгрызешь.

— Это верно, — подумав, согласился Рудин. — Им воли к победе, упорства, энергии не занимать.

— Воли к победе или желания победить? — Монастырский хитро прищурился.

— Не одно и то же? — спросил Рудин, нахмурил брови, на секунду задумался и сам же ответил: — не одно и то же.

— Вот то-то и оно.:

— Но знаете, Святослав Ильич, что заметил (я тут за литературой их спортивной слежу все-таки, хожу во ВНИИФК, почитываю)? Они, как метеоры, врезаются, так сказать, в спортивную атмосферу, вспыхивают ярким огнем и гаснут.

— Красиво говоришь, но правильно. У них, скажем, в борьбе вдруг на каком-нибудь чемпионате молодой, отчаянный, талантливый появляется, золото хватает и все! Больше мы его не видим.

— Или характера не хватает, Святослав Ильич, или терпения, или условия у них такие, или просто своего добился: титул, слава есть — надо срочно эксплуатировать в других прибыльных областях, некогда дальше бороться. — Рудин помолчал. — Интересный вопрос. Изучить бы.

— Ну вот поезжай в Штаты и изучи, — серьезно заметил Монастырский.

Вежливо улыбнувшись шутке председателя, Рудин собрался было начать доклад о проделанной за время отсутствия Монастырского работе, но тот перебил его:

— Ты что думаешь, я шучу? Собирай чемоданы и на полгода-годик в Штаты.

— Не понимаю. — Рудин устремил на Монастырского озадаченный взгляд.

— А что тут понимать? Обычное дело. Слаборазвитая страна, в данном случае Соединенные Штаты, просит оказать помощь: наладить борьбу самбо, подготовить борцов, научить тренеров и так далее. — Что, у нас мало тренеров за рубежом работает? Вот и твой черед настал.

— Святослав Ильич, — Рудин недоверчиво помотал головой, — самолюбие им не мешает нашей помощи просить?

— Как видишь, нет. В борьбе самбо мы специалисты. Почему к нам не обратиться? Важен результат. Мы когда-то у чехов учились в хоккей с шайбой играть. Кое-что из этого получилось. Если б мы из Бразилии или еще какой другой страны на годик футбольного учителя пригласили, думаю, наше самолюбие только выиграло бы.

Неожиданно, словно только теперь до него дошло все сказанное председателем, Рудин озабоченно воскликнул:

— Вы что это, серьезно, Святослав Ильич?! Официально есть что-нибудь?

— И серьезно и официально, Олег. На кубок приезжал руководитель большого американского клуба — хочет культивировать у себя борьбу самбо, попросил хорошего тренера. Жду решения руководства, и начнешь оформляться.

— Почему я?

— Сам не сообразишь? Подумай. Если найдешь более подходящую кандидатуру, скажешь. Заменю. Я, например, лучшей не нашел.

Некоторое время Рудин сидел задумавшись. Потом встал.

— Да, сюрприз вы мне преподнесли, Святослав Ильич. Пойду готовиться.

— К чему будешь готовиться?

— К Америке, — серьезно пояснил Рудин. — Литературу читать, словари доставать.

— Правильно. Самбистов-то подготовишь им хороших? Не просто хороших — первоклассных надо. Твое дело — не уронить марки советского тренера, а вот чтоб твои американские самбисты наших не валили, это уж дело Воинова и его ребят. Пусть вкалывают! Как же? Теперь сам товарищ Рудин соперников готовит, теперь гляди в оба.

Монастырский встал, улыбнулся, пожал тренеру руку.

— Давай, Олег, готовься. Дело серьезное и, сам понимаешь, не просто спортивное. Да и Трентон этот, американский деятель, фигура сложная. Мы еще поговорим о нем.

Оставшись один в кабинете, Монастырский положил тяжелые руки на письменный стол, устремил взгляд в окно. Правильно ли он поступает? Интересно, что заслуживает более высокой оценки: победа советской команды над беспомощной, едва начавшей «ходить» американской или победа американской, подготовленной советским тренером? А почему надо так ставить вопрос? Самой высокой оценки заслуживает тот выигрыш, который достанется на долю спорта вообще. И вот это главное. Хотя кому же не хочется, чтобы победили свои! Только грош цена победе, добытой без труда… Нет уж, пускай Рудин едет и работает на совесть, а мы здесь тоже сидеть сложа руки не будем.

В дверь постучали. Монастырский посмотрел на часы: четырнадцать ноль-ноль. Начинался прием сотрудников по личным вопросам.

Входит мрачного вида мужчина — Николаев из орготдела. Монастырский вздыхает: предстоит тяжелый разговор.

— Садись, 'Николаев, слушаю.

— Товарищ председатель, — говорит тот глухим, тихим голосом, — как же так получается? Я три года жду квартиры. Сами знаете, как живу. Двадцать квартир дали. Я двадцатый, а вместо меня Серовой дают, а она двадцать третья. Я что, в хоромах живу? Вы побывайте у меня. Трещина в половину стены, соседей четыре семьи, окна в темный двор выходят. Где ж справедливость?

Все правильно говоришь, Николаев. Неважная у тебя комната, хоть и двадцать в ней метров, потому и в список тебя включили. Был я у тебя, лично осматривал, забыл ты, видно. И квартиру ту однокомнатную тебе предназначили. Но ты ведь знаешь, что у Серовой. Вдова…

— Ну что ж, что вдова? — перебил, чуть повысив голос, Николаев.'—Кто же ей мешает замуж выйти? Вокруг нее вон сколько вертится! Этот, как его из стройконторы…

— Не стыдно, Николаев? — Монастырский слегка стукнул по столу кулаком, но чернильный прибор зазвенел. — Не стыдно сплетни собирать? Она три года всего как овдовела, дочку воспитывает, у нее зарплата меньше твоей…