И только тихий шёпот звёзд - Владимир Владимирович Юргель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, – она потянулась ко мне, и мы поцеловались. – Как спал?
– Шикарно. Воздух здесь у вас конечно… Спишь как убитый.
– Что есть, то есть, – засмеялась Берта. – Завтракай и поедем покатаемся. Ты вообще когда-нибудь ездил на лошадях?
– Ну, не скажу, что держусь в седле как техасский ковбой, но как-нибудь прорвемся.
– Ясно, – она засмеялась. – Скажу Аскольду чтобы Кьяру тебе запряг. Она спокойная, к чужим хорошо относится.
Берта вышла из гостиной. Я бросил взгляд на стол, на котором кроме графина с апельсиновым соком, лежали аппетитные бутерброды. Есть особо не хотелось, но я подумал, взял бутер и жуя подошел к огромному окну, выходящему прямо на равнину. Казалось, в бирюзу неба можно было нырнуть и не вернуться обратно. Пологая скатерть простора вызывала священный трепет свойственный всякому родившемуся в Княжестве Российском. Я дожевал бутерброд, запил стаканом сока и вышел на улицу. Берта что-то тихонько говорила на ухо лошади, словно выбитой из иссиня-черного гранита. Вторая, смешно шевеля губами и вытягивая шею, ласкала волосы Берты. Я с опаской подошел к ним. Берта хитро посмотрела на меня и протянула мне поводья от лошади, сверкающей на просыпающемся солнце своими коричневыми боками. И мгновенно, с невероятной сноровкой, заскочила на своего скакуна. Я грузно залез на своего. Мы тронулись. Берта вначале боязливо посматривала на меня, потом видимо успокоилась и чуть прибавила ход. Обогнала меня. Я с любопытством рассматривал свою лошадку. Берта поехала рядом. Глядя прямо перед собой она сказала:
– Вчера был разговор с отцом. Я остаюсь куратором по Луне. И это все. Я отказалась от поста председателя совета директоров «Синергии». Все бразды управления теперь принадлежат Гектору.
Она немного помолчала и продолжила:
– Он очень толковый управленец. Умный. Бескомпромиссный. Я его даже немного боюсь. Но знаешь, это и к лучшему, что теперь именно он будущий хозяин нашей империи. А я решилась. Беру отпуск, хотя бы на месяц, – она повернула голову ко мне и с затаенным страхом в голосе спросила. – Можно я поеду с тобой? Ну туда. В лес. В Княжество.
Я сразу не нашелся, что ответить. С одной стороны, радость от того, что мы будем вместе меня всколыхнула, а с другой… Берта словно прочитала мои мысли.
– Влад. Ты не бойся, я понимаю, что ты не можешь бросить своего робота. Все-таки, она с тобой уже столько лет. Просто пообещай мне пожалуйста, что пока мы будем вместе, ты не будешь ей пользоваться. Ну, по назначению, я имею в виду. Я не знаю, как это сказать.
– Чего? – с удивленным видом воскликнул я. – А я рассчитывал, что мы устроим групповушку. Ну ты даешь, дорогая. Так меня обламывать.
Берта словно окаменела, потом заметила искринки смеха в моих глазах, покачала головой и во весь голос выругалась:
– Ну дурак. Вот же дурак. А я чуть не поверила.
Она засмеялась, качая головой. Я подхватил ее смех, успокоился и сказал:
– Маленький, ну конечно мы поедем вместе. А Алиска тебе понравится. Вот увидишь. Она прикольная, веселая. Она хорошая.
Девушка с интересом посмотрела на меня и усмехнулась:
– Ну, ну. Может и правда у тебя еще не все потеряно в этой жизни.
И пришпорила свою лошадь. Я поскакал за ней. Под чистым небом Канзаса два быстрых коня несли на себе людей, чьи сердца повинуясь древнему зову, наконец услышали друг друга.
Чуть позднее, после довольно плотного обеда, я вышел покурить на веранду. Облокотившись на перила, я наслаждался изящно скрученной тонкой сигареткой. Сзади раздались шаги. Я повернулся. Ирма сделала книксен и негромко сказала:
– Господин Владимир, хозяин желал бы с вами побеседовать. Не могли бы вы проследовать за мной?
Я почувствовал холодок внутри грудной клетки. Хозяином андроиды поместья называли только одного человека – Стайна. Неужели он все-таки оскорбился надменным тоном щенка из Княжества, и решил устроить мне выволочку. Нафига я вчера умничал как дебил? Все бухло гребаное.
Мы прошли через огромный дом. Повернули мимо столовой и подойдя к отделанному деревом проему в стене остановились. Ирма сделала шаг в комнату, присела и сказала:
– Хозяин! Господин Владимир здесь.
– Да. Хорошо. Пусть войдет! – раздался звучный голос. Я почувствовал, как у меня ослабли ноги. Я робко вошел и в изумлении остановился. Это была библиотека, и я раньше никогда не видел столько бумажных книг, собранных в одном месте. Стайн стоял чуть поодаль, спиной ко мне, и сняв какой-то толстенный фолиант с полки, увлеченно его листал. Слегка повернув голову, он сказал на русском:
– Володя? Доброе утро! Налейте себе пока выпить, я сейчас освобожусь.
И приглашающим жестом показал на аккуратный столик, возле большого кожаного кресла под мягким светом абажура. Я подошел к столику, несколько мгновений помедлил, затем взял темную-пузатенькую бутылку без этикетки и налил в толстый, хрустальный бокал стоявший там же. Хотел присесть, но передумал, и прихлебывая нечто приятное, и совсем не крепкое, разглядывал сокровищницу знаний. Стайн засмеялся, захлопнул книгу, поставил ее на место и упругим шагом быстро подошел ко мне. Поздоровался за руку. Отточенным движением взял ту же бутылку, из которой наливал себе я, плеснул на два пальца, молча поднял бокал, чокнулся со мной и залпом выпил. Плюхнулся на кресло. Я осторожно присел на крепкий стул, стоявший чуть поодаль. Он достал из кармана потускневший портсигар, открыл его с легким щелчком и предложил мне сигарету. Я аккуратно взял ее. Мы молча закурили.
– Володя, я вчера хотел спросить вас об одной вещи, но посчитал, что возможно это личное, и решил, так сказать, поговорить с вами тет-а-тет.
Я спокойно кивнул головой:
– Пожалуйста.
– Почему вы остались на станции? После отбытия срока. Ведь у вас прекрасное, я подчеркиваю, прекрасное образование. Да. Вы совершили страшную ошибку. Но мы все рано или поздно совершаем ошибки. Ведь вы могли все начать заново. Учитывая, в какой семье вы родились, какую «школу жизни» окончили и в каких кругах вращались до той страшной аварии.
Я немного подумал и ответил:
– Сначала мне было действительно тяжело. Я презирал своих коллег. Ведь кто они, а кто я. Я офицер Академии, а они тупые технари и работяги. Я ненавидел свою работу. Ведь я с закрытыми глазами мог
