Записки довоенных времен. Без войны и «короны»… - Евгений Янович Сатановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жёны, правда, устриц не любили, так что заказали «клам чаудер», сиречь отличный густой рыбно-моллюсковый суп, который автор помнил ещё по Бостону и всячески рекомендовал. Но поскольку любая правильная жена в глубине души полагает своего мужа изрядным придурком, а друга мужа придурком вдвойне, слегка начудили с порциями. Своя-то, правда, прислушалась к рекомендации и взяла маленькую порцию супа и какую-то рыбу. Жена друга, очевидно решив, что маленькая порция – это обычная для российских ресторанов чашка, а ей хотелось бы нормально поесть, запросила среднюю, и уговорить её на маленькую никак не удалось. Ну жалко, что ли? Говорит женщина, что хочет тарелку супа и её съест, чего с ней спорить? С женщинами вообще спорить не стоит. Во-первых, им и так в этой жизни тяжело, во-вторых, они всё равно всегда правы, а в-третьих, нам ещё с ними жить. А спор с женщиной, даже самой лучшей и самой любимой, портит ей настроение и вам обоим карму и личную жизнь. Проще согласиться. Так что взяла она СРЕДНЮЮ порцию супа. Ну, и опять же, какую-то рыбу.
Занавес, ожидание, аплодисменты. Заказ пришёл, и с ним вместе пришла толпа – поугорать. Поскольку ТАКОЙ пирамиды устриц они ещё не видели. Что такое дюжина устриц? Это блюдо со льдом, самими устрицами, кусками лимона, чашечками с красноватым винным уксусом… В общем, понятно. Две дюжины – это двухэтажная конструкция на стойке. Два блюда… ну, и так далее. Ну, а четыре дюжины – это четыре блюда со всем вышеописанным содержимым на каждом. Или две спарки, что и вынесли, готовясь, как сказано выше, поржать над идиотами-туристами. Ага. Два раза они поржали, долбоящеры, туда и обратно. Просто к ребятам в их ресторан никогда не заезжали прокатчики, после Московского института стали и сплавов, один с опытом работы в горячем цеху «Запорожстали», а другой «Серпа и молота». А это не Кеннеди, не Рейган и не Мэрилин Монро, фотки которых у них на стенке висели. Это Технологический факультет и опыт студенческих посиделок сначала в общежитии «Дом Коммуны», а потом и в «Металлурге», мужском и, кстати говоря, женском, откуда жена друга и была.
Сели поплотнее, переглянулись, выдохнули, сосредоточились и начали, постепенно набирая темп, методично работать над устрицами, отвлекаясь периодически на то, чтобы чокнуться бокалами с вином, не забывая о вкусном тёплом хлебе с маслом, за дополнительной порцией которого пришлось два или три раза гонять официанта. Не понимают они всё-таки в своей Калифорнии наших норм потребления, особенно хлеба. Да и вообще в Америке не понимают. Не их это тема. В Германии ещё так-сяк… В общем, когда через десять минут от изначальных четырёх дюжин устриц осталась едва половина, а темп их уничтожения разве что чуть-чуть снизился – первый голод всё-таки утолили, дальше начали смаковать, слегка охреневший от увиденного кухонный народ разошёлся. Не сказать, чтобы разочарованными – оглядывались с большим уважением. И после этого можно было уже, спокойно добив устрицы, выручать жён.
То есть цирк на конной тяге отчасти всё же имел место быть, но прошёл незамеченным для персонала: феерическое скоростное поедание горы устриц двумя русскими джентльменами средних лет их настолько впечатлило, что отвлекло от супа и заказавших его женщин. А там было на что посмотреть. Жене принесли МАЛЕНЬКУЮ порцию. То есть белый фаянсовый горшок со здоровенной суповой дозой, на двоих умеренно или одного очень-очень голодного человека. Поскольку она знала, что любимый муж точно не жлоб, в американских порциях понимает и зря отговаривать не будет. Жене друга – порцию СРЕДНЮЮ. Ну, она же её и хотела? А надо сказать, что средняя порция в американских заведениях такого класса – это примерно полкастрюли. То есть точно такой же, как с маленькой порцией, белый, фаянсовый, но вчетверо больший горшок. Что до БОЛЬШОЙ порции – это горшок, уже размером с кастрюлю. Причём не просто с кастрюлю, а с очень большую кастрюлю. Человек на десять, а если не очень голодных, то и на пятнадцать. Как раз по тарелке каждому…
Мы с другом это себе хорошо представляли. Отчего ни салатов, ни второго и не брали, отчётливо представляя себе, чем оно кончится. Благо ни в каком самом страшном сне даже представить себе, что в одного человека, если только это не Гаргантюа, такой объём даже самого вкусного, но густого и сытного варева, напичканного до упора овощами, кальмарами, креветками, рыбой, моллюсками и лангустинами, влезет, было невозможно. Ну, оно и не влезло. Даже маленькая порция до конца доедена не была, хотя там осталось ложки три-четыре, не больше. Что уж про среднюю говорить… Ладно, выручили мы их – доели тот суп со всем нашим удовольствием, пока жёны, потрясённые величиной американских порций, клевали своего то ли лосося на пару, то ли дораду на гриле. А как иначе? Родители у обоих на всю жизнь приучили: всё, что в тарелке – доедать, еду ни в коем случае не выбрасывать и не оставлять. Военная школа. Американцам не понять, у них война другая была.
Ну в итоге и мы, и жёны были сыты и довольны, хотя лучшая половина команды несколько посрамлена в своём упорстве и поколеблена, насчёт непререкаемости и знания жизни. А вот не спорь с мужем и другом его, девица-красавица, спутница и верная боевая подруга! Знают и они, что и про что говорят! К тому времени, как всё добили, как раз и парад закончился, и голод прошёл. По чашечке кофе выпили, друг сигариллу тонкую, хорошего табака, выкурил, и в отель свой поехали,
