Легенды города 2000 - Оксана Усова

– Не ш-шути так.

– А я и не шучу. Ты прекрасно знаешь, кому нужны собачьи сердца, и кто считает кошачье мясо деликатесом. Кто настолько любит чистенькое, что предпочитает не ловить животных на улице.

Верхняя губа Горностая дрогнула, обнажая острый желтый клык:

– Поделис-сь со мной этим знанием. Кто душит наших котят и режет наших щенков?

– По оперативной версии, – не удержалась от канцеляризма рыжая, – банда Бера Керемета не была уничтожена восемнадцать лет назад. И теперь Бер пытается заполучить людской голос в Триптихе. Не мне тебе рассказывать, как опасен Бер Керемет. По нему плачет камера Морок-града.

– Камера? – Горностай саркастически усмехнулся и смачно сплюнул в сторону комок шерсти. – Такая тварь заслуживает холодной стали в сердце.

– Поверь мне, Морок-град может быть похуже смерти.

– Я проведу вас за забор. Ишь, цаца, отгородился от всего поселка, барские замашки у этих медведей испокон веков, верно, рыжая воительница?

Помоечник соскользнул вниз, и мы с ним оказались практически одного роста.

– Идем.

Он пошаркал прочь, не отбрасывая тени.

Несколько минут мы пробирались вперед в тишине, но потом я не выдержал.

– А кто такие помоечники? – спросил я в уверенности, что задал вопрос тихо, но Горностай дернул ухом и развернулся ко нам.

– Рас-скажи ему, рыжая воительница.

– Это духи псов и кошек, – начала рассказывать Полуночница. – Они рождаются из их страданий и боли, связанной с людьми. Ты же видел помойки и подвалы наших городов? Полуслепые котята, выброшенные теми, кому не хватило ума вовремя стерилизовать свою кошку. Собаки, которых вывозят в лес и там оставляют, когда те стареют или болеют. А сбитые на трассе животные? Мало кто останавливается, чтобы покормить бездомного кота, а травмированных просто бросают подыхать. Приютов почти нет, фондам не хватает денег. И души животных, умерших такой тяжелой смертью, становятся сильными призраками. Люди выбрасывают вещи, в которые они вкладывали эмоции и воспоминания – чашки и тарелки, одежду, обувь, книги. И помоечники вытягивают из этих вещей энергию, чтобы становиться плотнее и сильнее.

Я молчал, не зная, что ответить.

– А что случилось с тобой, Горностай? Почему ты стал духом?

Полуночница пнула меня локтем в бок, но призрак снова посмотрел на меня:

–Ты интересный малый, не похож на человека. Это хор-рошо, я тебе отвечу. Человеческие мальчишки решили, что будет весело бросить дворового кота в костер.

Высокий кирпичный забор, отделявший коттедж «Белладонна» от остальных домов поселка, и вправду выглядел нелепо. Отец вечно жаловался, что его раздражают любопытные соседи, норовящие засунуть нос не в свое дело, и в итоге построил забор, что было верхом неприличия по меркам обитателей «Золотого залива».

Четыре люка, три поменьше и один побольше, нашлись на стене в самом дальнем от ворот конце.

– Вот здесь находится вход в мусор-рные тоннели, – сказал Горностай, постучав лапой по дверце большого люка. – Ползти тут недалеко, метров пятнадцать. Тоннель для крупногабаритных вещей самый широкий, и по нему вы пройдете без труда. Но прессовочные лопасти общие, так что молитесь, чтобы они не работали.

Он распахнул дверцу, и из темного зева тоннеля вырвались на свободу миазмы гнилой кислой капусты.

Полуночница побрызгала спреем две плотные тканевые маски и протянула одну мне:

– Внутри запах будет еще хуже.

Я натянул маску на рот и на нос, закрепил за ушами. Борода предательски торчала и колола кожу, и я пообещал себе поскорее сбрить ее.

Полуночница перехватила волосы резинкой и засунула под куртку, я тоже опустил капюшон толстовки на голову, невольно пытаясь отгородиться от того, что нам предстояло.

Слабый аромат лаванды и правда приглушал вонь испарений, которые выделял мусор, застрявший в тоннелях, но глаза все равно слезились, как будто я вдыхал аммиак. Когда помоечник захлопнул за нами люк, во тьме загорелись два серо-голубых огонька, один – с ярким серебристым вкраплением посередине. Полуночница подала мне фонарик. Ей фонарик, похоже, не требовался.

Передвигаться приходилось на корточках – тоннель был ровно той ширины, чтобы через него, скажем, мог пройти холодильник или разломанный напополам диван. Пол тоннеля постепенно начал подниматься, и мои ноги то и дело подскальзывались на его гладкой поверхности, разработанной специально для того, чтобы мусор быстро попадал из распределителя и прессовочной системы наружу.

По мере того как мы продвигались вперед, запах становился все гуще и резче, а маска перестала помогать, но я все равно ее не снимал.

Створки, которые вели в прессовочную систему, были плотно закрыты. Распределитель сначала классифицировал мусор, затем сбрасывал прессовочной системе, а после открывались створки строго определенного тоннеля.

Тоннелем, через который мы пришли, пользовались действительно редко: нож Полуночницы, вставленный между створками, высек несколько крупных кусков ржавчины. Заслонки с металлическим скрипом подались в стороны, и мы кое-как пролезли в следующий отсек.

Сквозь маленькую решетку сюда проникал слабый свет луны, и я примерно оценил расстояние от пола до потолка, на котором выделялось четыре квадрата, – днища баков.

«Даже если взобраться на платформу, затем на пресс, а оттуда – на поршень пресса, до потолка останется еще метра полтора», – подумал я.

Полуночница уже вытащила тонкие фиолетовые перчатки, похожие на медицинские, и подобие бахил из того же материала:

– Я все еще не хочу нарекать здесь ничего, поэтому поднимусь первой, а потом сброшу тебе веревку и помогу подняться.

– Во мне килограммов семьдесят веса, – предупредил я.

– Не заставляй меня жалеть еще сильнее, что я потащила неподготовленное существо на боевое задание, ладно?

«Бахилы» так плотно облепили сапоги Полуночницы, что я задался вопросом, как она потом их будет снимать.

Восхождение далось ей играючи. На гладких на вид поверхностях механизма рыжая быстро нашла одной ей заметные уступы, а перчатки и «бахилы», видимо, усиливали сцепление и не давали скользить.

На самой верхней точке она замерла, вновь сев на корточки и зацепившись руками за края какой-то квадратной пластины, из-за чего она стала похожа на статую смирно сидящей кошки. Секунда, две, три – светящиеся глаза напряженно разглядывали дно ближайшего к ней бака. Она резко, но без замаха, метнула нож, к рукояти которого привязала веревку, и тот со стуком вонзился в квадрат. Рывок – и квадрат с грохотом полетел вниз, прямо к моим ногам.

Я выдернул нож из пластины, подивившись, что он без проблем проделал дыру в металле, и привязал веревку к поясу самым крепким узлом, который только умел делать. Еще один рывок, веревка натянулась, заставив меня задохнуться и повиснуть на ней, и Полуночница, уже выбравшаяся наружу, вытянула меня за собой.

Перед глазами все еще вращался пол, когда я растянулся на траве,