Правда о «Смерш» - Леонид Иванов

Перед Керчью был знаменитый Турецкий вал. Конечно, мы должны были там организовать оборону, но этого, к сожалению, сделано не было.

Керчь — многострадальный город. Этот город дважды занимался немцами и дважды освобождался нашими войсками. Из этих четырех воинских операций я принимал участие в трех.

Та, первая оборона Керчи ни долгой, ни упорной не была. Из окраинного района Войкова вместе с другими военнослужащими мы эвакуировались через Керченский пролив на косу Чушка. Потом наша часть некоторое время была в станице Крымская, а затем нас перевели в город Тамань.

Там, в Тамани, началась активная подготовка десанта для высадки на Керченский полуостров. Готовилась знаменитая Керченско-Феодосийская операция, которая должна была состояться в конце ноября — начале декабря 1941 года.

Уже тогда, после упорных приграничных боев и организованной обороны Одессы, бросалась в глаза плохая координация войск, отсутствие необходимых вооружений и боеприпасов, при том, что нередко доводилось видеть вооружения дорогостоящие, но требующие иной организации и более необходимые в иной обстановке. Запомнились батареи гаубиц, не имевшие разведанных целей и порой обстреливавшие собственные войска.

В начале ноября 1941 года уполномоченный Ставки ВГК Маршал Советского Союза Г.И. Кулик выехал на Керченское направление по личному распоряжению И.В. Сталина. Г. Кулик был одним из пятерых живших тогда Маршалов Советского Союза.

Вопрос стоял в том, чтобы обеспечить взаимодействие войск на Таманском и Керченском полуостровах, организовать надежную оборону на южном участке фронта. Г. Кулик с задачей не справился, но упорно убеждал И. Сталина в том, что все поставленные задачи он решил. Более того, на местах жестким высокомерным поведением он вызывал, мягко говоря, неприятие подавляющего большинства командиров. Ситуация на фронте была критической, Г. Кулик своих промахов понять не мог, да и не хотел и «был передан в руки» Специального присутствия Верховного суда СССР. После краткого разбирательства, где Г. Кулику вменялось в вину, что «в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования крымских войск», он был понижен в звании от Маршала Советского Союза до генерал-майора, лишен звания Героя и других наград, смещен с поста заместителя наркома обороны, выведен из состава ЦК.

Позднее Г. Кулик командовал 24-й армией, служил в Главном управлении формирования войск. Но он постоянно вел жесткие и весьма недоброжелательные в отношении высшего командования и руководства страны разговоры, что, учитывая его звание, не могло пройти мимо внимания офицеров контрразведки. Кулик был снят с должности, вновь понижен в звании и решением Комиссии партийного контроля исключен из партии. Был направлен в Приволжский военный округ. Впоследствии он был расстрелян.

Среди высокопоставленных военных чиновников, признанных виновными в керченской трагедии весной 1942 года, был начальник Главпура РККА, заместитель наркома обороны армейский комиссар 1—го ранга Л.З. Мехлис (1889–1953). Мехлис не щадил людей, был известен среди командования как человек резкий, решительный, с неуравновешенным характером и почти неограниченными полномочиями, приобретший славу организатора скорых расправ, отчего некоторые офицеры и генералы его просто боялись.

Л.З. Мехлис — участник Первой мировой войны, когда он служил в артиллерийских частях. В 1918 году вступил в ВКП(б). В должности комиссара дивизии, бригады и группы войск участвовал в Гражданской войне. Энергия и упорство Л. Мехлиса были замечены И. Сталиным, и после окончания Института красной профессуры он становится заведующим отделом печати ЦК и одновременно членом редколлегии «Правды». В 1937 г. он был назначен начальником Главного политического управления. Работники этого управления высоко ценили своего шефа, отмечали его исключительную работоспособность, исполнительность, дисциплину, авторитет, который при Мехлисе завоевала эта организация.

Не имея военного образования и слабо разбираясь в армейском руководстве, Л. Мехлис считал, что работоспособностью, жесткостью и волюнтаризмом можно решать даже стратегические задачи. Не считаясь с мнением специалистов и должностных лиц, зачастую требуя выполнения поставленной задачи через головы прямых начальников, что создавало в работе неразбериху, он сводил на нет инициативу руководителей различных рангов, привносил своим появлением атмосферу подозрительности и нервозности. Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков.

Без указаний Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые попадавшиеся ему на глаза приказы, чаще ограничиваясь только литературным редактированием.

Столь же энергично, сколь и поверхностно, он пытался решать и кадровые вопросы. Так, на Крымском фронте ему не понравился начальник штаба фронта генерал-майор Ф.И. Толбухин, будущий Маршал Советского Союза. В начале марта он добился его освобождения. Пытался Л. Мехлис снять и командующего фронтом генерала Д.Т. Козлова. В телеграмме И. Сталину он дал ему просто хамскую характеристику. За что получил от вождя настоящую отповедь. Фактически оттеснив от руководства армией Д. Козлова, Л. Мехлис, несмотря на личную смелость и распорядительность, не смог решить многих первоочередных задач, не смог организовать оборону при достаточных силах.

14 мая он дал Сталину такую телеграмму: «Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты».

К. Симонов, знавший Л. Мехлиса лично и заинтересованно относившийся к его сложной фигуре, писал: «Мне рассказывали, что после керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу: „Будьте вы прокляты!“ — и вышел из кабинета».

Еще когда поздней осенью 1941 года мы были в Тамани, началось активное формирование частей и подготовка десанта для высадки на Керченский полуостров.

В ноябре — декабре 1941 года высадился знаменитый Керченско-Феодосийский морской десант, перед которым стояла задача овладения Керченским полуостровом. Я в составе батальона из Тамани высадился в районе Керчи в декабре 1942 года. Замысел десанта основывался на расчете на внезапность. В значительной степени эти расчеты оправдались.

При погрузке часть батальона разместилась на рыболовецкой шхуне, а мы — на барже, прикрепленной к шхуне тросом. Погода была сложная — ветер, легкий морозец 3–4 градуса. Течением воды из Азовского в Черное море несло большое количество льдин, появилась опасность, что они могут пробить борт и утопить судно. Но нам повезло.

Через некоторое время после отплытия я ощутил на барже запах дыма. Похоже на пожар! Я начал искать, в чем дело, и обнаружил в трюме, откуда шел запах, группу военнослужащих, в основном грузин (из другой, не нашей части), которые прямо на ящиках с боеприпасами разожгли для согрева небольшой костер. Несмотря на достаточно бурный национальный протест, я потребовал прекратить эти, мягко говоря, опасные действия.

К Керчи мы подошли на рассвете. Никто нас, конечно, ни оркестром, ни цветами не встречал. К счастью для нас, для противника наш десант оказался неожиданным. Пирсов для швартовки наших судов не нашли, и мы прыгали в холодную морскую воду, доходившую до груди или до пояса, и спешно выбирались на берег. Было 3–4 градуса мороза. Керчь была очищена от врага.

Запомнился такой трагический случай. Через несколько дней после освобождения Керчи мы шли с комиссаром батальона Ковальчуком в направлении Приморского бульвара. Немецкие самолеты бомбили город. Мы к налетам привыкли и не обращали на них особого внимания. Немного не доходя до поворота на бульвар, я поднял голову и увидел падающую прямо на нас бомбу. Не говоря ни слова (не было времени), я сильно толкнул комиссара в подворотню. Он упал, и рядом упал я. В это время разорвалась бомба, которая точно угодила в стоящий рядом четырехэтажный дом, Дом был разрушен. А в этом доме находился штаб десантно-морской части.

Многие матросы и офицеры были убиты, многие ранены. Мы с комиссаром были сильно оглушены и легко контужены.

Город Керчь. Приморский бульвар. Ворота дома, у которых в январе 1942 года ст. лейтенант Иванов попал под бомбежку

Из дымящихся руин выскочил человек с обожженной головой. Одна его штанина было оборвана, на колене кровоточила большая рана, один глаз висел около носа. Он протянул к нам с комиссаром руки, прохрипел что-то вроде «помогите» и упал. В помощи он уже не нуждался.