Чистые души - Рина Эм

Человеческие эмоции горят жарко, но быстро гаснут, через год она немного остыла и все пошло на спад. Первое время Марфа пыталась упрекать его вполне по-человечески: ты не любишь меня, я тебе наскучила!

Семен объяснил ей тогда, что он по составу своей сущности не может ни любить, ни даже ненавидеть. Все его чувства — отражение её чувств. Если их становится меньше, он не виновен. Он лишь зеркало, зеркало людских эмоций, вот и всё! Марфа тогда плакала: зачем же ты вообще решил быть со мной, если и полюбить не можешь?! Он тогда красиво завернул, мол лёд не может гореть, но противостоять огню не способен и тает от его тепла.

Марфа еще была очень молода и на нее производили впечатление красивые слова. Она даже заказала себе веер с его изречением. Он узнал об этом спустя много лет, случайно, когда она запустила этим веером в его голову. К тому времени все уже давно было кончено между ними.

Все было кончено и Марфа уже жила с колдуном Григорием, мрачным стариком, который выглядел от силы на сорок и обожал молоденьких ведьм, едва прошедших становление. Григорию было около двухсот и для него все ведьмы были юными.

Семен пришел к ней минуя двери, поднялся в спальню. Марфа вернулась поздно, Семен слышал, как они с Григорием прощаются у лестницы, слышал их жаркие поцелуи. Ждал. Они его не услышали и не почувствовали, что уж, Марфа уже вошла в спальню, но все еще не видела его. Он зажег свечу. Марфа вскрикнула, отступила, прижимая к груди руки. Потом выдохнула, увидев его.

Семен сказал:

— Значит, ты решила сделать это.

— Что… что… ох, Семен! Ты здесь? Откуда?!

— Пришел предупредить, когда узнал о твоих планах.

— О чем же предупреждать? Разве запрещено использовать свои силы для себя? — её лицо приняло злое и вызывающее выражение.

Он покачал головой:

— Нет, это не противоречит уставу, но ты понимаешь последствия?

Она не понимала, а он так и не смог ей объяснить. У Марфы в разгаре был новый роман, мир вокруг стремительно менялся — целлофан, неон, кино, пылесосы, аэропланы! Они с Григорием ездили в Париж на премьеру «Поездки до Луны» Жоржа Мелиса, чистый восторг, полет фантазии! Как, как можно отказаться от всего этого, когда есть возможность продлить жизнь, остаться и увидеть, как меняется мир?! Сколько он не говорил ей, что все суетно и новизна рано, или поздно все равно потеряет смысл, она мотала головой, злилась, а потом заплакала и начала обвинять его:

— Ты просто не хочешь, чтобы я жила! Это из ревности, да? Потому, что я тебя разлюбила, признайся!

— Ты сломаешь себе жизнь, если продлишь ее с помощью магии в десять раз. Человеческая душа не предназначена для тысячелетней жизни.

— А может ты просто вдруг понял, что потерял меня?! Может потому хочешь меня сгубить, что тебе нож острый — видеть меня с другим?!

Она так и не захотела его услышать. Впрочем, в то время он уже смирился с тем, что люди не хотят слышать. Он пожал плечами, а Марфа бросила в него веер и он увидел надпись и усмехнулся. О, господи, что он хотел объяснить женщине, которая вывела: «Лед не может гореть в огне, но тает от его жара»!

Она покраснела с досады, мгновенно все поняв, Семен ушел и больше они не виделись лет двадцать. Потом Марфа повзрослела, остыла. Григорий, променял ее на другую юную ведьмочку, ушел очаровывать нежный разум вечной жизнью и вечной любовью. Марфе, впрочем, было все равно.

С тех пор они с Семеном иногда виделись, больше по делу, и общались как старые знакомцы. Вот и теперь, приехав по первому её зову, Семен вышел из машины и огляделся.

Дом, куда она пригласила, находился в самом центре города. Построенный в конце 19 века, трехэтажный особняк был окружён крошечным парком. Кажется, он объявлен объектом культурного наследия. Однако над дверью табличка местного теле-радио-коммуникационного холдинга, а у дверей охрана.

Семен вошёл внутрь и растянул губы в улыбке, когда увидел, как она спускается с лестницы навстречу, точно такая же, как и сто лет назад, в девятьсот двадцать шестом, когда бросила в него свой веер. Только прическа и макияж изменились с того дня.

— Ты прекрасна, Марфа. Здравствуй!

— Льстец! — она кокетливо поправила волосы, но он видел, как мало огня в ее глазах, видел, что её улыбки и движения отрепетированы и заучены до автоматизма, и она увидела, что он всё понял, и тут же нахмурилась:

— Как же с тобой трудно!

— Ничего, ты скоро вспомнишь и приспособишься. Это как ездить на велосипеде!

— Всё твои новомодные поговорочки! Идем. Расскажу кое-что.

Вместе они поднялись наверх, Марфа открыла двойные двери и пригласила его в просторный кабинет, из которого еще две пары дверей вели в другие помещения.

Здесь всё было устроено, как в салонах конца 19 столетия, даже стены были обиты тканью.

— Заказчик любит старину, — пояснила она, увидев, как он рассматривает детали. — Восстановил интерьер и мебель по старинным фото и описаниям, даже витражи заказал. Обошлось это в копеечку, но он может себе позволить. Ракис Майбанов, может слышал? Это его особняк.

Семен мотнул головой:

— Откуда? Он же обычный человек.

— Садись. Я позвала тебя потому, что в замешательстве. Не понимаю, что происходит. Началось всё с того, что ко мне обратился Ракис Майбанов. Он нанял меня из-за своего сына, Максима. Максим сильно болен, не в себе. Был у психиатра, предварительный диагноз — магифренический синдром.

Семен поднял голову и внимательно посмотрел на Марфу. Вздрогнув, она тут же отвела взгляд.

— Этот синдром у половины, нет, у большей части общества. Люди всегда ощущали рядом неосязаемый мир, и мир мертвых, и всех бестелесных сущностей. Мы же всё время рядом. Да ради света, они же видят нас каждый день, пусть не знают, кто мы, но догадываются ведь! Можно ли это вообще считать отклонением от нормы?

— Плюс шизофрения.

— Слышит голоса?

— Да.

Она немного помолчала:

— Знаешь, вроде бы ничего особенного: классическая маета, маетная порча. Начиналось всё довольно типично. Максим работал на отца, вел себя вполне нормально, и вдруг всё меняется: парень не спит, не ест, слышит голоса, то плачет, то кричит, настроил против себя всех, кого мог. Таблетки не помогают, только превращают его в овоща, психотерапия как мёртвому припарка.

Семен приподнял брови, когда она вдруг замолчала, напряженно глядя в стену.

— Классическая маета, действительно.