Скандальное предложение - Тина Габриэлл

— Неправда. — В его глазах промелькнула искорка. — Я видел, как ты смотрела на меня, там, на ринге. Изучала мое тело, мысленно сравнивая его с другими. У тебя был взволнованный, напряженный и голодный взгляд.

Виктория с трудом сглотнула. Странные ощущения вновь охватили ее, когда Блейк провел пальцем по подбородку, шее и коснулся выступающей ключицы.

— Нет, — хриплым голосом возразила она, но даже для ее собственного уха это «нет» прозвучало неубедительно.

— Да. И мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не взять тебя на руки и не утащить в самый укромный уголок, какой только я смог бы найти.

— Не надо разговаривать со мной в таком тоне. — Виктория чувствовала, что краснеет.

Ни один мужчина не был так дерзок с ней. Ни Джейкоб, ни другие ее поклонники. Леди не должна слышать таких ужасных слов, даже если в них есть намек на правду.

— В течение этого года у нас нет причин отрицать наши чувства. — Взгляд Блейка прилип к пульсирующей жилке у основания шеи. — Мы можем доставить друг другу огромное удовольствие, Виктория, если только ты позволишь.

Блейк перевел взгляд на ее губы, и Виктория почувствовала, что он хочет поцеловать ее. Ей следовало захлопнуть дверь спальни у него перед носом. Но когда его глаза потемнели от желания, когда он наклонил голову, и она почувствовала его дыхание на своих губах, Виктория не отвернулась, не запротестовала и не сдвинулась с места.

Прикосновение его губ подарило ей восхитительное ощущение. Сначала это прикосновение было нежным и мягким, потом — более твердым. Когда Виктория вздохнула, и ее губы покорно раскрылись навстречу его губам, Блейк полностью овладел ситуацией, исследуя языком глубины ее рта.

Виктория встала на цыпочки, чтобы быть ближе к нему, и Блейк, обняв ее, крепче прижал к себе. У нее заколотилось сердце, когда она ощутила незнакомую твердость груди и мужской запах.

В нем было все, о чем она когда-то мечтала, будучи влюбленной, до безумия девчонкой. Красивая фигура с прекрасно развитыми мускулами, опасная и волнующая. Ее разум твердил, что она должна сопротивляться, а тело отказывалось подчиняться.

Оторвавшись от губ Виктории, Блейк поцеловал пульсирующую жилку на шее.

— Между нами может быть нечто гораздо большее. Позволь мне показать тебе.

По телу Виктории прокатилась волна желания. У нее подогнулись колени, она даже испугалась, что упадет. Где-то в темных глубинах сознания она знала, что должна сопротивляться, должна остановить его, или он в первый же день ее пребывания здесь сведет, на нет всю ее решимость, не поддаваться его обаянию.

Блейк провел пальцами по краю декольте. И когда его большой палец коснулся сквозь ткань напряженного соска, Виктория отшатнулась. Она мгновенно отрезвела, словно ее опустили в холодную воду. Что он делает?

— Блейк, остановись.

Он снова приблизился к ней и наклонил голову, собираясь опять поцеловать. Виктория резко отвернула голову, и его губы коснулись ее щеки.

— Не бойся, дорогая. Я не причиню тебе зла, — выдохнул Блейк, и она ощутила на щеке его теплое дыхание.

— Блейк, перестань! — крикнула Виктория. Отчаянно пытаясь отбиться, она уперлась руками ему в грудь.

Он отступил.

— Не забывайте свое обещание, милорд, чтобы я не забыла свое, — проговорила Виктория, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. — Я лучше умру, чем стану спать с тобой.

Блейк замер. Знакомая маска равнодушия вновь появилась на его лице.

— Прости, что неправильно истолковал твою реакцию, — хрипло сказал он. — Ужин в семь. Не заставляй меня ходить за тобой.

Глава 8

У Виктории округлились от удивления глаза при виде стола, который ломился от еды.

Она пришла в столовую, ожидая скромный ужин с друзьями, а обнаружила роскошное угощение, которое следовало подавать на самых грандиозных вечерах.

В конце стола стояли мясные блюда: седло барашка, молодая баранина, дичь и окорок. Здесь же находилась дюжина овощных блюд в мармитах[6] с золотым ободком, на которых красовался герб Равенсперов. Центральное место занимало блюдо с огромным лососем с нетронутой головой, что говорило о его свежести, в окружении гребешков в сливочном соусе.

Лакей в ливрее отрезал Виктории кусочек окорока и положил на тарелку. Кивком она указала, какие овощи ей добавить, и лакей аккуратно уложил их рядом с кусочком мяса.

Дорогой херес лился рекой, а многочисленные лакеи следили, чтобы бокалы гостей никогда не пустовали.

Тем количеством еды, которое разместилось на столе Блейка, можно было бы кормить бедную лондонскую семью целый месяц. Все это, по мнению Виктории, было устроено с единственной целью: продемонстрировать свое богатство.

Виктория увидела Саманту Херон, баронессу Девоншир — близкие называли ее леди Девон, — состоятельную тридцатилетнюю вдову с белокурыми волосами, голубыми глазами и тонкой талией. На ней было платье из серебристого атласа с глубоким декольте в форме сердца, которое притягивало взгляд любого мужчины. Белокурые волосы были уложены в элегантную прическу, а несколько прядей игриво спускались на высокие скулы.

Она была просто прекрасна, но Викторию заинтриговал ее самоуверенный вид. Джастин Вудуард был явно моложе своей спутницы, и Виктория задумалась, что свело эту пару вместе.

Ее беспокоило, что подумают о ней друзья Блейка, ведь она одна находится в доме холостяка. Но ни Джастин, ни баронесса нисколько не удивились, когда Виктория была представлена им как гостья Блейка.

Виктория почувствовала что-то похожее на ревность. Сколько же других женщин он приводил в свой дом и представлял подобным образом своим друзьям?

— Вам нравится Роузвуд, мисс Эштон? — поинтересовалась баронесса, опустив серебряную вилку в тарелку.

— Я приехала только сегодня. Хотя, знакомясь с домом, уже обнаружила, что в нем ведутся энергичные боевые действия. — Виктория бросила взгляд в сторону Блейка.

На лице леди Девон отразилось замешательство, и она повернулась к хозяину дома.

— Мисс Эштон забрела в западное крыло, — пояснил Блейк, осушив свой бокал.

— А-а, так вы увидели их на боксерском ринге. Я никогда не присутствовала на их занятиях с мистером Гриббом, — заметила баронесса. — Хотя этот спорт очень популярен, я считаю его грубым.

Виктории тоже следовало бы отметить отвратительную жесткость этого спорта, но образ обнаженного до пояса Блейка оставил в ее памяти неизгладимый след, и она промолчала.

Что это говорит о ее моральных принципах?