Тайна Иеронима Босха - Петер Демпф

— Для этого нужно совсем иное существо. Чудовище, ангел или Бог. Я же просто человек!

— Не скромничайте! У вас богатые идеи и необычные чувства. Мысль ввести в вашу картину воздушную перспективу была гениальной. Никто и никогда еще так не писал. Зритель будто находится перед раскрытой книгой: стоит заглянуть в нее, и ты увидишь весь мир и все поймешь. Он читатель, и его заставляют читать. А идея рождена вашей кистью, мастер Босх.

— Так я вижу эти картины в полете, меестер Филипп. Будто я улетаю за пределы этого мира. Ночи пожирают меня. Посмотрите, я стал похож на скелет. Перед полетом я никогда не знаю, вернусь ли назад в этот мир.

Петрониус не дышал, а еще он не понимал, как за стеной, где нет ничего, кроме пожарного люка, могут беседовать два человека. Хотя голоса звучали необычно, Петрониус узнал их: мастера Босха и Якоба ван Алмагина, которого Босх называл по имени, данном при крещении. И все же подмастерье был готов поклясться, что разговаривают мужчина и женщина. Петрониус мог лишь предполагать, о чем они беседовали. О каких полетах говорил мастер? Связаны ли события прошлой ночи с этим разговором?

Петрониус прижался к стене. Там что-то шелестело, трещало дерево, его скребли, что-то брали и ставили на место.

— Нарисуйте мне ваши видения и лица, сделайте наброски фигур и сцен, которые наблюдали там, а я соединю все в единое целое. У нас получится, но надо торопиться. Доминиканцы затягивают узел. Предатели есть и среди нас. Круг истинно верующих редеет.

При слове «предатели» Петрониус замер. Может быть, Питер был одним из них и поэтому его убили.

— Если я сам не буду понимать, что рисую, не потеряет ли картина своего значения?

— Ни одна книга с классическими идеями не может быть незначительной. А наш триптих должен стать именно такой книгой, справочником! Возьмите Источник жизни. Разве зритель не увидит, что углубление в основании Источника — это центр рая? Разве не различит там глаз со зрачком, в котором сидит птица — сова, символ мудрости и разума? Разве это не означает, что душа человека отражается в его глазах? Значит, если душа хочет узнать себя, она должна заглянуть в себя — а куда смотреть, если не в глаза? Простые послания, воплощенные в простые картинки.

— Но сова — двоякий символ, — возразил Босх.

У Петрониуса пересохло в горле. За стеной Якоб ван Алмагин тихо рассмеялся:

— А вам недостаточно, что мне открылся истинный смысл?

— Если послание обращено к братству, то братья и сестры должны суметь прочесть то, что там написано.

— Они поймут. Тему человеческой любви понять легко. Средняя часть триптиха предоставит достаточное количество примеров. Ангельская любовь, любовь без телесного слияния. Исключение составляет слияние с Богом, и эта любовь должна быть возрождена. Вы нарисуете ее. Мы покажем им, что здесь скрыта подлинная история происхождения мира. Картина станет исходной точкой медитации. Достаточно тематизировать только середину картины.

Петрониусу мучительно хотелось кашлять. Ему нужно было что-то выпить или по крайней мере прокашляться. Но он не желал ничего пропустить и не мог отлучиться.

— Разве не говорил Ян Рейсбрек, что гибель чувств и есть рождение истины? Так и нужно рассматривать эту картину, мастер Босх. «Если человек не в состоянии понять суть, пусть безмолвствует. Сущее само поймет его». Если позволите прокомментировать это изречение, то оно означает только одно: я опустошаю себя во время медитации, если я предамся лицезрению Источника жизни, из уведенного само собой вырастет вожделенное богатство. Богатство не в прямом смысле слова. Это будет переживание особого рода, мастер Босх.

Последние слова ученый произнес так тихо, что Петрониус с трудом разобрал их. Подмастерье соотнес объяснения ученого со своим опытом. Источник жизни явился ему в виде храма таинств, из которого вытекали четыре райские реки. Теперь он понимал, что глаз, о котором говорил Алмагин, — своего рода ларец, в котором скрыта тайна картины. Петрониус чувствовал: мастер приоткрыл ларец, но не показал всего содержимого. Сова символизирует знание запретного, скрытого, взгляд в невидимое, и об этом, невидимом, он говорит, но скрывает его.

— За работу, меестер Филипп! Нужно подготовиться к завтрашней молитве после захода солнца в соборе. Брат из Брюсселя желает поговорить с нами. И мы должны представить «Рай» для медитации. Это как раз в вашем духе.

Ученый рассмеялся. Петрониусу показалось, что мужчины поднимаются по лестнице. Во всяком случае, он не расслышал ответа, так как голоса затихли вверху.

Петрониус осторожно откашлялся и прислонился к стене. Его разум был смущен: пуст и одурманен одновременно. Он не знал, что думать и как видеть. Нужно выспаться, а завтра он подождет в соборе до захода солнца.

Петрониус проскользнул в свою каморку, запер дверь и лег на кровать. Окно оставил приоткрытым. Его сознание угасало медленно. Одна мысль не давала покоя: кто бы ни был виновен в смерти Питера — даже если это сам Босх, — ему не избежать костра. Петрониус поклялся в этом.

XXIII

После зноя летнего дня прохлада собора заставила Петрониуса поежиться. Под колоннами еще недостроенного храма стояли торговцы рыбой, предлагавшие свой товар, мясники со всего города укрылись в тени храма. Ростовщики стояли рядом с суконщиками, нищие вместе с горожанами ждали вечерни. Так как большинство горожан перебрались в послеобеденный час с душных улиц под своды незаконченного собора, сюда пришли и проститутки в поисках мужчин, а сутенеры ждали за колоннами, чтобы получить деньги.

В углу священник исповедовал горемыку, в нескольких шагах от них мужчина расплачивался за быстрое счастье за пыльными шторами. В капелле Святой Марии, крыша над которой уже была завершена, монах совершал свой молебен. Несколько женщин слушали мессу, стоя на коленях на холодном каменном полу, чтобы причаститься телом Христовым.

Петрониус заметил воришку, который прислонился к колонне и оценивающе рассматривал проходивших мимо мужчин и женщин. Быстрый толчок, короткое прикосновение к груди, негромкий возглас, и кошелек стремительно передан сообщнику. Бурные извинения, и ловкач вновь занимает место за колонной, уходящей в вышину серого неба. Парень хорошо знал свое дело, и Петрониус плотнее прижал к себе кошелек.

Через небольшую дверь в деревянном заграждении, отделявшем ее от главного нефа, Петрониус прошел в уже достроенную капеллу Святой Марии и стал рассматривать работу мастера Босха. Сюжет из Библии был изображен на нескольких полотнах: история Авигеи, коленопреклоненной перед Давидом.

На левой части изображались посланники Давида. Они передали Навалу, супругу Авигеи, весть о мире и были изгнаны из его дома.

В центре картины Босх изобразил коленопреклонение Авигеи перед Давидом. Вокруг нее лежали подарки: двести хлебов, бурдюки с вином, прекрасные овцы, поджаренное зерно, пироги, высушенный виноград, — и стояли ослы, которые привези все это богатство Давиду.

Третья картина рассказывала о том, как Господь покарал Навала болезнью и убил, а Давид похитил Авигею. Карикатурное лицо Навала с выражением глупой наивности испугало Петрониуса. Он уже видел эти наброски на свитке, который должен был доставить в Оиршот. Сходство с патером Иоганнесом заставило его содрогнуться.

Обнаженная Авигея бросилась ниц перед Давидом. Она предлагала себя в знак искупления. В такой интерпретации сюжет был неизвестен Петрониусу. Однако картина завораживала.

А создания, которые на последней части триптиха спешили с небес и выползали из земли, чтобы напугать Навала!.. Никогда раньше Петрониус не видел таких монстров, такое скопище жутких образов из самых страшных кошмаров.

— Что должно происходить в этой голове, сын мой, чтобы на свет явились такие ужасы? Может, он одержим дьяволом и потому так рисует, или его фантазия превосходит нашу?

Петрониус испугался, но быстро взял себя в руки.

— Это редкий дар: придавать людским страхам, не имеющим названия, зримые формы. Они пробуждают у зрителя ужас, который вызывают неясные сновидения.

Патер обошел вокруг Петрониуса, потирая подбородок, будто размышляя. Гул его шагов тонул в шуме торговых рядов под колоннами храма. Петрониус посмотрел на хор. Перед алтарем собралась группа людей. Похоже, скоро начнется вечерняя служба. Одни взяли складные стулья, другие опустились на колени или присели на корточки, остальные просто стояли. Богато одетая дама помахала рукой только что вошедшему через главный портал мужчине, подбежала к нему, преувеличенно страстно поцеловала его, и, взявшись за руки, они обратились к службе.

— «Дом мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников». Разве не так говорил Иисус, придя в Иерусалим и вышвырнув торговцев и менял из храма Божьего? И разве не сделали из Дома Господнего снова разбойничье гнездо? Разве люди и картины не отражают те же пороки и грехи? А если посмотреть лучше — это пороки дьявола.