Приключения Эмиля из Леннеберги - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда со стиркой было покончено, закололи свинью, которую специально откармливали к Рождеству. И теперь уж на кухне не хватало места для всевозможных домашних колбас и окороков. Готовили можжевеловую брагу — она долго бродила в больших деревянных чанах. Пекли караваи, сладкие булки, душистый ржаной хлеб и пряники. Мама Эмиля и Лина не спали почти всю ночь, отливая свечи — большие и маленькие, и еще особые свечки для елки. Все было как будто готово для встречи Рождества и Нового года.
Альфред и Эмиль запрягли Лукаса и поехали в лес за елкой. А папа Эмиля пошел на гумно и достал там несколько снопов овса, которые он приберег для воробьев.
— Кидать зерно на ветер, конечно, безумие, — сказал он, — но воробьи тоже должны почувствовать, что скоро Рождество.
Не только о воробьях надо было подумать, не только они должны были почувствовать, что наступает Рождество. Были еще и бедняки из приюта для бедных. Ты небось и понятия не имеешь, что такое дом для бедных, или богадельня. Что ж, этому можно только радоваться. Такие приюты существовали в старое время, и если я тебе расскажу, как там жилось беднякам, это будет еще пострашнее, чем рассказы Крюсе-Майи об убийцах, привидениях и диких зверях. Представь себе маленький плохонький домик с двумя-тремя комнатами, где полным-полно беспомощных старых людей, которые живут все вместе в страшнейшей грязи и нищете, терпят голод, холод, болезни. Теперь ты знаешь, что такое дом для бедных. Уж поверь, что ужасно оказаться в таком вот приюте на старости лет, когда нет больше сил работать, чтобы заработать себе на хлеб.
"Бедный прадедушка, — говорил обычно Альфред, — несладко ему живется. А тут еще эта Командирша, просто спасу нет от нее".
Командиршей прозвали старуху, которая распоряжалась всем в доме для бедных. Здоровье у нее было лучше и сил больше, чем у остальных, а злой и властной она была как мачеха в сказке, поэтому она всеми командовала как хотела. Эмиль никогда бы этого не допустил, будь он уже председателем сельской управы, но пока он был, к сожалению, всего лишь маленьким мальчиком и никак не мог поставить на место Командиршу. Прадедушка Альфреда очень обижался на Командиршу, да и все остальные тоже, но приходилось терпеть.
— Она ходит среди нас, как волк в овчарне, и все рычит, — жаловался Стулле Йоке.
Он казался странным, говорил торжественно, будто речь держал, но был очень добрым, и Альфред его любил. Жители приюта никогда не ели досыта, и мама Эмиля их всех очень жалела.
— Бедняги! Обязательно пошлю им гостинцев к Рождеству, — сказала она.
И за несколько дней до Рождества Эмиль и Ида отправились по заснеженной дороге к дому для бедных, с трудом волоча большую корзину, до краев набитую снедью. Чего там только не было! И колбаса, и студень, и окорок, и сдобные булки, и пряники, и свечи, и даже маленькая табакерка с табаком для Стулле Йоке.
Лишь тот, кому приходилось голодать, может себе представить, как обрадовались старики и старухи, когда появились Эмиль и Ида с большой корзиной. Но только они хотели приняться за еду — и Стулле Йоке, и Калле Спадер, и Иохан Эт, и… одним словом, все, — как Командирша заявила:
— До Рождества никто ничего не получит. И ни у кого не хватило смелости возразить. Эмиль и Ида отправились домой. На хуторе Катхульт настроение было в тот день праздничное, и на следующий день тоже. Эмиль с Идой играли хлопушками, и в Катхульте царили мир и веселье. Потом папа и мама Эмиля собрались в гости на хутор Скорпхульт, расположенный по ту сторону леса. Все в Леннеберге знали, каким озорником был Эмиль, потому Свенсонов пригласили без детей.
— Ну и наплевать, — обиженно заявил Эмиль. — Тем хуже для них. Они рискуют вообще никогда со мной не познакомиться.
— И со мной тоже, — подхватила Ида.
Сперва было решено оставить дома Лину, чтобы она присмотрела за детьми. Но Лина с раннего утра канючила, все твердила, что ей надо проведать мать, которая живет неподалеку от Скорпхульта. Лина, видно, сообразила, что раз они все равно едут в ту сторону, ей стоит этим воспользоваться и прокатиться на санях.
— Пусть едут, — сказал Альфред, — за детьми и я могу присмотреть. Еды полно, а я послежу, чтобы они не играли со спичками. Будьте спокойны, глупостей я им делать не позволю.
— Но ты же знаешь, как с Эмилем трудно. За ним нужен глаз да глаз, — сказал папа и помрачнел. Но мама тут же возразила:
— Да что ты, Эмиль прекрасный мальчик! И уж сегодня он во всяком случае не будет шалить, потому что сегодня праздник. Не ной, Лина, ты поедешь с нами!
На том и порешили.
Альфред, Эмиль и Ида стояли у кухонного окна и глядели вслед саням, пока они не скрылись за поворотом дороги. И тогда Эмиль на радостях подпрыгнул, как козлик.
— Ура! Теперь мы повеселимся! — воскликнул он.
Но тут Ида указала пальчиком на дорогу и сказала:
— Смотрите, вон идет Стулле Йоке.
— Да, странно, — удивился Альфред. — Что же это там у них случилось?
Дело в том, что Командирша не разрешала Стулле Йоке выходить из приюта. Она уверяла, что в голове у него от старости уже все путается и его нельзя выпускать одного.
"Он заблудится, это точно, — говорила Командирша. — А мне некогда за ним бегать, искать его".
Но дорогу в Катхульт Стулле Йоке все же нашел и вот теперь шагал по ней, да так шустро — седые пряди так и развевались вокруг его головы. Несколько минут спустя он уже стоял на пороге кухни и тяжело вздыхал.
— Нам не досталось ни кусочка окорока, — выпалил он, едва успев перевести дух. — И колбасы мы даже не понюхали. Командирша все взяла себе.
Больше он не смог произнести ни слова, потому что горько заплакал.
Тут Эмиль разозлился, да так разозлился, что Альфред и Ида прямо не решались на него взглянуть. В глазах его вспыхнул недобрый огонь.
— Подать мне сюда Командиршу! — крикнул он не своим голосом. — Где мой ружарик?
Альфред по-настоящему испугался.
— Прежде всего успокойся! — сказал он. Так злиться просто опасно.
И Альфред, ласково похлопывая своего старенького прадедушку по спине, стал утешать его и расспрашивать, почему ж это Командирша так гадко поступает. Но Стулле Йоке был настолько расстроен, что не мог успокоиться, и все твердил одно и то же.
— Нам не досталось ни кусочка окорока. И колбасы мы даже не понюхали. Табак мой я тоже не получил, — всхлипывал он.
Но тут Ида снова указала на дорогу.
— Глядите, а вон и Тумбочка идет, — сказала она.
— Это она за мной, — сказал Стулле Йоке и затрясся всем телом.
Тумбочкой прозвали маленькую, проворную старушку, которую Командирша обычно посылала в Катхульт, как только исчезал Стулле Йоке. Он иногда тайком уходил на хутор, потому что там ведь жил Альфред, его правнук, а мама Эмиля была очень добрая и встречала его всегда приветливо.
Тумбочка рассказала все по порядку: Командирша поставила корзину с гостинцами в шкаф на чердаке, потому что там было холодно. Но когда она поднялась туда, чтобы достать продукты на ужин, то обнаружила, что не хватает одной маленькой колбаски, и пришла в бешенство.
— Ходила среди нас, как волк в овчарне, и все рычала, — сказал Стулле Йоке.
И Тумбочка подтвердила, что так оно и было, и продолжала свой рассказ:
— Командирша потребовала, чтобы тот, кто взял колбасу, немедленно признался в этом страшном грехе. "А если никто не признается, то я вам устрою такой праздничный ужин, что не обрадуетесь!" — пригрозила она. И так оно и было, — продолжала Тумбочка. — Потому что, как Командирша ни кричала, все равно никто не признался, что взял колбасу. Некоторые старики даже считают, что Командирша нарочно все подстроила, чтобы оставить себе все угощение. А когда она узнала, что Стулле Йоке отправился на хутор жаловаться, она совсем рассвирепела и велела мне немедленно привести его назад. Так что нам лучше пойти, Йоке, — закончила свой рассказ Тумбочка.
— Да, дедушка, — поддержал ее Альфред, — мне очень жаль, но что делать? Придется тебе идти.
Эмиль молчал. Он сидел на сундуке и скрежетал зубами. Еще долго после того как ушли Йоке и Тумбочка, он продолжал сидеть в той же позе. Казалось, он о чем-то думает. В конце концов он стукнул кулаком по сундуку и сказал:
— Я знаю одного человека, который собирается устроить пир! Пир на весь мир!
— Кто же это? — поинтересовалась Ида. Эмиль снова стукнул кулаком по сундуку.
— Я! — сказал он. И объявил, что собирается устроить пир, о котором долго будут говорить в Леннеберге, потому что на него будут приглашены все, кто живет в приюте для бедных. — И мама будет только рада, — добавил Эмиль.
— А папа? — спросила Ида.
— Хм, — промычал Эмиль. — Но все равно это же не озорство.
Он умолк и снова задумался.
— Как их вывести из дома? — размышлял он вслух. — Тут нужна какая-то хитрость. Пошли, попробуем!