Когда он проснется - Фридрих Незнанский

В сенях горел свет. Оля из своего укрытия видела покрашенный коричневой половой краской порог и кусок стены, обитой сосновой вагонкой, и большую голову кабана с клыками, висящую на стене.

«Чучело… Похоже на охотничий домик. Или дачу. Чей-то дом…»

Она услышала голоса, затем шаги. Прямо у нее над головой заходили половицы, и грубые черные ботинки прошагали мимо нее. Заскрипела дверная ручка, ботинки переступили через порог и скрылись. За ними прошагали кроссовки и еще одни ботинки: на модной добротной подошве из какого-то серого пластика, с коричневыми вставками. Снова послышались голоса. На этот раз Оле удалось разобрать слова.

– Если она орать задумает, на улице слышно будет?

– Только возле дома, и то вряд ли… Да сюда никто и не заходит. А решит орать, опять усыпим.

Ботинок на пластиковой подошве сдвинул половик на полу, и Оле в лицо посыпался сверху песок и мелкий сор. Она отпрянула от щели, а когда через некоторое время снова выглянула, то, к своему глубокому огорчению, убедилась, что люк подпола сверху закрыли ковром. Из щели больше не проникал свет. Ничего не оставалось, как спуститься с лестницы и вернуться на матрас.

В подполе было прохладно. Оля закуталась в шубу, положила голову на пыльный матрас и закрыла глаза. Мысли потекли своим чередом, и спустя несколько минут Оле даже показалось, что никакого похищения нет и что лежит она в своей комнате, сейчас ночь… А скоро наступит утро, пора будет идти в институт… Вот только ноги почему-то страшно мерзнут. Оля почему-то вспомнила, как в детстве хотела стать фигуристкой. А родители в шутку пугали ее, что, мол, отморозит ноги на льду… И еще много чего вспоминала Оля, пока ее мозг проваливался в сон…

…В детстве Оля мечтала заниматься фигурным катанием или балетом, но сначала их семья жила в маленьком районном городе, где не было ни балетной студии, ни катка. Потом мать перевели на работу в областной центр, и Оля смогла один год позаниматься в секции фигурного катания. Тренер считал ее перспективной для парного катания – маленького роста, не без таланта, с огоньком и внешними данными.

Но потом родился младший брат – Тимофей. Тимошка… Елена Александровна вышла на работу через три месяца после рождения сына, а Оля переквалифицировалась в няньку. На спорт времени не оставалось.

– Ничего, доченька, подожди, потерпи, – утешала ее Елена Александровна. – Скоро Тимошка вырастет, и ты продолжишь заниматься. Посмотри, как он быстро у нас растет. Всего одну зиму ты с ним побудешь, а потом я найду няню…

Первая нянька была дальней родственницей Мартемьяновых, то ли троюродной сестрой Олиного отца, то ли его троюродной племянницей. Все называли ее тетя Софа. Это была полная женщина с черными волосами, уложенными короной вокруг головы. Любой одежде она предпочитала яркие цветастые длиннополые халаты, у нее их имелось штук сто. Стоя в таком халате посреди кухни, уперев руки в бока и высоко подняв голову с царственной прической, тетя Софа вселяла в окружающих чувство уважения и полного порабощения. Елена Александровна перед ней заискивала. Оля просто ее боялась.

Тетя Софа нигде не работала, имела вторую группу инвалидности – еще в молодости, работая на швейной фабрике, она получила производственную травму. С тех пор она получала от государства двадцать пять рублей пособия и умудрилась на эти деньги купить машину, а каждую осень ездить по туристической путевке в Болгарию. Мартемьяновы считали ниже своего достоинства выяснять, откуда у тети Софы берутся деньги на эти житейские удовольствия.

– Лена, это не наше дело, – говорил Валерий Николаевич, когда на семейном совете решалось, приглашать или не приглашать тетю Софу.

Некоторое время спустя Оля слышала, как мать, секретничая со своей подругой, обронила фразу:

– Говорят, у нее любовник – генерал.

Когда подруга сделала большие глаза и молча кивком указала на Олю, игравшую в той же комнате, мать ответила:

– Да ну! Она еще ничего не понимает.

Тетя Софа переселилась в их трехкомнатную квартиру. С собой она перевезла старинную ручную швейную машинку «Зингер» и баул с выкройками и отрезами. Ее поселили в детской и отдали ей Олину кровать, а Олю перевели спать на диван.

– Пожалуйста, потерпи, – снова попросила мама. – Это временно. Мы скоро купим тебе и Тимошке новую кровать. Помнишь, ты хотела двухъярусную кровать с лесенкой, чтобы спать наверху? Мы с папой купим ее, если ты пока согласишься поспать на диване.

«Двухэтажная» кровать была розовой мечтой ее детства. Оля с готовностью пожертвовала няньке свою уютную кроватку.

И началась новая жизнь. Елена Александровна уезжала на работу к девяти, Валерий Николаевич, который в то время занимал пост главного редактора областной газеты, должен был ежедневно быть на службе к десяти часам. Обедали оба на работе. Вечерами старались сменять друг друга на «боевом дежурстве» по кухне. Когда мама приходила домой пораньше, то папа задерживался, и наоборот.

Пока родителей не было, тетя Софа все время строчила на своей машинке, а все дела по дому просила выполнять Олю. Стоило ей вернуться из школы, как тетя Софа тут же командовала:

– Деточка, нужно сходить в молочную кухню за смесью и соком. По дороге зайди в гастроном, возьми сметаны, булку черного и два батона. Вот тебе еще деньги на пирожные. И не говори маме, что ты ходила.

Вернувшись из магазина, Оля должна была следить за большим чаном, в котором кипятились детские пеленки. Тетя Софа по телефону договаривалась с клиентками:

– Можете приходить на примерку. У меня другой адрес, запишите, улица Советская, полукруглый кирпичный дом за универсальным магазином, рядом с остановкой. Вы его сразу заметите.

– Не говори маме, кто к нам приходил, – просила тетя Софа. – Я тебе отдам все красивые лоскутки. Хочешь?

У нее была целая коробка великолепных лоскутков шелка, нейлона, тафты, панбархата, парчи, органзы, муара, шифона, кружев… Оля не могла перед ними устоять. Елена Александровна долгое время ни о чем не догадывалась.

– Какой у вас спокойный ребенок! – стали поговаривать сначала соседи, потом знакомые. Говорили с восхищением и тайной завистью: – Мы никогда не слышали, чтобы он кричал. Когда к вам ни придешь, Тимошка спит. Просто чудо. Как вам повезло!

Елена Александровна сначала улыбалась и кивала. Потом начала беспокоиться. По всем справочникам ее шестимесячный сынуля уже должен был жить активной жизнью, гулить и пытаться ползать. Но Тимошка все время спал, и даже когда его будили и выкладывали на животик, он флегматично поворачивал голову на бок, засовывал в рот кулачок и неподвижно лежал, уставившись в одну точку.

Но самое ужасное началось, когда однажды тетя Софа попросила выходной и уехала к своей дочери в другой город. Тимошка ревел, не смолкая, весь день и всю ночь. Он не ел, не спал, не хотел купаться, не лежал у мамы на руках, а кричал надрывно, корчась и захлебываясь от крика.

Семья не спала всю ночь. Под утро, когда у ребенка внезапно подскочила температура, Елена Александровна вызвала «скорую помощь». В больнице дежурный педиатр долго не мог понять, почему ребенку стало плохо. Результат анализов оказался неожиданным: шестимесячный малыш страдал от абстинентного синдрома, который встречается у детей хронических алкоголиков, привыкших с молоком матери регулярно получать дозу алкоголя.

Елена Александровна не могла поверить своим ушам.

– Но ребенок с трех месяцев на искусственном питании, я не кормлю его грудью, – убеждала она врача. – Может быть, это ошибка?

Нет, ошибки быть не могло.

Она сгорала от стыда. Ей казалось, что все врачи в больнице приходят в ее палату только для того, чтобы посмотреть на известную в области должностную особу, оказавшуюся тайной алкоголичкой.

Истина всплыла во всей своей неприглядности. После короткого домашнего расследования выяснилось, что драгоценная тетя Софа подмешивала в молочную смесь маковый отвар, чтобы ребенок спал сладким сном и не мешал ей работать.

Ее выгнали, дело замяли – не судиться же с собственной родственницей…

…Оле самой казалось, что ее напоили маковым отваром. Во всяком случае, голова плыла куда-то, тело почти онемело, и, если бы не окончательно остывшие ноги, она бы давно заснула. А тут, ко всему прочему, сверху стали раздаваться громкие разговоры подвыпивших бандитов…

…После отъезда Михася вечер принял более непринужденную форму. Хлопцы пили бабкин самогон, запивая его компотом и оставленным батькой немецким пивом. Лева воспрянул духом, почувствовав, что его оставили тут за главного. Поскольку он по-украински не говорил, Богдан и Гера полностью переключились на «москальскую мову», которой на самом деле, разумеется, владели лучше, чем родной.

Левина бабка ушла спать в свою комнату. Хлопцы слышали, как она долго шепотом бормотала перед сном молитвы. Лева хихикал и крутил пальцем у виска.