Когда он проснется - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь торопливо представил нас друг другу:
– Юрий Гордеев… Елена Александровна Мартемьянова…
Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: Елена Мартемьянова – начальник Игоря.
– Садитесь, Юрий Петрович, – Мартемьянова указала рукой на кресло.
Я сел.
Елена Александровна опустилась в кресло. Свет от торшера упал на ее лицо, и я заметил темные круги под ее глазами, которые нельзя было скрыть никакой косметикой. Мартемьянова сегодня плакала. И много плакала.
– Игорь сказал мне, что вы в свое время работали в Генеральной прокуратуре? – задала вопрос Елена Александровна.
Интересно. Вересов, судя по всему, очень даже осведомлен обо мне.
– Да. Я был следователем и…
Елена Александровна подняла ладонь, как бы давая понять, что ей все известно:
– А потом вы ушли в адвокаты?
– Да.
Елена Александровна кивнула:
– У вас есть хорошие знакомые в прокуратуре и на Петровке.
– Допустим.
– Юрий Петрович, мы с Игорем долго советовались, перебирали кандидатуры… И в итоге остановились на вас.
Она сделала небольшую паузу, глядя прямо мне в глаза, и я посчитал возможным вставить:
– А в чем, собственно, дело?
– Я сейчас все объясню. Но перед этим вы должны обещать и гарантировать, что все, услышанное вами здесь, останется между нами. И ни один факт не станет известен третьим лицам. Кроме, разумеется, тех людей, которых мы с вашей помощью собираемся подключить к этому делу. Согласны?
Я был заинтригован:
– Конечно, согласен.
– Хорошо… – Елена Александровна резким щелчком стряхнула пепел с сигареты, – дело в том, что сегодня днем… – она посмотрела на часы, – около трех или четырех часов похитили мою дочь.
У нее на глазах снова появились слезы.
– Это произошло, – продолжала Мартемьянова, взяв себя в руки, – около МГУ. Она училась… учится на факультете иностранных языков.
– Значит, с тех пор уже прошло около шести часов? – спросил я.
– Да.
– А откуда известно время похищения?
– Очень просто. Я звонила в университет, и ее преподаватели подтвердили, что она присутствовала на последней двухчасовке. После занятий она всегда шла домой. Если же Оля куда-то собиралась, то непременно звонила.
– Вы обращались в милицию? Вы уверены, что ее вообще похитили? Может быть, она у каких-то друзей?
Мартемьянова покачала головой:
– Дело в том, что именно поэтому я и попросила Игоря пригласить вас приехать. Я уверена в том, что Олю похитили. И я не могу обратиться в милицию.
– Почему? – задал я естественный в этой ситуации вопрос.
Мартемьянова шмыгнула носом:
– По нескольким причинам. Во-первых, через час после похищения я получила вот это… Кстати, так я и узнала, что Ольга похищена.
Она пододвинула ко мне маленький магнитофон и щелкнула кнопкой. Из него послышались какие-то щелчки, потом длинный гудок. Это была запись телефонного разговора, сделанная при помощи автоответчика.
«Алло, – произнес голос Мартемьяновой.
– Мартемьянова? – спросил грубый мужской голос.
– Да.
– Так вот, Мартемьянова, слухай сюды, – голос явно имел малороссийские интонации, – твоя доча у нас. Мы ее того… похитыли.
– Что?! Кто это?! Что с Олей?!
– Да ты не волнуйся. Ничого з ней нэ будэ. И нэ перебывай.
– Что?! Что вы хотите?!
– Мы хотим, щобы зараз ты заткнула свою пасть. И еще щобы ты отдала то, що у тоби у сейфе лежить. Поняла?
– Что вы имеете в виду?
– Сама знаешь, – говоривший явно рассердился, – ты дурочку не валяй. Отдашь документы – получишь дочь в целости-сохранности. Не отдашь – сама знаешь, что будет. Знаешь?
– Да, да! Верните мне дочь!
– Придэ час – вернэтся. А пока – жди звонка. И имей в виду: если в милицию сообщишь или еще куды – все. С дочкой можешь попрощаться. Имей в виду, у нас и на Петровке свои люди есть».
Раздались длинные гудки.
Мартемьянова выключила магнитофон.
– Вот. Позвонили не куда-нибудь, а в мой служебный кабинет в Государственной думе.
– Во сколько?
– В половине пятого.
– И вы не сообразили определить, откуда звонили?
Мартемьянова безнадежно махнула рукой:
– Конечно, сообразила – позвонила на телефонную станцию, представилась… И конечно, звонок был из телефонной будки. В районе метро «Тульская». Они прекрасно знают свое дело.
– Судя по голосу, это украинец. Причем не просто украинец, а тот, кто и живет на Украине.
Мартемьянова пожала плечами:
– Ну и что с того? Украинцев в Москве пруд пруди. Водители троллейбусов, строители… И кроме того, я давно ожидала какой-то гадости. Но что они похитят дочь… Дело в том, что я участвую в Думе в Комиссии по экономическим отношениям внутри СНГ. И как раз курирую отношения между Россией и Украиной. Конечно, многие факты, которые мне приходится вскрывать в ходе работы, очень не нравятся некоторым кругам.
– Вы уже получали какие-то угрозы?
Мартемьянова покачала головой:
– Нет. Но все время ждала… Вы знаете, как будто предчувствовала. И потом, как мне рассказывали украинские коллеги, там некоторые очень недовольны моей деятельностью. И вот чем это кончилось…
Мартемьянова готова была расплакаться, но усилием воли сдержалась.
– Как я понял, они требуют какие-то документы. Какие именно?
– Вот это и есть самое главное. Я абсолютно не знаю, что они имеют в виду. Какие документы? У меня в сейфе их полно. И очень много чрезвычайно важных. И много таких, за которые известные люди могут немало заплатить. Но я, конечно, отдала бы им любые документы, весь сейф бы отдала. Но они не уточнили. Как вы слышали, он бросил трубку.
– Ну а вы сами можете предположить, какие документы им нужны?
Мартемьянова пожала плечами:
– Честно говоря, за многие документы из моего сейфа кое-кто отдал бы немало. Например, точные данные о потерях нефти и газа в трубопроводах, которые идут из России через Украину в Западную Европу. Короче говоря, сколько Украина ворует, причем это воровство, похоже, санкционируется на самом верху. Есть документы о тайных договоренностях по поводу Черноморского флота. О махинациях в Одесском порту. О контрабанде. Закрытые данные об украинском бывшем премьер-министре Лазаренко… Понимаете, это моя тематика, и документов у меня много. Но какие именно им нужны?
– Почему же они не сказали?
– Не знаю. – Мартемьянова развела руками.
Я помолчал, переваривая все сказанное. И все-таки я не совсем понимал, почему Мартемьянова и Игорь решили обратиться именно ко мне.
– Вы, Елена Александровна, начали перечислять причины, почему вы не хотите обратиться в милицию. Вы понимаете, сейчас каждая минута может быть… – я не без труда подыскал нужное слово, – решающей.
Мартемьянова кивнула:
– Да, я понимаю. Но не могу нарушить требование бандитов. Понимаете, ведь речь идет о жизни моей дочери, а они четко дали понять, что если я обращусь в милицию, то это закончится плохо… Это раз. А два – я сама не хочу, чтобы этот случай получил огласку. Если обратиться в милицию, ее избежать все равно не удастся. Журналисты, газеты, телевидение… Мне это абсолютно не надо. Понимаете, похищение дочери – это скандал. Каждый посредственный графоманишка, гордо именующий себя «политическим обозревателем», каждая захудалая газетенка будут считать своим долгом перемывать косточки мои и моей дочери, строя свои жалкие версии. Вы же знаете, на что способны наши журналисты. На любой цинизм, на любую грязь… Их ничего не остановит. Поэтому я и не хочу никакой огласки. А если обратиться в милицию, то ее не избежать. По опыту своих коллег знаю.
Последний довод показался мне несколько странным: пресса внушила нам, что депутаты, как и вообще все политики, постоянно нуждаются в рекламе. Хотя было бы верхом цинизма использовать этот случай в целях рекламы.
– А вы не боитесь, что утечка может произойти через меня?
Голос Елены Александровны стал металлическим.
– Игорь рекомендовал вас как исключительно порядочного человека. И я надеюсь, вы полностью соответствуете этим рекомендациям.
– Да, я понимаю, Елена Александровна. Конечно, все останется строго между нами. Но дело в том, что я по профессии адвокат. Мое дело – защита подсудимого. И…
Елена Александровна кивнула и снова подняла ладонь:
– Я все это знаю. Но мы с Игорем выбрали вас потому, что вы в свое время работали следователем Генпрокуратуры. И потом, с вашей помощью, вернее, с помощью ваших друзей мы бы могли негласно провести поиски Ольги. Ведь неизвестно, когда они позвонят, позвонят ли вообще и что потребуют за ее освобождение. Нам нужен негласный, но надежный контакт с правоохранительными органами.
Я задумался. Предложение, конечно, мягко говоря, не совсем по моему сегодняшнему профилю. Однако если подключить Турецкого… Ну и, конечно, Славу Грязнова, начальника МУРа, еще одного моего старшего друга… И потом, могу ли я отказать в просьбе о помощи?
