Охотник за смертью: Судьба - Саймон Грин

— У меня тоже есть союзники, Ламент. — Сухой хрипловатый голос шипел от ярости, но все же был не громче шепота. — Многие обязаны мне, и они с готовностью откликнутся на мой зов.

— Но готов ли ты, Скур, развязать здесь, в тоннелях, войну? Многие из нас готовы. Хэйзел д'Арк может стать ключом, который наконец откроет перед нами безграничные возможности. С ее помощью мы сможем стать богами не только в системе Обейя, но и во всей Империи.

— Раз уж я так важна, то почему бы не попробовать договориться со мной по-хорошему? — встряла Хэйзел. — При здравом подходе я вполне способна к цивилизованному сотрудничеству.

— Вот в этом я сомневаюсь, — сказал Ламент, глядя на нее такими же холодными, как и у Скура, глазами. —То, что мы собираемся с тобой сделать, едва ли встретит у тебя понимание.

— Чего ты хочешь, Ламент? — спросил Скур.

— У Саммерстоуна состоится общий сбор. Будут присутствовать все Кровавые Наездники. Мы хотим доставить Хэйзел д'Арк туда, чтобы выяснить, каким будет ее воздействие на Саммерстоуна и его воздействие на нее.

— Это рискованно, — немедленно возразил Скур. — Слишком многое неизвестно. Слишком многое вне нашего контроля. А что, если она полностью вернет себе силы?

— Ну а если и вернет? Она одна, а нас много, и мы находимся в средоточии нашей мощи. Ты сам прекрасно знаешь: ничто не происходит здесь против нашей воли.

— Верно. Хорошо, она отправится к Саммерстоуну. Скур вновь уставился на Хэйзел кроваво-красными глазами. Ей пришлось подавить инстинктивное желание отступить.

— Раз уж забава откладывается, будет интересно посмотреть, что ты сможешь извлечь из Саммерстоуна. И он из тебя.

В огромном, как бесконечность, зале танцевали Кровавые Наездники. Их длинные просторные одеяния взвивались и опадали, когда они, скользя и покачиваясь, кружили вокруг исполинского камня. Их было около сотни. Они то сближались, то отдалялись, образуя сложные движущиеся узоры. Но при этом они не соприкасались и не сталкивались. Легкие, быстрые и уверенные движения подчинялись замысловатому алгоритму, понять который Хэйзел не могла. Ясно было лишь то, что эти движения подчинялись потокам пронизывавшей помещение энергии.

Сама она стояла в стороне, крепко удерживаемая за руки двумя безголовыми стражами Ламента, и не предпринимала ни малейших попыток вырваться. И Скур, и Ламент, едва войдя в помещение, тут же, словно против своей воли, включились в танец. Сейчас она уже с трудом выделяла их среди множества гибких, как ивовые прутья, альбиносов, кружившихся на серых каменных плитах. Музыки не было, лишь шарканье ног и быстрое, учащенное дыхание. Распахнутые глаза танцующих остекленели, словно Кровавых Наездников целиком поглотила некая беззвучная, но неодолимо влекущая песнь сирены. Хэйзел сосредоточилась на каменном монолите, ожидая, что он, как предполагал Скур, усилит ее силы. Но тщетно. Камень оставался мертвым: он никак не откликался на ее присутствие и не вызывал никакого отклика в ней.

Из каменного пола поднялись человеческие руки, сжимающие факелы. Пространство вокруг камня осветилось, но сам зал был слишком велик, чтобы стали видны его утопавшие в тенях стены. Если они вообще были. Поскольку потолок тоже терялся во мраке, создавалось впечатление, будто все происходит на огромной открытой площадке. Повсюду, на равных расстояниях один от другого, находились пьедесталы, увенчанные отсеченными человеческими головами со вскрытыми черепными коробками и обнаженными мозгами. Они исполняли роль компьютерных терминалов. Хэйзел задумалась, не ожидает ли ее подобная участь, когда Кровавые Наездники получат от нее все, что им нужно. И невольно содрогнулась. Сотни безголовых тел, держась на почтительном расстоянии, образовали кольцо вокруг танцующих и камня. Они не шевелились, в данный момент они были обездвижены по воле своих хозяев.

Прислушиваясь к разговорам Ламента со Скуром, Хэйзел сумела составить определенное представление о жизни здешних обитателей. Все они черпали силы от Саммерстоуна и, таким образом, обладали, вероятно, равными возможностями. Поэтому, чтобы добиться власти и влияния, постоянно заключали недолговременные союзы, строили козни и составляли заговоры. Кроме того, каждый из них постоянно увеличивал число личных роботов. Интриги здесь были обычным делом, но порой разногласия выливались в открытые столкновения, тогда в каменных коридорах проливалась кровь. С появлением Хэйзел и без того непрочное равновесие оказалось под угрозой — мечта о всемогуществе, даруемом Лабиринтом Безумия, неожиданно стала явью.

Кровавые Наездники продолжали свой бесконечный танец, хотя движения их постепенно становились не столь легкими, босые ноги опускались на каменный пол все тяжелее, с худых лиц ручьями струился пот. А потом вдруг танец прекратился. Альбиносы одновременно отбили последний такт, словно для них разом смолкла неслышимая музыка. Несколько долгих мгновений Кровавые Наездники стояли неподвижно, переводя дух и не глядя друг на друга, а потом повернулись и поклонились камню.

Затем они разбились на группы и принялись переговариваться, но так тихо, что Хэйзел, как ни старалась, не могла ничего расслышать. Их голоса звучали как отдаленный гул прибоя, то нарастающий, то стихающий. Самая большая группа образовалась вокруг Скура, и в конечном итоге внимание всех прочих тоже обратилось к нему. Он обвел присутствующих холодным, чуть насмешливым взглядом, а потом запустил руку в складки своего одеяния и извлек некий завернутый в хрустящий пергамент предмет. Нарочито медленно, словно испытывая терпение зрителей, Скур развернул его и продемонстрировал отрезанную мумифицированную человеческую руку. Пальцы ее, как свечи, заканчивались фитильками.. Скур тихо пропел несколько слов, и фитильки зажглись бледно-голубым пламенем.

Хэйзел поморщилась. Такие вещи она видела и раньше. На планете Туманный Мир считалось, что так называемые «Длани Славы» из отсеченных рук казненного помогают открывать секретные двери, обнаруживать потерянные сокровища и познавать тайны, сокрытые в головах умерших. Поговаривали, что для изготовления этих амулетов совершались гнусные, отвратительные деяния.

Скур, держа перед собой горящую «Длань Славы», направился к Саммерстоуну. И тут Хэйзел ощутила внутренний толчок. Монолит перестал быть простым камнем. Не дрогнув, не шелохнувшись, совершенно не изменившись внешне, Саммерстоун вдруг заслонил собой всю реальность. Хэйзел ощутила, как воздух наполняется медленным, беззвучным, ритмичным гулом, похожим на сердцебиение. Сердцебиение чего-то невероятно огромного, невообразимо далекого, но в то же самое время настолько близкого, что Хэйзел казалось, будто она может дотронуться до него. Это биение наполнило ее изнутри, отдаваясь эхом в плоти и крови. Что-то откликнулось в ней, и Хэйзел почудилось, что она слышит мелодию давно знакомой песни. Влияние монолита становилось все ощутимее. Он стал источником света, а все вокруг — его тенями. Кровавые Наездники замерли, вперив в Саммерстоуна немигающие взгляды, и задышали синхронно. Хэйзел тихонько застонала: ритм бесшумного сердцебиения отдался в ее голове пульсирующей болью. Она чувствовала, как ее сознание меняется, раскрывается, словно нечто, доселе таившееся в ней, стало наконец пробуждаться. Великая истина стала приоткрываться ей, как имя, трепещущее на кончике языка.