Дождь тигровых орхидей - Анна Данилова

Он терзал Геру, пытаясь испортить нежный материал ее плоти, но когда ему и этого становилось мало, он унижал ее, заставляя принимать мучительные для нее в физическом и моральном смысле позы, доводя ее до изнеможения.

Когда Вик впервые увидел у Геры работы Дождева, он всю ночь не мог уснуть. Он вдруг ясно осознал, что его время ушло и что, пока он потешал «народ», кто-то спокойно творил, над кем-то раскрылся прозрачный купол небесной благодати, называемой вдохновением. Пока Вик торговал своим талантом, который на деле оказался простой хрупкой стекляшкой, Митя Дождев, молчаливый и несколько отрешенный от всего, растил драгоценную жемчужину своего дара, не осознавая этого. Поскольку, знай Митя, как он талантлив и плодовит – а Митя писал быстро и помногу, – он бы не выглядел таким неуверенным в себе и, уж во всяком случае, с его лица исчезло бы удивленно-восторженное выражение, которое так раздражало Вика.

Вик просил дать ему на время натюрморт Дождева «Вишни» и повесил его у себя. Анна, которая пришла в тот день навестить брата и принесла ему денег, увидев картину, встала посреди комнаты и покачала головой. «Вик, что это с тобой?» У нее не было слов. Весь вечер, пока она убиралась и готовила ужин, Вик ловил ее восхищенные взгляды.

– К Руфиновым сейчас приехали иностранцы. Один из них, француз, специалист в этом деле, он что-то вынюхивает и, по-моему, скупает картины. Если хочешь, я могу ему показать.

А через пару дней Анна явилась взволнованная и сказала с порога, что «Вишни» оценили в две тысячи франков, не согласится ли Вик продать натюрморт. Вот таким странным образом все двадцать семь небольших полотен Дождева перекочевали в Европу. Подпись «Дождев», весьма сложную и неразборчивую, Вик переправлял на «Дорошев». Несколько раз тот же Планшар, приезжавший по делам в С., звонил Анне и просил познакомить его с Виктором Дорошевым, но Анна привозила только картины, Вика же никому не показывала, боялась посредников и обмана.

Вик был вынужден рассказать об этом Гере, иначе как бы он вытянул у нее работы. А Гера-дурочка была только рада. Отсутствие ума – вот, пожалуй, единственное, что прочно удерживало Вика возле нее. Кроме того, он знал, что больше всего она боится остаться одна, и поэтому делал с ней все, что хотел. Играя на ее чувствах, он, можно сказать, ограбил ее, обманул, и теперь было самое время порвать с ней. Но в то же время какая другая женщина позволит ему так себя вести, кто будет прощать ему находящийся пока еще в зародыше садизм – следствие больного и уязвленного «я»?

А тут еще Анна со своими бреднями о похищении Маши. Пусть мстит, это ее, конечно, дело, но зачем впутывать Вика, да еще привлекать к этому Геру, эту глупую куклу с куриными мозгами? Но с другой стороны, Анна просила о помощи, а это случилось впервые, и Вик не мог ей отказать. «Форд» они одолжили на час у приятеля Вика, пузырек с эфиром Анна достала у своего старого знакомого, психиатра Шубина. Анна никогда не рассказывала о нем Вику, но именно его визитную карточку он поднял с пола прихожей Анны за день до похищения. «Мой очень давнишний приятель, верный человек, не бойся», – ответила тогда она на его молчаливый вопрос, вырвала из рук визитку и сделала попытку улыбнуться.

Белый «Форд» Вик вернул даже на четверть часа раньше, чем договаривались. Саша Литвинов, хозяин машины, обещал молчать за сто долларов. Все прошло нормально, хотя и нервно, не обошлось тут и без водки: не мог Вик по-трезвому прижать пропитанный этой дрянью носовой платок к лицу Маши Руфиновой. Он и подержал-то его недолго, боясь удушить ее. Они некоторое время кружили по городу, Вик боялся, что их будут преследовать. Но Хорн, очевидно, пользовался доверием Руфинова. В условленное время, за которое Анна должна была успеть, обеспечив себе алиби магазинными чеками, подойти к Митиному дому, «Форд» притормозил прямо у парадного подъезда. Анна, ожидавшая его за углом, помогла вынести Машу, они быстро поднялись на лифте, и Вик, не входя в квартиру, сразу же уехал к Литвинову. Все, что от него требовалось, он выполнил. Остальное было за Герой и, конечно, Анной. Гера должна была приносить Маше еду рано утром, пока та спит, и так примерно в течение недели. Зачем только это все Анне, Вик не понимал. Поэтому на вопросы Геры о предполагаемом выкупе только пожимал плечами и злился. И еще: это было так не похоже на Анну!

…Вик, продрогший, наконец поднялся со скамейки и, подгоняемый прохладным вечерним ветром, направился в сторону вокзала. Там даже в такое позднее время можно было выпить водки и закусить курицей. Кроме того, в зале ожидания было тепло, бродили какие-то люди, а Вику сейчас необходима была суета, иллюзия неодиночества как фон для его невеселых, лишенных всяких надежд мыслей.

Оказавшись в ярко освещенном зале, Вик почувствовал себя потерявшимся ребенком. Он искал знакомых, чтобы сказать им об этом, но никого не находил. Сонная буфетчица в теплой вязаной кофте, от которой и дом, наверное, пропах жареными курами, налила Вику полстакана водки, подала свежий огурец, разрезанный вдоль и густо посыпанный солью, рваный, с румяной кожицей и розово-белыми волокнами кусок курицы и улыбнулась ему…

– Замерз?

Как это точно она сказала! Именно замерз.

– Еще полстакана, пожалуйста, и огурец побольше.

Разомлевший Вик вышел на перрон в поисках сигареты, где и наткнулся на Митю. Ему было стыдно вспоминать эту минуту, ведь он вел себя как последний трус. Он чуть с ума не сошел от страха, потому что приезд Мити мог означать только одно: провал. Если он увидит у себя в доме бесчувственную Машу, то Руфинов… Вик даже боялся подумать, что будет с ним и с его сестрой, если случится такое. Но, услышав, что Митя и не собирается к себе на квартиру, он готов был даже расцеловать это ненавистное ему лицо с вечной блаженной улыбкой. «Пишется ему, видите ли!» От сигареты голова закружилась еще больше. Он смутно помнил, как подцепил в привокзальном сквере женщину и привез ее на такси к себе. От женщины пахло дешевыми ландышевыми духами и пирожком, который она доедала, пока ехали в машине. У женщины были смуглые колени, которые Вик, что-то жарко нашептывая ей в пьяном угаре, пытался раздвинуть. Женщина хохотала, а Вику хотелось плакать.

Глеб Бобров проснулся позже всех, сел в постели, свесив свои полные, покрытые желтыми цыплячьими волосками ноги, и зевнул, показав букету пионов крепкие мелкие здоровые зубы и розовый горизонт горла. Он не знал, что на кухне собралось общество заговорщиков, жаждущих развязки. В число их входили Сергей Дождев, Лиза, Митя и неизвестный ему черноволосый и небритый молодой человек, которые, вместо того чтобы смотреть в тарелки и нанизывать на вилки ромбики и треугольники омлета, то и дело поглядывали на окно, за которым спал хозяин угнанной «Волги». Он не знал, что вместо скорби по поводу столь неприятного события эти четверо были уже с самого утра заражены вирусом беспричинного смеха, который готов был прорваться в любую минуту. Поэтому, когда пришел Глеб, с полотенцем на шее, в белых спортивных трусах и желтых резиновых сандалиях, Лиза, первая увидевшая его, вскочила из-за стола и помчалась в сторону душевой кабины. Главный источник смеха был самоустранен. Хорн, затушив сигарету, бросил на вошедшего скрипача виноватый взгляд и втянул голову в плечи.

– Что же это вы меня не разбудили? – Глеб, бодрый, свежеумытый, пахнущий мылом и одеколоном, который нашел на подоконнике в спальне, глотнув зараженного смехом воздуха, почему-то и сам захотел рассмеяться, но какое-то предчувствие сдержало его порыв.

– А что, собственно, происходит? – весело спросил он у вернувшейся на свое место Лизы.

– Помнишь, милый, ночью мы слышали голоса? Это приехал Митя, его привез вот этот самый молодой человек, которого зовут Миша. – Глеб посмотрел на Хорна, который как раз в эту минуту вспоминал своего отца и в который уже раз жалел, что не поехал в Израиль, и отметил про себя, что этот Миша сильно напоминает ему старину Исаака, который не так уж давно нагрел его на пятьсот тысяч рублей, купив у него золотые монеты. Он промолчал и вежливо кивнул в знак благодарности за Митю. – Но так уж вышло, что он был не один, – невозмутимо продолжала Лиза, намазывая масло на булочку и выкладывая на бутерброде мозаику из свежих помидоров и редиски, – с ним была его подруга.

Глеб широко улыбнулся.

– И где же она? – игриво спросил он.

Дождев уронил вилку, Митя откинулся на спинку стула – все ждали развязки.

– Представляешь, Глеб, они поссорились, и она уехала домой.

– Какая жалость, – осторожно произнес Бобров, оглядываясь, словно у него за спиной могла появиться подруга Миши. – Занимательная история, а главное – редкая.

– Вот я и говорю: редкая. Глеб, она в темноте спутала машины и уехала на твоей «Волге», – разом выпалила Лиза и грохнула тяжелым чайником по плите.

– На моей «Волге»? Да вы смеетесь! – И Бобров кинулся к воротам.