Лепрозорий (СИ) - Ариса Вайа

За кладбищем угадывался район слуг – ветхие землянки, даже скорее норы, и домики на деревьях. Сколько она помнила, пауков не пускали ближе к замку. Знаменитые ткачихи были в других городах, а здесь – лишь кукольники.

А справа сиял огнями масляных ламп город, угадывались широкие кварталы лошадей, домишки коз, кучкующиеся между ними, госпиталь. Черной дорожкой по улицам змеилась смерть разбитыми лампами, и шлейф вел до самого кладбища.

Впереди оставалась лишь стена, ограждавшая самый центр, обитель быков, и Люция взглядом искала старую брешь. Она часто убегала, когда не спалось, мчалась через кладбище и садилась под крылья императору Фениксу, сладко засыпая сразу, как только голова касалась мраморной плиты под его ногами.

Деревянная дверца была на месте, все так же держалась на одной петле. Вот только было две проблемы – просто сдвинув ее, как раньше, Люция не смогла бы пробраться за стены; к тому же за ней простуженно кашлял бык, верно несущий службу.

Люцифера поставила протекающую бочку с маслом у стены и сняла с пояса нож. Неторопливо просунула пальцы в широкий просвет между дверью и проемом, и остановилась. Раньше ей бы хватило сил вырвать любую дверь с петель, но за годы все стало хуже, и весь мир как будто в пять раз потяжелел. Даже мясо, которое она ела в огромных количествах, ни на йоту не приблизило к былой форме. Смешно, она двух оленей на спине смогла пронести только пару десятков километров, а потом валилась без сознания.

С другой стороны, крылья же хватило сил донести, еще пегас этот, олени. А тут всего лишь дверь. И, упершись ногой, Люция дернула ту на себя. Железный засов вырвало с креплениями из дерева, и он повис на перекладине. Страж обернулся, но Люция всадила ему нож под ребра, приняв тело на плечо, подхватила выпавшую алебарду. Поддержала, провернула клинок и вытащила, распоров брюхо. Торопливо огляделась, но никого больше не было.

Глянула на стража – лицо его исказила гримаса удивления. Люция хмыкнула и, подняв быка на руки, отнесла в угол, где аккуратно усадила, облокотив о стену и вернув оружие.

Вернулась за бочонком и, еще раз оглядевшись, приставила дверь на место, будто так и было.

- Дом, милый дом, - задумчиво протянула, проходя по старой дороге ко входу.

Она ожидала, что сад станет похожим на кущеря, зарастет или будет сожран сорняком, но ее встретили маленькие розы и отцветшая лаванда. Каменная скамейка под пологом девичьего винограда была теплой на ощупь, словно совсем недавно на ней кто-то сидел. Люция насторожилась и, присев, прислушалась к звукам. Но кроме шорохов ветра, игравшего осенними листьями, ничего слышно не было.

Подумав, Люция решила, что на скамейке отдыхал страж, и успокоилась. Одна из дорожек сада вела вдоль стены к главным воротам, а маленькая, мощеная грубыми камешками, - в заброшенное крыло. Прижав полупустой бочонок подмышкой, Люция направилась туда.

Новая дверь оказалась даже податливее, чем у стены – не заперта. Но за ней была одна лишь темнота – занавешены окна, убраны лампы. В нос ударил запах застарелой пыли и уже непривычный, но не выветрившийся - скотины. Люция помнила дорогу наизусть и, мельча шаг, последовала, как и когда-то очень давно, в свою комнату.

Половица скрипнула там же, где и всегда – Люция свернула и зашагала по деревянной лестнице, цепляясь за такие низкие теперь перила. Поднялась на третий этаж и остановилась, вспоминая. Прислушалась. Тишину нарушал только едва различимый плеск масла из бочки. Люция свернула и дошла до конца коридора, дернула ручку – не заперто.

Спертый влажный воздух дохнул в лицо, застыв испариной на висах. Люция поставила бочку и широкими шагами дошла до окна, распахнула шторы. Теплый свет лиловой луны полоснул по вымытому полу и чистому ковру, зацепился за зеленый полог кровати, взбитые подушки и шарнирную крылатую куклу. Люция взяла ту за горло и опустила в руке, вспоминать не хотелось.

У шкафа была картина в ее рост, и Люция двинулась к ней. Портрет был прислонен к стене, и на полу под ним стояли в широких вазах свежие орхидеи, цветы округа Змей. Казалось, что девочка в зеленом платье, изображенная на картине, гуляет посреди поля цветов и изучающе смотрит на зрителя. Люцифера коснулась пальцами щеки нарисованной девчушки и отдернула руку, будто обжегшись. Вытянутое лицо и чуть раскосые глаза выдавали в девочке жеребенка. Грива каштановых волос была откинута за плечи, пышная челка заколота набок. Изумрудно-зеленое платье пышной юбкой прятало крупноватые лошадиные ноги, легкая вуаль скрывала не по-женски широкую спину. Девочка улыбалась, будто кокетничая с художником, и крепко держала за руку мужчину в алом. Он был грузен, но богато одет. Бычьи рога украшал вырезанный орнамент, а шею – тяжелая цепь с крыльями – символом вверяемой власти.

Люция шагнула к кровати и с размаху плюхнулась на ту, старая перина промялась. А гостья смотрела на не очень симпатичную, то счастливую девочку, и думала, что с нею стало.

Куда делась смеющаяся малышка, играющая на скамейке с тем самым Муром в кошачью колыбельную из паутины няньки? Куда исчез тот жеребенок, галопом убегавший от ванны с жесткими щетками для гривы? Люция провела рукой по тонким седым волосам, мощным от крыльев плечам и фыркнула.

Жеребенка просто-напросто уничтожили. Мерур убил эту девочку. Предал. Бросил. Использовал. Это он виноват, что статуя крылатой Люциферы стоит в каждом городе, и она чувствует себя вечным кладбищем. Это его вина, что жалкие мечты о крыльях – Люция сжала горло игрушке – стали реальностью! Кукла рассыпалась на пол, фарфоровые крылья разлетелись на мелкие кусочки.

- Хорошее место для конца, - усмехнулась Люция и встала. В голове вдруг стало чисто. И легче дышать, словно створки старых окон распахнули, впустив чистый осенний воздух.

Бочонок с маслом почти опустел, она вылила последнее на картину, куклу и одеяла. Ловко забралась на кровать и распахнула чердак – старых тайный ход из комнаты к Меруру. Присела, потянула на себя тяжелый полог, забрызганный маслом, торопливо вытащила из куртки огниво и, чиркнув кресалом, выбила столп искр.

Пламя вспыхнуло, опалив руку. Люция бросила полог и выглянула с кровати. Огонь заплясал лисьими хвостами и окружил картину, скользнул к двери и по мокрому ковру к ступеням, наружу, на волю. Удовлетворенно хмыкнув, Люция забралась на чердак и побежала по старым ходам, за годы обросшие паутиной и осиными гнездами.

Опаленные орхидеи повесили головы, краска на картине пошла трещинами, и любопытный жеребенок утонул в рыжем пламени.

***

В каморке на пыльном полу сидела девчушка с паучьими глазами, желтый свет лампы падал на ее руки, переливался на паутине, растянутой меж длинных черных пальцев. Девочка перебирала тончайшие нити, выводя симметричный узор. Наконец паутина блеснула в тусклых лучах света картинами настоящего.