Рюрик - Галина Петреченко

Бэрин медленно, со злым сарказмом, ни разу не сбившись, проговорил, глядя в лицо молодому князю, отрывок из знаменитой речи Бренна, произнесенной более одиннадцати столетий назад:

— «Клузийцы тем чинят нам несправедливость, что вспахать и засеять могут мало, иметь же хотят много и ни клочка земли не уступают нам, чужеземцам, хотя мы и многочисленны, и бедны. Не так ли точно и вам, римляне, чинили несправедливость прежде альбаны, фиденаты, ардейцы и… И, если они не желают уделить вам части своего добра, вы идете на них походом, обращаете в рабство, грабите, разрушаете города и при всем этом не делаете ничего ужасного или несправедливого, но следуете древнейшему из законов, который отдает сильному имущество слабых и которому подчиняются все, начиная с Бога и кончая диким зверем! Да, ибо даже звери от природы таковы, что сильные стремятся владеть большим, нежели слабые. Бросьте-ка лучше жалеть осажденных клузийцев, чтобы не научить галлов мягкосердечию и состраданию к тем, кто терпит несправедливость от римлян!»

Рюрик затаенно молчал, впервые прикоснувшись к столь непонятной и великой судьбе. Он внял смыслу отрывка из речи Бренна, смотрел на одухотворенное лицо верховного жреца и вдруг отчетливо осознал, как глубоко связаны стремления всех великих людей, независимо от того, где и когда они жили. Великих людей отличает стремление постичь силу и владеть ею вечно. И он, Рюрик, тоже хочет быть сильным… Но всегда ли бывает так, как хочет человек?.. Почти никогда так не бывает, горько сознался себе Рюрик и растерянно взглянул в грустные глаза друида.

Бэрин же, казалось, думал, продолжать разговор или нет. «Раз начал, то надо постараться убедить молодого, только начинающего постигать жизнь князя в разумности своих намерений, сделать его своим другом, раскрыв ему страдания своей души».

— Ребенком я уже знал речь Бренна, — повторил жрец уже спокойнее, изредка поглядывая на притихшего и задумавшегося Рюрика, — но не вникал в ее смысл. Отец же строго-настрого запрещал мне произносить ее на людях. «Держи знание для себя и учись понимать жизнь!» — вот был его завет. Я много размышлял и к твоим нынешним годам понял, что движет людьми, но ни разу не сознался в этом отцу. Я решил, что ни за что не повторю его ошибок…

Бэрин встал, вышел из-за стола, чуть-чуть помедлил и вдруг яростно произнес:

— Как я завидовал твоему отцу! Рюрик вспыхнул. Бэрин заметил это и, успокаивая его, торопливо продолжил:

— Нет, здесь не замешана твоя мать, хотя она и была красавицей. Я… добровольно отказался от нее, — пояснил он, не опустив глаз под пронизывающим взглядом князя. — Да она и не подозревала, что я любил ее. Бэрин вдруг обхватил голову руками. — Это была только моя тайна! Но сколько еще тайн витает вокруг тебя, мой рикс!.. — воскликнул он.

Рюрик покачнулся. Звук, похожий на слабый стон, вырвался из его груди и напугал жреца.

— Что с тобой? — испугался Бэрин и бросился к князю. — Сядь сюда, к столу, и выпей вот этот отвар, — настойчиво предложил жрец, заботливо пододвигая глиняный кувшин, стоявший на столе. — Пей, не бойся, изводить я тебя не собираюсь, — заверил он рикса и неожиданно для себя погладил его по плечу. — Как ты слаб! — тихо вздохнул верховный жрец и почти грубо потребовал: — Пей же! И скорее!

Рюрик взял кувшин, подержал его в руках, затем поднес ко рту и попробовал отвара.

— Вкусно, — сознался он и, отпив несколько глотков, нерешительно поставил кувшин на стол.

— Понравилось? — тепло спросил Бэрин. Рюрик молча кивнул головой.

— Тогда пей еще! Ты мало выпил.

— А тебе? — улыбнулся князь. — Это же очень ценный цветочный отвар… удивленно заметил он и нерешительно протянул руку к кувшину.

— Не беспокойся, мне хватит. Пей! — потребовал Бэрин, уже смеясь. Он подвинул кувшин ближе к князю, а сам дотронулся до его шеи. — Да у тебя жар! — воскликнул жрец и засуетился всерьез.

Но Рюрик ощущал только озноб и странную слабость во всем теле.

— Ты должен допить отвар до конца. Он целебный… — уже приказал друид солнца, и князь повиновался ему.

Бэрин облегченно вздохнул.

— Теперь отдохни, — ласково предложил он князю, — полежи. — Жрец метнулся к широкой скамье, покрытой потертым ковром. — Иди сюда. Сон, наверное, давно бежит от тебя: слишком большую ношу принял ты на свои молодые плечи…

— Нет, — твердо ответил Рюрик. — Скоро пройдет… Мне уже лучше, устало проговорил он и спиной привалился к стене.

— Это у тебя от раны. Ты повязку утром менял? — снова заботливо и обеспокоенно спросил Бэрин, суетясь возле князя.

— Не помню, — отмахнулся Рюрик. — Я к тебе торопился: за Аскольда боялся, — слабым голосом добавил он и закрыл на минуту глаза.

— С ним ничего не случится, пока я беседую с тобой, — внимательно наблюдая за состоянием рикса, медленно и опять по-доброму проговорил друид.

— Глашатаи уже бегают по селению? — Сомнение все же не оставляло Рюрика. Он посмотрел на окно гридни, хотел подняться со скамьи, но, к стыду своему, почувствовал, что еще слишком слаб.

— Еще нет. — Бэрин перехватил взгляд князя и потому постарался придать своему голосу особую убедительность. — Если не хочешь лежать, тогда хоть сиди спокойно!

Рюрик решил все же предупредить жреца:

— Знай, всемогущий друид солнца, что глашатаи не успеют и рта раскрыть, как будут схвачены моими людьми: Аскольда я казнить не дам! — Рюрик вдруг почувствовал в себе силу говорить, и говорить громко.

Бэрин весело рассмеялся:

— До чего же ты хорош в гневе! И как похож на мать! — воскликнул он и тут же осекся. «Ну как мне высказать тебе все, что накопилось у меня в сердце?!» — с горечью подумал он.

Рюрик чутко уловил его волнение. В его памяти всплыло слово «тайны», так поразившее его в устах жреца. «Тайны!.. Какие еще тайны могут витать вокруг меня?» — чуть ли не вслух произнес он, но сдержался; страх, неожиданный страх сковал его уста. Он испугался, что не выдержит новых откровений.

Бэрин внимательно посмотрел на князя: лицо Рюрика слегка порозовело и стало сосредоточенным, он чуть собрался, словно для прыжка или ловкого удара по противнику: руки полусогнуты и напряжены — поза ожидания неизвестности.

— Итак, ты завидовал моему отцу, но моя мать здесь ни при чем, поспешил напомнить князь жрецу, чтобы вернуть его мысли в прежнее русло.

Бэрин молчал.

— Ты раздумал говорить? — удивился Рюрик, но тут же понял, что происходит со жрецом, и сделал паузу, давая ему время вновь войти в роль вещего прорицателя. Озноб у князя действительно стал проходить, и он почувствовал себя значительно лучше, но только физически. Состояние его души оставалось трепетным и тревожным, и это не нравилось ему.

Наконец Бэрин решительно продолжил:

— Я завидовал твоему отцу только потому, что он был сыном князя, внуком и правнуком князя, а я был сыном верховного жреца, внуком и правнуком верховного жреца. Наше положение в племени ничто не могло изменить, — с явной досадой проговорил Бэрин, довольный тем, что Рюрик ждал продолжения разговора и так непосредственно проявил интерес к той, скрытой от всех остальных соплеменников второй стороне жизни верховного жреца.

— Уже твой прадед вел воинов племени против данов, свеев и жестоких германцев. Уже дед Верцина вершил дела племени, веря в воинское искусство твоего прадеда! А мой прадед лисой метался из стороны в сторону и выгадывал, что лучше — позор в золоте или нищета в почете. — Бэрин глубоко вздохнул, тайком глянул на Рюрика, который с любопытством слушал его, гут же отвел глаза и продолжил: — В тот день, когда мой прадед должен был встретиться с дозорными данов и передать им боевые секреты твоего прадеда, его спасла разведка твоего предка, решившая, что он за-блу-дил-ся в поисках целебных трав и ракушек. Он так дрожал от страха и был таким жалким, что никто не заподозрил его в измене, — брезгливо проговорил Бэрин, передернул плечами и как-то весь съежился. Рюрик внимал друиду солнца с той жадностью, с какой преклоняют слух только к истине. — Такова наша семейная тайна. Я жил с грузом этой тайны тридцать лет — теперь нет семьи и нет позора, — заключил Бэрин. Он поймал себя на мысли, что его откровения тяжелы для князя, что тот не может понять его, что его отчаяние чуждо ему, но непонятная сила заставила его продолжить.

— Подожди, это еще не все! — тихо сказал Бэрин. — Когда я стал допытываться до первопричины позора своего прадеда, то мой дед объяснил это одним: желанием избавить свою семью от нищеты… Дети — вот что толкает родителей на преступления!

— Неправда! — возмутился Рюрик. — Отец был князем, но он был справедлив. И меня учил тому же!

«Такие люди, как твой отец, — редкость», — хотел было сказать жрец, но сказал другое:

— Ты не понял меня! Твой отец, как и твой прадед, — по наследству! возглавлял борьбу нашего племени против разноликих врагов. А я — по наследству! — должен был возглавить борьбу параситов[21] с твоим отцом или пойти против и стать их жертвой. Твой отец был всегда на виду. Его победа — это победа всего племени. — Бэрин боялся, что Рюрик прервет его, и в своем страстном порыве говорил не останавливаясь. — Наше племя единственное, которое выдерживает пока еще натиск германцев. Род князей-соколов единственный род племени рарогов, который дает князей-победителей. «Молитесь богам и взывайте к их благословению, чтоб вечно длился род князей-соколов!» И все молятся богам за твой род! А кто молится за мой род?.. — жалостно спросил вдруг верховный жрец, но ожидать ответа не собирался. Он посмотрел на Рюрика разгоряченным взглядом и тихо продолжил: — Когда в нашем селении, появилась семья свeeв-[22]-pycoв, в которой родилась твоя мать, изгнанникам никто и никогда не угрожал и не побуждал их к уходу, хотя с их соплеменниками нашим воинам приходилось биться не раз. Твой дед по матери был умелым оружейником. Его мастерство пришлось по, сердцу твоему деду по отцу, и твой отец женился на дочери свея. Никто не возмущался неравным браком, ибо все воины были одинаково бедны. Весь прибыток, и прежде всего серебро, уходил на покупку металлов для изготовления мечей, шлемов, секир и медно-красных щитов. Иначе вели себя жрецы и параситы. После удачной битвы они начинали одолевать и князя, и вождя, приписывая победу себе и богам и требуя вознаграждения. И надо думать, ни вожди, ни князья им ни разу не отказали! — возмущенно проговорил жрец, испытующе глянув на князя.