Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как мы уже говорили в предыдущей главе, в XIX веке браки заключались как по любви[214], так и по расчету[215]. Соответственно, и стили обращения друг к другу были различны: на «ты» либо на «вы» (если супруги были душевно далеки друг от друга[216]). Впрочем, браки по расчету могли быть и счастливыми – ведь расчет мог быть не только материальным, но и духовным. М. К. Кюхельбекер, например, находясь в ссылке, женился на Анне Степановне без любви, как он сам признавался, но был счастлив и все умилялся жене и детям[217]. Кстати говоря, многие ссыльные декабристы брали себе в супруги девушек из простых семей, подчас не знавших грамоты. Спутниц они выбирали одаренных природным умом, тактом, скромностью, стремясь создать прочные семьи, в чем и преуспели[218].
В «Правилах светского обхождения» советовали мужу своей половине говорить «ты» и, говоря о ней, называть ее именно женой, а не супругой и сударыней[219]. В письмах и в беседах друг друга называли различно: «Душа моя», «мой ангел», «друг мой»[220], «птичка моя», «дитя мое»[221], «любезнейший друг мой», «милейший друг мой», «дружочек», «милый друг»[222], «бесценное сокровище мое»[223] (и по-русски, и по-французски), «сударыня», «матушка»[224]. А. С. Пушкин называл Натали и «женкой», и «своей царицей»[225]. Мария Павловна Апухтина писала мужу Дмитрию Анисимовичу: «милейший друг души моей» и подписывалась: «твой верный друг М. А.»[226]. Михаил Александрович Фонвизин к жене Наталье Дмитриевне (урожденной Апухтиной) в письмах обращался: «милейший сердечный друг мой, Наташа»[227]. К своей молодой жене А. С. Грибоедов писал: «душинька», «Ангел мой», «душка», «Ниночка», «Ангельчик мой», «бесценный друг мой», обращаясь на «ты»[228]. Имена друг друга супруги часто произносили и писали на французский манер.
* * *Впрочем, не всегда супруги доверяли друг другу. Это зависело от того, как долго они знали друг друга, насколько близки были их интересы. Как вспоминала М. Н. Волконская, до свадьбы она будущего мужа почти не знала. О существовании Тайного общества он ей не рассказывал, так как был намного ее старше и не видел в ней верного друга в этом деле[229].
Жены декабристов последовали за мужьями в ссылку, что было воспринято общественностью как подвиг. Однако, как справедливо отмечает Ю. М. Лотман, следовать за мужем в ссылку было нравственной нормой и для русского простонародья, и для боярских семей. В пору увлечения романтикой общество по-новому оценило этот поступок: «поэзия Рылеева поставила подвиг женщины, следующей за мужем в ссылку, в один ряд с другими проявлениями гражданской добродетели»[230].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Князь Федор Петрович Шаховской в 1826 году был вызван в Петербург для дачи показаний по делу декабристов. Его супруга, Наталья Дмитриевна, переживала за его судьбу и по окончании следствия постоянно ходатайствовала о смягчении его участи. Отцу же, чтобы не волновать его, князь пишет: «Зная чистоту совести и поступков моих, она осталась совершенно спокойною. Переписка наша поддерживает твердость Ея души»[231]. В марте 1829 года Шаховской был переведен в Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь, где скончался на руках верной жены.
* * *Многие супружеские пары того времени составляли одно целое: имели много сходного в характерах, нравственных установках, образе жизни. Этому способствовало одинаковое воспитание и единый круг общения.
Например, П. А. Вяземский отмечает «скупые пары» (влиятельная «графиня Толстая и ее муж Варфоломей Васильевич»)[232]. Некоторые супруги добровольно отдалялись от большого света[233], а некоторые, как чета Закревских (Арсений Андреевич Закревский был в 1848 году назначен московским военным генерал-губернатором), сходились на том, что каждый живет своей жизнью, так как «расчетливый же муж молодой богатой жены, любивший гораздо более женины деньги, нежели ее самое и супружескую честь, не убивался ее развратом, которого она не заботилась и скрывать»[234]. Но были и достойные примеры счастливых семейных пар: так, чета Баратынских поражала современников своим спокойствием, упорядоченной, размеренной и тихой жизнью. Жена помогала мужу: сохранилось несколько объемных альбомов со стихами Е. А. Баратынского, переписанных Анастасией Львовной: она переводила его стихи на французский язык, была его музой, а также первым судьей и ценителем его произведений. В стихах, ей посвященных, спустя восемнадцать лет совместной жизни, поэт благодарит супругу:
О, сколько раз к тебе, святой и нежной,Я приникал главой моей мятежной,С тобой себе и небу веря вновь[235].Супруги Толстые (художник Федор Петрович с женой) все делали вместе – проводили праздники, обустраивали свое жилище. Их дочь писала, что в казенной квартире – доме с мезонином на Васильевском острове – вся мебель была сделана по рисункам отца охтенским мужичком-столяром. Обивку для мебели из дешевой материи вышивали три ее тетки. Мать украшала мебель греческими узорами, драпировала и вешала занавески[236].
Л. А. Ростопчина приводит письма графа Ф. В. Ростопчина своей жене в 1812 году: «Целую твои ноги, благодетельница, молись за меня Богу: молитвы праведников доходят до Него»; «Целую тебя с сердцем, преисполненным твоими добродетелями, и умом, восхищенным счастьем, какое нас ждет»; «Вернись в город разрушенный, дом разоренный, к мужу тебя боготворящему и уважающему беспредельно»[237].
Петр Андреевич Вяземский страстно любил жену свою Веру Федоровну. Князь принимал участие в Бородинской битве и накануне писал жене: «Ты в душе моей, ты в жизни моей. Я без тебя не мог бы жить»[238].
Счастье А. С. Грибоедова было недолгим. Сохранились письма его к жене, полные любви и нежности: «Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше»; «Потерпим еще несколько, Ангел мой, и будем, чтобы нам после того никогда более не разлучаться»; «Помнишь, друг мой неоцененный, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего»[239].
