Океаны в трехлитровых банках - Таша Карлюка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Настанет тот день, когда я проснусь, а вместо Евчика на подушке будет лежать записка «Прости, прощай, не рыдай».
Ранним утром меня разбудил рев. На веранде в расстегнутой рубашке сидел дядя Йося, он одновременно плакал и пил. «Снова его любимая футбольная команда проиграла», – подумала я и провалилась в сон.
Когда я через час проснулась, на веранде уже сидела тетя Ева, она одновременно плакала и курила.
– Милая, он тебя не достоин! – мама обняла тетю Еву, тетя заплакала еще громче. – Ушел этот – придет другой. Ты же такая у нас красавица! – мама не останавливалась.
– Подумать только! Если б наоборот – то понятно. Логично. Но Йося… Куда он на своих коротких ножках?! У него же одышка, аппендицит и букет несвязного речевого потока! – Недоумевает тетя Рива.
Тетя Рива – двоюродная сестра бабушки Гени. Она всегда приезжает без предупреждения и хочет, чтобы ей были рады.
– Ви мне рады?
– Рады, рады.
– Что-то я не вижу радости на ваших лицах! Мине уехать? – и не дождавшись ответа: – Геня, ты слышишь? Мине здесь не рады!
Тетя Рива – женщина сложная. Как-то с родителями мы были проездом у нее в Москве. Каждый вечер и каждое утро она пересчитывала ложки, вилки, графины и деньги. До выхода на пенсию тетя Рива работала учительницей математики. Думаю, поэтому у нее такая привычка…
– Фрося, вот тебе ДВА сырника (с ударением на два). Петр, а тебе ТРИ. Белла, тебе ДВА с ПОЛОВИНОЙ. Петр, тебе сколько ложек цукера?
– Рива Абрамовна, спасибо. Я сам возьму.
– Нет, Петр. Давай это сделаю я! Так сколько? Белла, а тебе?
– Тетя Рива, я чай пью без сахара.
– Молодец! – почти с преклонением говорит тетя Рива.
– Тетя Рива, дайте мне коробочку рафинада. Мне нравится его грызть просто так, – прошу ее я.
Благодаря мне в тот вечер у тети Ривы вместо сырников был корвалол. Сорок капель. Точно сорок. Не сомневайтесь. Тетя Рива сама капала.
Прошла неделя, как исчез дядя Йося, сбежал к «какой-то там, очередной». Я проснулась от голосов в нашем дворе. Выглянула в окно. Под деревом, на котором я обычно прячусь от взрослых, сидели Йося и Ева.
– Евочка, я люблю только тебя!
– Зачем ушел к другой?
– Для повышения…
– Квалификации?
– Самооценки, Евчик.
Йося снова плачет, положив свою лысую голову на большую грудь Евы, его короткие ножки болтаются над землей, его пухлые ручки взяли в плотное кольцо тонкую талию тети Евы. Красавица-блондинка одной рукой гладит проплешину своего мужа, второй – делает нам творог на завтрак. Быть одному – человеку плохо, не одному – плохо тоже… Когда же ему – человеку этому – может быть хорошо?
В Одессу Ева и Йося уехали вместе.
В своем блокноте я нарисовала их портрет: короткие ножки дяди Йоси запутались в длинных ногах тети Евы, Еве хотелось бы бежать, мчаться, да не может. Так и стоят они на одном месте. Вместе.
Глава седьмая
Сегодня среда, без пяти одиннадцать. Утро. Это, чтоб вы знали, день особенный. Я его называю «приемный день». Потерпите совсем немного, и вы поймете – почему у него такое название.
Ровно в одиннадцать у нашей калитки останавливается такси, из него выходит женщина в красном кримпленовом костюме. На голове – бежевая шляпка, в руке – ридикюль; под мышкой – пудель абрикосового цвета, подстриженный подо льва, с розовым бантиком на макушке. Женщина аккуратно ступает по тропинке, боясь запачкать свои туфли на высоком каблуке.
– Роза Ароновна! – кричит женщина писклявым голосом и стучит в калитку. – Розочка Ароновна! – вновь писклявый голос. – Деточка, позови взрослых! – говорит она мне, увидев сидящую на дереве.
В эту минуту бабушка выходит из дома.
– Жанночка Альфредовна, иду-иду!
Кримпленовая мадам вместе со своей надушенной пуделихой и бабушкой входят в дом. Я поднимаюсь повыше – на верхние ветки, чтобы лучше видеть, и достаю из своего тайника бинокль. Бабушка вместе с гостями входит в комнату, где их уже ждет, собственно, виновник торжества. Знакомьтесь – это Виконт, сокращенно Вик. Пудель-осеменитель. У него хорошая родословная: известны его предки до седьмого колена. Только первые места на собачьих выставках, хороший послужной список. В конце концов, у него получаются красивые дети.
Жанна Альфредовна ставит на пол свою пуделиху, которая тут же попадает в лапы профессионала: Вик уже на этом собаку съел. Если вы понимаете – о чем я.
Жанна Альфредовна цокает своими каблуками по нашему двору, такси ждет. Ее пуделиха растрепана и уже без бантика.
– Розочка Ароновна, ждите нас через неделю на повторную вязку. – Целует бабушку в щеку, вталкивает свою собаку на заднее сиденье такси, садится рядом, хлопает дверью. Звук мотора – шлейф пыли за автомобилем.
К часу дня у нашей калитки вновь остановится машина, из которой выйдет очередная накрахмаленная мадам со следующей невестой на час для Виконта. И таких невест сегодня будет три.
Думаю, женщинам надо задуматься. Потому что мужчинам задумываться некогда. У женщин есть время подумать, потому что они все время стоят в очереди, а что еще делать в очереди, кроме как думать. Мужчинам в очереди стоять не нужно, они, собственно, и есть причина этих очередей.
Если уж мы с вами начали говорить про это, объясните мне… Мои мама и папа спят на одной кровати: мама – около окна, папа – у двери. Бабушка Роза и дедушка Янкель тоже спят на одной кровати: дедушка – у стенки, бабушка – на краю. Бабушка Оля и дедушка Яша спят на разных кроватях; я вам больше скажу – в разных комнатах. Так как же и где же должны спать муж и жена? Хм. Нужно записать в свой блокнот, может, смогу найти ответ, когда вырасту…
Через три месяца в нашем доме появится щенок – ребенок Виконта. Как я ни буду объяснять Вику, что это его ребенок, он все равно будет продолжать рычать на него и пытаться укусить, пока никто не видит.
Думаю, и здесь женщинам стоит задуматься. Потому что мужчинам… Ну, вы помните.
Вскоре за щенком приедут люди, дадут бабушке
