Рус. Склонный к Силе - Вадим Крабов

Вспомнила, как распорядилась узнать о судьбе раба Верховной, вспомнила доклад своей доверенной жрицы при Кафарском пятне: «Раб мертв, тропа готовилась». Узнать приказала сразу, как только услышала слова о его гибели от самой Флорины. Тогда чуть ума не сошла от страха во время приема, вот и решала перепроверить. Назло Флорине и с надеждой на «вдруг». «Вдруг» не случилось. А теперь? Может все-таки «вдруг»? Какая связь между предположительно рабом Верховной и неизвестной жрицей? Хватит! Вопросы не её уровня. Быстрей бы разрешилось это идиотское противостояние между Томилой и Флориной! Победившей и доложит о подозрениях. А если это тонкая игра самой Верховной? Доложит. По-военному прямолинейно. Все, надо работать.

А сердце, несмотря на уверения, ныло в тревожном предчувствии.

Разведчиков Рус будил по одному. Каждый спал в отдельной комнате. Заходил, отправлял Духа Жизни в любимое им расслоение и выходил, запирая дверь. В комнате лежала веревка, к потолку крепилось место, куда можно прицепить петлю. Ни намека на колюще-режущее.

Проснувшись, вешались все. Дольше всех раздумывал Ермил и то, потому что обломал крюк для лампы и думал, как привязать веревку к обломку.

Быстро вбегали Леон, Андрей и Рус, резали петлю, клали тело на пол и Рус Духом Жизни подравнивал токи. Давал пощечину и выслушивал всякую ересь, переходящую в слезы. Сутки повешенного не беспокоили и после второй ночи все возвращались к нормальной жизни, втихаря продолжая корить себя за глупость. Один Ермил ругал себя вслух. Заслушаешься!

Вопрос «Что делать?» встал аршинными буквами. Леон не мудрил, а предложил конкретно:

— Давайте парни я вас в воинском искусстве натаскаю. Станете воинами лучше Русчика! — парни уже знали, что Русчик и Рус это тот же самый Чик. Русчик — исключительно для Леона, Чик — для остальных друзей, Рус — для прочих. Не путались. Задвинули мысли о дальнейшей судьбе на задний план и приступили к занятиям, к которым иногда присоединялся Андрей, если не использовал структуры. Кстати, уделал бывших разведчиков, чем неимоверно загордился.

— Конечно! — обиделся сильный Ермил, — нас на зверей тренировали.

Архип и Саргил восприняли поражение от худого ровесника спокойно. Андрея уже не назовешь сутулым и нескладным. Расправил плечи, выпрямился и стал гораздо ловчее и уверенней в движениях. В отношении скорости приближался к настоящим воинам-магам и это без эликсиров. Оружие оставил прежнее — узкий прямой меч. Влюбился в него. Особенно в экземпляр подаренный Чиком, который назвал «Утренняя Роса». На вопрос «почему» многозначительно пожимал плечами.

Через день после разговора Гелиния сообщила Русу «когда».

— Третий день второй декады этого месяца[2] во время малого приема. Это через восемь дней, приготовь одежду.

— Помоюсь и побреюсь, моя госпожа, — ответил Рус с важным поклоном. Гелиния фыркнула и отвернулась. Раздражал её этот наглый бастард. Кажется.

Второй день по городу гремели слухи о разгоне подпольного Дома Терпимости, о прокатившихся арестах, но Гелиния давила в себе любопытство, ни о чем не спрашивала «противного бастарда». А ведь он виновник этой огромной сумятицы.

Еще через два дня Рус по привычной дороге возвращался домой в пока еще непривычном одиночестве. Вдруг на дорогу выскочил заплаканный мальчишка в лохмотьях и запричитал:

— Дяденька, дяденька, спасите сестру! На неё напали! Какие-то глиноты[3]! Убьют, как есть убьют!

— Веди, пацан, поменьше разговоров! — и порысил за сорвавшимся на бег мальчишкой.

В глухом закоулке в сумерках заходящего солнца мерзкие подонки напали на честную девушку. Она лежала и визжала, дергалась, пытаясь вырваться. Двое парней с нахальными улыбками держали руки, двое других с плотоядными взорами ноги, а пятый, глумясь, водил ножиком по разорванной тунике.

— Остановитесь, любимцы Тартара! — раздался зычный голос спешившегося героя. Малец не стал мешать спасать сестру, ушел, оставив весь подвиг одинокому герою. Не нужна ему чужая слава, это был правильно воспитанный мальчик.

— Ха-ха-ха! А что ты сделаешь, козлиный выкидыш? Ты своими ножичками махать-то умеешь? — глумливо сказал главарь, отстав от девушки. Отпустили её и остальные глиноты. Она на радостях тихо поползла в сторонку.

— Да я вас, подонки! — воскликнул герой, и смело пошел на пятерку бандитов, на ходу вытаскивая сверкающие парные мечи.

У глинотов откуда ни возьмись, появились мечи и сабли. Герой, обдумывая рисунок боя, на два удара горячего сердца замедлил шаг и с криком «А-а-а, дарки!!!» бросился на распоясавшихся хулиганов. Храбрый воин и мечи держал умело. Один над головой, второй выставив вперед. Так написано в лучших учебниках по фехтованию «близнецами».

Силы схлестнулись. Долго одна не могла одолеть другую. Для героя это неравный бой, но он дрался как лев. А для тьмы бандитов и одинокий герой крепкий орешек, если он настоящий герой. Нападали со всех сторон, а он умело защищался. Но пропускал удары, измазался в крови, а все не сдавался! И мерзким глинотам досталось, и они оказались изранены, и вот-вот должна победить справедливость. Скорее, Боги! Боги услышали.

Вот один подонок упал и с трудом пополз прочь от героя, вот главарь схватился за голову и завыл, аки раненый волк, а кровь затмила ему взор. Дух неправедного проступка сломался о Дух справедливости! Вой главаря поднял волну трусости в трусливых душонках насильников. Глиноты, воя от страха, побежали в разные стороны. Их бы добить, но… кончились силы героя, и устало встал он на колено. И не было сил прокричать «Победа!», восхвалить Светлых Богов и не осталось сил позвать спасенную деву. Она уползла, не поблагодарив спасителя. Что ж, такова судьба настоящих героев. Это только в поэмах они непременно женятся.

Долго, шатаясь, брел герой по проулку, зовя глупого единорога. Не геройской породы оказался зверь. Только перед освещенной улицей, а за время битвы успело стемнеть, к рыцарю подошел его черный скакун. Нагнул голову, извиняясь, и великодушный герой простил скотину. Вскочил в седло и был таков. Умчался быстрее ветра и никому не расскажет о подвиге скромный герой!

Так выглядела небольшая заварушка для пьяного местного жителя с творческими наклонностями. А наблюдатели присутствовали; и случайные, и неслучайные.

«На меня вышли», — думал Рус, — «скорее всего, слуги Гелинии сболтнули лишнего. Нет, знали бы о разведчиках лоосок в её доме, то действовали бы гораздо серьезней. Точно не знали и устроили тупую проверку Хранящего, бывавшего в доме рядом с притоном. Надеюсь, я их успокоил. Я не тот Хранящий, который устроил кузькину мать местным крутым».