Мемуары гея - Уваров Максимилиан Сергеевич

- Я тебя так ненавижу, - прошипел мне Женька.

- Я тебя ненавижу больше, - ласково улыбнулся я ему. И мы заржали, рассматривая друг друга.

Наверное, так люди выглядят после неплохих потрахушек. У меня на лбу была хорошая шишка, черные джинсы были пыльными на коленях, на рубашке не хватало двух пуговиц. Женька здорово хромал, его черные брюки тоже были грязными на коленях, а ворот трикотажной рубашки был растянут так, что он мог из него вылезти целиком.

- Вот ваше фото, - фотограф, улыбаясь, протянул нам магнитик, на котором мы улыбались и я делал Женьке сзади рожки рукой, - будете брать? Двести рублей.

- Нет, - отрезал Женька, увидев фото.

- Почему не будем, Жень? - обиделся я.

- Плохая примета, - ответил он.

Видимо, после «Лабиринта страха» Женьке было уже все похуй, и он смело подошел к консультанту и спросил, какую игрушку он может предложить двум скучающим мужчинам. Мне перепал такой желанный Спанч Боб.

- Малыш, почешешь спинку?

Вы ничего не заметили? А я заметил. Это был мессидж в замок. Проще говоря - намек.

- Же-е-ень… Мы так опять до обеда проваляемся.

- А я не тороплюсь никуда. Ну почеши, а то у меня крылышки растут.

- Может, надо мыться чаще?

- А ну-ка иди сюда, грубиян, - смеется мой Женька и хватает меня в охапку.

Все. Утренний секс у нас. Так что не мешайте!

========== Пи... и инстинкт размножения ==========

И снова здрасти! Мы только проснулись, поэтому не обращайте внимания, что Женька в труханах, а я в туалете. Химка? Я его в клетку запихнул. Вон, видите? Сейчас в его лапках не хватает железной кружки. Если бы она у него была, то он гремел бы ею по прутьям клетки, требуя свободы. А не фиг было завтракать моими сигаретами.

- Же-е-ень! Жень! У нас бумага в туалете кончилась.

- Посмотри в тумбочке, где твои сигареты лежат.

- Там нет!

- Малыш, у нас туалетная бумага летит быстрее всего остального. Мне даже в супермаркет заходить неудобно.

- Почему неудобно? - весь этот разговор происходит через закрытую дверь туалета.

- Потому, что первым делом мы кидаем в тележку десять рулонов туалетной бумаги, потом идем через весь магазин за продуктами, и я чувствую себя главным засранцем. А главный засранец у нас - ты.

- Это почему я засранец? - я приоткрываю дверь туалета.

- Скажи мне, родной: почему рулона бумаги нам хватает ровно на три дня? Что ты с ней делаешь?

- Я ее по назначению применяю. Ну иногда делаю из нее оригами.

- Оригами ты называешь те кораблики и самолетики, которые я потом выбрасываю?

- Художника может обидеть каждый, - заявляю я, - Жень! Чем вытереться-то? Я серьезно.

- Там журнал лежит. Давай его расходуй.

- Же-е-ень! Он глянцевый! Ты издеваешься?

Вот вечно он так. Мне иногда кажется, что он со мной только потому, что у него вдруг проснулся материнский инстинкт по отношению ко мне. Правда… ночью его материнский инстинкт засыпает, и просыпается инстинкт размножения. Хотя оба эти инстинкты по отношению ко мне бесполезны. Кстати, о размножении…

Мы с Женькой абсолютно разные во всем. Он жаворонок - я сова. Я люблю сладкое, он - соленое. Я смотрю ужастики, он - новости и футбол. Наши биологические часы тоже не совпадают. Я люблю бурный вечерний секс, а он - спокойный утренний. Единственное, в чем мы с ним похожи, это в ориентации. Вернее так: мы оба универсалы. Но проблема в том, что мы универсалы-активы. Для тупых: универсалы-активы больше предпочитают именно активную позицию в сексе, хоть ничто пассивное нам не чуждо. Поэтому за «место под солнцем» иногда приходится побороться.

Как правило, роль похотливого самца исполняю я. Со всеми вытекающими последствиями, то есть: с брачными танцами, раздуванием щек и громкими песнями, дабы привлечь Женьку. В периоды моего брачного гона Женька остается спокойным, как удав, изредка отгоняя меня всеми подручными средствами. Но иногда бывают периоды, когда достается мне. Если Женька нервничает, он становится быстровозбудимым и ненасытным. Вот это для меня беда. Так просто от Женьки, как от меня, не отмахнуться. Он может завалить меня в любое время и в самом неожиданном месте. Сейчас именно то время, когда Женька излишне сексуально активен. Так что мне приходится быть постоянно начеку.

Приняв душ и натянув домашние шорты практически до шеи, я, озираясь по сторонам, выползаю из ванны в кухню, привлеченный запахом манной кашки, которую очень люблю. Это была приманка, но понял это я слишком поздно. Наложив себе целую тарелку, от души приправив кашку вареньем, я уже хотел сесть за стол и приступить к трапезе, как вдруг почувствовал на своей заднице цепкие Женькины руки.

- Же-е-ень… я кушать хочу! - пищу я.

- Я знаю, мой маленький! А что у нас там такое? - горячо шепчет мне на ухо Женька и шарится рукой у меня под штаниной шорт.

- Жень! Там нога, потом попа, потом спина, потом шея и прическа.

- Не так быстро, малыш-ш-ш… Что там после ног идет?

- Может, сразу к прическе перейдем, а? - я с тоской смотрю на варенье, под которым остывает моя кашка.

Пытаясь отлягнуться от Женьки, я понимаю, что сейчас все рецепторы его головного мозга сконцентрированы на моей несчастной попе.

- Же-е-ень… Ой! Женька! - бесполезно. Похотливый самец захватил разум моего доброго и рассудительного Женьки. Женькин детородный орган в полной боевой готовности упирается в мой зад, ясно давая понять, что меня сейчас будут любить. - Блин, Жень! Ой! Ты бы хоть… Ой! Да тише ж ты! Твою ж ма-а-ать… Женька! - процесс спаривания начался без лишней волокиты и практически без моего участия. Мне оставалось только, как говорится, расслабиться и получать удовольствие. - Же-е-ень! Да бли-и-ин! Ой, не туда! - и через пять минут. - Жень, это чо? Все?

- А ты чего тормозил все время, - сипит мне Женька в ухо и разворачивает к себе лицом.

- Я даже «мау» сказать не успел, не говоря уже о том, чтоб настроиться.

- Сейчас мы все поправим! - заявляет мне он и резким движение буквально забрасывает меня на стол.

- Бля-а-а!!!! Каша! Же-е-ень! - я плюхаюсь задницей в тарелку с кашей.

Нет! Потом все было мило и приятно, но моей кашей с моей же задницы позавтракал Женька.

- Слишком много варенья было, - заявляет мне мой похотливый самец.

- Я для себя делал. А ты взял и все испортил, - ворчу я, накладывая себе еще одну порцию уже остывшей каши.