Цемах Атлас (ешива). Том второй - Хаим Граде

— Безбожники! В дни траура по разрушению Иерусалима вы расхаживаете с музыкой?! — Его воздетые к небу руки дрожали, как будто из-под его ножа вырвался связанный бык. Однако комендант крикнул своей команде, чтобы старику не отвечали.

— Раз-два! Раз-два! — И вся команда парадным шагом повернула к рынку. Там уже по обе стороны дороги стояли обыватели и ругались. Но музыканты продолжали играть, пожарные высоко поднимали ноги и не отвечали ни слова. Они добились своего. Обитатели местечка видели теперь, что пожарные способны тайно приготовить парад еще лучше, чем учения по пожаротушению. Вдруг оркестр смолк, и вся рота внезапно остановилась.

Перед ними раскачивались поднятые черные шелковые зонтики. Это набожные летние гости шли в лес подышать свежим здоровым запахом сосен и покачаться в гамаках. Каждый поднятый для защиты от солнца зонтик нес пожилой глава ешивы или инспектор, а по обе стороны от него шли по два младших ешиботника, похожие на грибы, растущие в тени у подножия ветвистого дерева. Увидев пожарных, а вокруг них — толпу местечковых евреев, дачники остановились — отряд против отряда. С одной стороны — парни в мундирах и сапогах, в касках и с топорами, как солдаты со штыками; с другой — знатоки Торы в сюртуках и мягких шляпах. Смущенные тем, что эти благородные молодые люди стали свидетелями их позора, обыватели качали головами и жаловались без слов: видите, каковы наши дела? Горе нам — это наши наследники! Изучающие Тору молчали и с едва заметными улыбками, прятавшимися в уголках ртов, отодвигались подальше, за дорогу. И их холодное, горделивое молчание и желание отдалиться разозлили пожарных гораздо больше, чем ругань обывателей. Парни стали рваться из строя и обрушили на дачников град проклятий:

— Дармоеды! Бедняки отдают свои деньги, чтобы вы сидели и изучали Тору, а вы прохлаждаетесь на даче. Только посмотрите, какие животы поотрастили! Вы похожи на стадо коров, возвращающихся вечером с пастбища с полным выменем.

От страха летние гости застыли, словно у них отнялись руки и ноги. Обыватели набросились на пожарных с кулаками:

— Выкресты! Чтоб вы провалились!

Только тогда дачники воспользовались суматохой и побежали к лесу с перекрученными, погнутыми и опущенными зонтиками, похожие на подстреленных птиц с растопыренными крыльями.

Вспыхнувшая посреди сонного летнего дня месяца тамуз ссора охватила все местечко и растянулась на недели, как лесной пожар. Сегодня она разгоралась сильнее, а завтра ослабевала, чтобы на третий день вспыхнуть с новой силой. Больше всех злились на пожарных те, кто сдавал летом комнаты, и извозчики, привозившие пассажиров с железнодорожной станции. Они боялись, что дачники начнут разбегаться и на следующий год никто уже не приедет. Каменщик Исроэл-Лейзер со своей компанией выступил против пожарных. Исроэл-Лейзер и его уголовники в любой ссоре всегда поддерживали набожных. С другой стороны, к пожарным на этот раз примкнула молодежь из библиотеки.

Эти черти из библиотеки, как их называли в местечке, наглецы с хорошо подвешенными языками, были открытыми безбожниками. Они не вмешивались в постоянные споры между сторонниками Мизрахи и Агуды[33], потому что считали и тех и других мракобесами в равной степени. Когда в местечке шла затяжная война по поводу того, кто должен быть валкеникским раввином, ортодокс или просвещенец, эти ребята из библиотеки говорили, что кто бы ни стал раввином, он все равно будет поддерживать спекулянтов и кровососов. Обыватели знали, что источник таких речей — большевик Меерка Подвал из Паношишока[34].

Паношишок — это еврейская деревня по ту сторону границы, у литовцев. Оттуда происходил Меерка, ребенком оставшийся сиротой и скитавшийся по валкеникским хедерам, пока не подрос. Пару лет он просидел в синагоге, изучая Тору сам по себе. Рассказывали, что, еще когда он был мальчишкой, было видно, что он сорвиголова. Тем не менее его содержали из-за его гениальной головы илуя. Надеялись, что он вырастет великим знатоком Торы. Однако он бросил учебу и поехал в Вильну работать на лесопилке у берега Вилии[35]. В Вильне он завел дружбу с большевиками и попал в тюрьму. Отсидев, вернулся в Валкеники и пошел работать на картонную фабрику, где сразу же стал подстрекать рабочих к бунту. Это из-за него управляющий, польский еврей, уволил валкеникских парней и оставил на работе деревенских мужиков.

Меерка Подвал был невысокий парень с низким заросшим лбом и злой искоркой в прищуренных глазах. Когда он бранил и высмеивал противника, то стоял от него на расстоянии одного шага, выдвинув вперед ногу, закинув голову назад и засунув обе руки в карманы брюк. Именно рук в карманах да еще злой искорки в глазах валкеникские обыватели особенно боялись. Им почему-то все время казалось, что Меерка Подвал способен хладнокровно, шутки ради, поджечь местечко.

В субботу перед постом Девятого ава, когда в синагоге после Торы читают отрывок из пророка Исайи, около бимы стояла вся пожарная команда вместе с компанией из библиотеки. Парни весело и громко болтали. Когда чтец читал слова пророка «семя злодеев, сыны испорченные»[36] на мотив «Эйха», все кивали головами в сторону этих безбожников: именно их имел в виду пророк Исайя! Однако парни смеялись обывателям в лицо. После молитвы лучшие люди города остались, чтобы попытаться по-хорошему договориться с пожарными.

— Грубияны! Вы всегда думали только о том, чтобы маршировать, брызгать водой из пожарной кишки и дуть в трубы. Вы ведь никогда не вмешивались в политику. Так как же это получается, что вы во время трех недель вышли на улицу с музыкой, да еще и напали на изучающих Тору, с доходов от которых живет местечко? Скажите, чего вы хотите?

Пожарные чесали затылки, переглядывались и отвечали, что хотят денег на свои водяные помпы, на духовые инструменты и на большую гулянку. Почему это погребальное братство устраивает пир каждый год? Погребальное братство хоронит мертвых, а пожарная команда спасает живых.

Во время этого разговора со своего места у восточной стены подошел реб Гирша Гордон. Люди, собравшиеся у бимы, подвинулись, чтобы дать ему пройти, но он остановился и стал прислушиваться к разговору одним ухом. Обыватели смотрели на него и ждали, что он ответит пожарным.

— А вы чего хотите? — повернулся реб Гирша к библиотечной компании.

Вперед выдвинулся Мойше Окунь. Своей длинной фигурой и выпученными глазами он действительно напоминал какую-то тощую рыбу. Как бы он ни старался говорить громко, уже в десяти шагах ничего не было слышно. Было только видно, как он открывает и закрывает рот. То, как он ходил и стоял, напоминало движение водорослей в воде. Говорил он языком общественных деятелей и председателей конференций. После горячих дебатов в валкеникском клубе Мойше Окунь зачитывал сочиненные им самим партийные резолюции. Сейчас он взял слово и объявил, что библиотека принципиально против религиозной общины и против господства святош в целом. Однако, пока устав общины не изменился, библиотека выдвигает три требования. Во-первых, чтобы представитель библиотеки был включен в демократически избранную комиссию, которая будет проверять общинную кассу. Во-вторых, в бюджет должен быть вставлен пункт на содержание валкеникской драматической труппы, и, в-третьих, община должна из своих средств выделить деньги на покупку новых книг.

— А что вы сделаете, если община не уступит? — спросил реб Гирша Гордон, посмотрев поверх очков на этого длинного парня.

— Мы будем бороться до тех пор, пока не доведем нашу борьбу до победного конца! — ответил Мойше Окунь.

— Боритесь, — согласился реб Гирша, а пожарным он сказал, что они получат деньги на водяную помпу и даже на гулянку. Библиотеке община тоже готова дать денег, при условии, что на эти деньги купят дров и сожгут на костре все книги. Гордон вышел из синагоги, а обыватели, как обычно, последовали за ним. Его старший свояк Эльцик Блох еще оставался в синагоге и начал кипятиться, говоря, что Мизрахи как раз за то, чтобы дать денег на покупку книг на иврите, а реб Гирша Гордон вообще не может говорить от имени общины — он не член общинного совета. Напрасно Эльцик Блох кричал. Обыватели даже не слушали того, что он говорил, с таким напряжением они присматривались и прислушивались к Меерке Подвалу из Паношишока. Тот, по своему обыкновению, говорил спокойно, засунув руки в карманы, со злой искоркой в прищуренных глазах: это их, валкеникских эксплуататоров, имел в виду пророк Исайя, говоря о «властителях Содома»[37]. А когда тот же Исайя говорит: «Кому нужны ваши молитвы, ваши руки обагрены кровью»[38], то он опять же имеет в виду валкеникских кровососов. «Главы твои — отступники и сообщники воров»[39], — говорит пророк. Это значит, что те, кто правит общиной, — узурпаторы и воры. «Все они любят взятки и гонятся за мздою»[40], — снова процитировал Меерка Подвал пророка Исайи по-древнееврейски и тут же перевел его слова на идиш, чтобы все поняли. Меерка хотел еще упомянуть, что тот же Исайя говорит про то, как валкеникские богачи обходятся с сиротой и вдовой. Однако обыватели стали бочком-бочком выбираться из синагоги, и каждый из них думал про себя: «Такой сирота не должен был вырасти; гораздо лучшие люди, чем он, давно гниют в земле».