Поезд на Солнечный берег - Валерия Вербинина

– Какая у вас тяжелая жизнь, – вздохнул Человек без лица, поднимаясь на ноги. – Давайте меняться местами, а то вы сидите спиной к зрелищу.

Орландо, он же Ариосто, открыл рот, собираясь что–то сказать, но передумал и рот закрыл. Он сел на место Человека без лица, нахохлился и отвернулся. Человек без лица невозбранно устроился рядом с девушкой, и Филипп взглядом выразил ему благодарность, ибо Орландо был известен в широких кругах как сердцеед, который меняет подружек с космической скоростью. Он недолго тосковал и тотчас принялся строить глазки какой–то болонке.

Занавес взвился под рокот аплодисментов.

– Меня зовут Филипп, – сказал Филипп.

– Ада, – просто ответил она. Ее имя наполнило его душу тающим эхом: Ада… Ада… Ада…

– Я… – начал было Филипп, но новая овация заглушила его слова.

Люди вскакивали с мест, слабонервные кричали и визжали, чтобы придать себе мужества. Когда волнение успокоилось, Филипп обратил свое внимание на сцену. С первого взгляда она показалась ему гола и пуста, затем прожекторный луч выхватил из темноты желтый скелет в балетной пачке. Ада схватила за руку Филиппа. Орландо открыл рот от восторга. Скелет сделал несколько жеманных шажков и раскланялся. Рукоплескания потрясли зал; Филипп страдал, не подавая виду, страдал невыносимо. И легко, как птица, взвилась и полетела музыка; и в такт ей задвигался скелет. То он наклонял воображаемый стан, то прыгал на месте, то, поднявшись на цыпочки одной ноги, задирал другую. Во время одного из прыжков у него оторвалась рука; зрители ахнули и жадно подались вперед. Гремя, откатилась нога, затем, когда скелет кружился на месте, отлетела голова и с гулким стуком упала на пол. С последними тактами скелет повалился и больше не поднимался. Град аплодисментов и восторженные вопли почитателей, однако, привели его в себя. Скелет вскочил, грациозно поклонился (насколько это было возможно в отсутствие руки, ноги и головы), кое–как собрал свои детали и удалился за кулисы, спотыкаясь о декорации, ибо голову свою он зажал под мышкой и, следовательно, не видел ничего. Зал бушевал в экстазе. Сидящий впереди Филиппа зритель вскочил с места, сотрясая аплодисментами воздух, и неожиданно упал как подкошенный. Подкатившие к месту происшествия роботы–служители унесли жертву искусства.

– Душераздирающее зрелище, – бесстрастно обронил Человек без лица.

– В полном шоколаде! – восторженно подтвердил Орландо.

Филипп обернулся к Аде; ее чудесные глаза были полны слез. Филипп возненавидел себя за то, что был их причиной. Он сидел, как деревянный, боясь вымолвить слово. Орландо прицепился к Человеку без лица, требуя во что бы то ни стало сказать ему, нравятся ли Человеку без лица его рекламы.

– Не нравятся.

– Да? – воскликнул Орландо. – Вот это новость! И реклама синтетической воды вам не нравится?

– Совершенно, – отрезал Человек без лица, – скажу вам проще: как только я вижу вас на экране, меня начинает тошнить.

Орландо кинулся ему на шею.

– Вы мой друг на вечные времена! – заявил он. – Наконец–то нашелся хоть один человек, способный на конструктивную критику!

– Совпадающую с вашей точкой зрения? – прищурился Человек без лица.

– Конечно! Хотя должен признаться, что в вопросах критики я придерживаюсь самых широких взглядов. Критик имеет полное право высказать свое мнение, а я имею не менее полное право этим мнением пренебречь. Таким образом, все оказываются довольны.

Ада встала, поднялся и Филипп.

– Мне пора уходить, – сказала она.

– Не надо, – попросил Филипп.

– Но мне в самом деле пора…

Наступило молчание.

– Вы вернетесь? – печально спросил Филипп.

– Конечно, вер… – встрял Орландо, но Человек без лица небрежно хлопнул его по плечу, отчего актер ушел в землю по самые плечи.

– Я? Не знаю, – проговорила Ада. Взгляд ее ускользал от взгляда Филиппа, избегая встречаться с ним. Филипп удержал ее за руку.

– Завтра в полдень у маяка.

– Я не могу.

– Тогда в полночь, я согласен. Вы не можете не прийти; я все равно буду ждать вас, Ада.

– Это глупо, – сказала она, бледнея, краснея и силясь улыбнуться. Филипп поднес ее маленькую ручку к губам и поцеловал – бережно, как целуют крылья бабочки или веки спящего ребенка.

– Я хотел вам сказать…

– Не провожайте меня. Я… я приду.

Филипп кивнул. Прежде чем уйти, она обернулась и послала ему взгляд, один из тех бессмертных взглядов, какие навсегда остаются в человеческом сердце. Может быть, ей стало жаль юношу, но она, поднеся к губам ладонь, сдула с нее воздушный поцелуй и исчезла. Поцелуй подлетел к Филиппу и чмокнул его в нос. Орландо давился от смеха; Человек без лица уже выдернул его из земли. Филипп знал, что Орландо скажет, будто он не умеет обращаться с девушками, но тот перестал смеяться и смотрел на него с пониманием, а это было еще хуже. Следующим номером в программе был кролик, распиливающий фокусника пополам, и Филипп заказал себе у робота–разносчика нектар забвения.

Сон двенадцатый

– Что вам угодно? – повторило свой вопрос существо за стойкой.

Оно стояло в непринужденной позе, положив на прилавок передние львиные лапы с впечатляющей величины когтями. За спиной у существа угадывались дивные крылья неизвестного происхождения, которые в этот момент были аккуратно сложены. Голова на львином туловище казалась вполне человеческой, с раскосыми зелеными глазами. Правда, зрачки были узкие, как у кошки, и это настораживало.

Мистраль огляделся. С потолка лавки свешивались чучела совы и летучей мыши, в углу прилежно ткал паутину паук, а на полках в глубине стояли стеклянные банки причудливых форм, в которых копошились не то гомункулы, не то альрауны с морщинистыми старческими лицами. В одной из банок сидели сразу два гомункула, и, присмотревшись, Мистраль заметил, что они увлеченно режутся в карты, не обращая внимания на окружающее.

Чуть ниже на полках лежал всякий хлам вроде старинной пишущей машинки с отсутствующими клавишами, покрытых пылью флаконов из–под духов, переплетов без книг и разбитых музыкальных шкатулок. На прилавке перед странным продавцом высилась громоздкая тускло–желтая касса старинного образца, засаленные счеты с коричневыми и черными костяшками и вращающийся хрустальный шар на ножке, внутри которого поблескивали какие–то разноцветные билетики.

Мистралю хватило одного взгляда на продавца, чтобы понять, что он угодил в очень странное место. Нет, даже не так: в Очень Странное Место. Два вопроса особенно волновали его теперь: первый – как описать словами все то, что он видит, и второй – как бы поскорее выбраться отсюда. Человек более здравомыслящий удовлетворился бы только вторым пунктом, но не следует забывать, что Мистраль был писателем, и мир во всех его проявлениях (включая самого себя и свои переживания) он рассматривал прежде всего как материал для своих произведений. Сфинкс, насупясь, глядел на него из–за стойки. Мистраль подумал, что бы такое сказать – не то чтобы умное, но хотя бы подобающее случаю, однако все пригодные для беседы темы выкинули белый флаг и позорно капитулировали. Сфинкс сам пришел ему на помощь.

– Вы что–то ищете?

Мистраль поглядел на его лицо и решился.

– А что у вас есть? – быстро спросил он. Сердце гулко ухнуло у него в груди.

– Все, – важно ответил его собеседник.

– Так–таки и все? – усомнился Мистраль, к которому начало возвращаться его обычное хладнокровие.

– Абсолютно все, – заверил его сфинкс. – Весь вопрос только в том, чего вы желаете. Не угодно ли, к примеру, унцию славы?

– Почему именно славы? – растерялся писатель.

– У людей это товар повышенного спроса, – пояснил сфинкс. – Также в наличии имеются богатство, любовь, талант, вдохновение, удача, ум, трудолюбие, молодость и здоровье.

«Любопытно», – подумал Мистраль. Но вслух этого не сказал.

– Зависть, злость, ненависть, несчастье, нелюбовь, отвращение, – бегло перечислял сфинкс, водя когтем вдоль запыленных этикеток флаконов, которые в первое мгновение показались Мистралю обыкновенными склянками из–под духов. – Все первосортного качества, заметьте. Никаких подделок, мы строго следим за этим.

– А что, кто–то сейчас покупает нездоровье? – осторожно спросил писатель. – Мне казалось, это не то… не тот предмет, который люди пожелают при себе иметь.

– Зато как удобно подарить его врагу, – вздохнул сфинкс. – Или, скажем, конкуренту. Посылаете ему в дар нездоровье, и вскоре глядишь – а конкурента уже и поминай как звали. В буквальном смысле, между прочим. У вас есть враги?

– Вообще–то я не собираюсь ничего покупать, – поспешно сказал Мистраль.

Сфинкс прищурился:

– А разве я сказал, что мы что–то продаем?