Последний сон разума - Дмитрий Липскеров

То, что он увидел возле мостков, вернее то, что свисало с них в воду, заставило большую рыбину затормозить свое движение, а затем и вовсе замереть поодаль.

С деревянного настила, в самую глубину, почти достигая дна, спускались огромные человеческие ноги. Конечности были столь велики, что поразили воображение Ильи, прежде не впечатлительного до крайности.

Ноги были невероятно жирные, а кожа на них истончилась до прозрачности полиэтилена, и татарину казалось, что вот-вот произойдет биологический взрыв тканей и дно заволочет кровавыми сгустками и кожными ошметками.

Что это? – спросил себя Илья.

Тут в гигантских ногах произошло какое-то движение. Под прозрачной кожей заходили взад-вперед какие-то соки, запульсировала в жилах кровь, а затем с внутренней части бедра сорвался маленький лоскуток и из дырочки в ноге вылупилась некая искорка, которая стала удаляться от места своего рождения зигзагами.

Вот дела! – отреагировал Илья и почему-то заволновался.

Чем дальше удалялась искорка, тем больше беспокоилась большая рыба.

В конце концов Илья махнул плоским хвостом и устремился вслед за искоркой.

Он догнал ее в два движения тела.

Это – рыба! – удивился татарин. – Крошечная рыбка, похожая на гуппи. У нее розовый хвостик… Сейчас она заметит меня, испугается и попытается удрать.

Но вместо того, чтобы проявить признаки хоть какого-то волнения от соседства с гигантской рыбой, крошечка гуппи, наоборот, резко остановилась и обернулась навстречу Илье, уставив свои малюсенькие, но такие красивые глаза в самую усатую морду татарина.

– Ой! – сказал татарин и взмахнул всеми плавниками, чтобы ненароком не налететь на рыбку. От этого получилось водное возмущение, и водоворотик закрутил крошечное тельце гуппи.

– Осторожнее! – сказала рыбка, и Илья узнал в ней Айзу.

– Айза? – спросил он рыбьим шепотом.

– Илья, – ответила рыбка.

Он чуть не умер на месте, а она поплыла прочь, гордая, едва взмахивающая розовым хвостиком.

– Айза! – закричал татарин во всю мощь, так что во всех окрестностях водоема шуганулись в разные стороны его обитатели, как будто в озеро бросили кусок динамита.

Рыбка вновь остановилась и зашевелила ротиком, словно что-то хотела сказать вслух, как человек.

– Что ты кричишь?

А у него сперло все в груди! У него глаза вылезали из орбит, так он был счастлив! От восторга он выпустил из жирных губ огромный пузырь, а из-под хвоста длинную никчемную веревочку.

Рыбка хмыкнула и отвернулась.

– Персики, – молвила она.

Ему надо было что-то сделать со своим волнением, а потому он рванул к поверхности, выпрыгнул целиком наружу, на мгновение приняв очертания человеческие, и вновь плюхнулся в воду, чуть не налетев на рыбку.

Она элегантно увернулась, а потом сказала:

– Ты лысый и страшный!

– А ты все такая же прекрасная! – с восхищением произнес Илья. – У тебя такие же красивые пятки. Они розовые!

– У меня нет пяток! – с улыбкой в голосе ответила Айза. – У меня хвост! У меня больше нет подмышек, которые ты любил, мой плоский живот с дырочкой пупка превратился в рыбкино брюшко, а глаза…

– Глаза все такие же! – перебил Илья. – Я так тебя долго ждал!

– Мой милый, – заласкалась рыбка и подплыла к самым губам сома, чиркнув по ним розовым хвостиком.

Что-то внутри живота Ильи зажглось, но он совсем не знал, что делать с этим пеклом, а потому рванул торпедой к противоположному берегу и так же молниеносно вернулся обратно. Во внутренностях стало немного прохладнее, и Илья заговорил быстро-быстро и не очень связно, как говорят все влюбленные, разочарованные несчастиями до самого дна, но одаренные в конце так не-ожиданно и так сполна, что ответная любовь делает их немножко сумасшедшими, не верящими до конца в свое счастье.

– Я любил тебя! – тараторил Илья, и его рыбьи слезы смешивались с глубинной водой водоема. – Я так любил тебя!.. А ты превратилась в дельфина!.. Меня убивали!.. Тебя не было целую вечность!.. Во мне все умерло до срока!.. Любовь моя, Айза!.. Я сошел с ума!.. Я – безумный старик!.. А ты все так же прекрасна!..

Он говорил, говорил, а Айза слушала колебания звуковой ниточки на его боку и тоже плакала.

– Я не превращалась в дельфина. Я захлебнулась и утонула.

– Ах! – воскликнул Илья. – Ты страдала!

– Нет. Я просто утонула…

А потом они поплыли вдоль берега и болтали о чем-то незначащем для окружающих, но таком важном для их любящих сердец.

– Пойдем жить ко мне! – предложил Илья. – У меня есть квартира.

– Я не могу стать человеком, как ты! – грустно усмехнулась Айза. – Я – рыба!

– Почему?

– Потому что я утонула.

– А и не надо! Разве нам здесь плохо? Мне нравится жить в этом карьере! Здесь тихо, и кашу каждый день приносят!

– А потом, – сказала Айза грустно, – превратись я в человека, я стала бы не той девчонкой, которую ты помнишь, а коротконогой старухой! Ты же старик!..

Илья ничего не ответил, припоминая почему-то запах Айзиных подмышек, ее сильные ноги, и вдруг сказал:

– У меня никого не было…

– И у меня…

– И тебя не было… Только запах твой и персик нетронутого тела…

– Ах, – ответила на это Айза и что-то съела на плаву, какую-то муравьиную личинку, упавшую в воду. – Ты мой дорогой!..

Они плавали и разговаривали всю ночь напролет, а потом еще день и еще ночь. Им было мало времени, им было бы мало всех времен, чтобы рассказать, поведать, как они любили друг друга вечность, разделенные смертью.

Илья плыл за Айзой и неустанно повторял ласковые слова:

– Любовь моя! Татарочка моя! Моя Айза!

Она в ответ виляла розовым хвостиком, приподнимая его слегка, так что был виден прозрачный животик.

А потом Илья случайно проглотил ее. То ли в восторге широко раскрыл рот, то ли внезапно образовалось какое-то течение, но крошечную рыбку засосало между толстых губ татарина в самый рыбий желудок…

– А-а-а… – простонал Илья. – А-а-а…

В его желудке полыхнуло огнем, а голову стянуло нестерпимым холодом. Сознание выключилось, в невозможности осознать произошедшее, он перевернулся брюхом вверх и стал опускаться ко дну, не в силах шевелить плавниками…

Он лежал на дне между камнями, пока мозг вновь не заработал и не сказал своему хозяину, что он попросту проглотил свою возлюбленную, а еще проще – съел любовь!

Тогда Илья вновь перевернулся, как подобает живой рыбе, весь напружинился и помчался со скоростью торпедного катера в сторону правого берега, где со всего ходу, со всей своей могучей силой, врезался в утонувший медный таз головой, так что глаза вылезли из орбит, а из морды пошла кровь.

Пошатываясь, большая рыба развернулась и отплыла на прежнее место, затем вновь набрала торпедную скорость и с удвоенной силой обрушилась головой на обагренную кровью посудину.

Илья хотел умереть немедленно, а потому неустанно повторял свои попытки в течение всего дня, сходя с ума от того, что его череп такой крепкий.

Обитатели водоема с интересом наблюдали за действиями большой рыбы, но принять какое-то участие в драме по причине ничтожности нервной организации не могли, а вследствие этого и помочь были не в состоянии.

Интересно наблюдать за чужой драмой, – думал Илья, ударяясь очередной раз головой о таз. – Приятно участвовать в чужих радостях!..

Потом он устал и опять спустился ко дну, на котором пролежал недвижимым сутки, пока вдруг не почувствовал в брюхе какое-то приятное жжение.

Так переваривается любовь, – подумал он. – Любовь превратится в дерьмовую веревочку, которая осядет на дне бессмысленно.

Жжение усилилось, и у рыбины закружилась голова.

Я умираю, – обрадовался Илья. – Я скоро опять встречусь с нею!..

Но он не умер, его желудок скрутило, а потом вывернуло всякой нечистью, в которой шевелилось что-то поблескивающее.

Илья раскидал носом нечистоты и обнаружил в них живую и невредимую Айзу. С рыбкой ничего не случилось, казалось, что она даже подросла. А у татарина не было сил, чтобы радоваться. Он смотрел на свою возлюбленную и теперь просто боялся умереть.

– Это не ты меня проглотил, – сказала Айза. – Я сама проникла в тебя, чтобы набраться сил! А теперь не мешай мне!..

Она отплыла на несколько метров, и Илья увидел, что Айзино брюшко увеличилось вдвое. Что-то наполняло его, растягивая книзу.

Рыбка порылась носом в песке, выкапывая ямку, а затем прилегла за камушком, приподняла хвостик и стала метать икру.

От внезапности открывшейся перед ним картины Илья задрожал всем телом, все в нем набухло и набрякло, и казалось, что где-то в глубине внутренностей какая-то штука затвердела якорем. Он приоткрыл рот и высунул наружу толстенный язык.

А Айза продолжала метать икру, пока ее животик не сдулся до пустого мешочка; тогда она отплыла в сторону, чего-то ожидая от большой рыбы.

Но Илья продолжал по-прежнему дрожать всем телом, возбужденный до края.