Записки Замухрышки (сборник) - Алёна Хренкова

Когда ничего не подозревавшие зрители подошли к намеченному месту, чуть ли не на их головы с треском свалилась Ларка, сломав полдерева. Торопясь произвести эффект, она перепутала березу с осиной. Хорошо хоть не сломала себе шею. С тех пор я помнила, что березы гнуться, а осины ломаются.

С ПОНЕДЕЛЬНИКА ДО СУББОТЫ

Утром в понедельник жизнь входила в размеренную рукой тетки Лизы колею. Поднимала она нас рано и кормила в саду. Пока накрывали на стол, кто-то из детей обязательно следил за тем, чтобы куры не воровали еду. Они постоянно крутились рядом в огромном количестве и все время пытались залететь на стол.

Самым страшным был петух – красавец и задира с громадными шпорами на косматых лапах. Он был высоким, как индюк, коричневого цвета с хвостом, переливающимся всеми цветами радуги. Больше всего мне нравились синие перья. Боялась я его панически.

Однажды меня поставили на дежурство в саду, а я зазевалась. Тетка Лиза выглянула в окно и ахнула: стола из-за кур не было видно. Она выскочила из дома, размахивая полотенцем. Куры разлетелись в разные стороны. Стол был полностью разворочен и объеден. Не знаю, попала ли тетка полотенцем хоть в одну курицу. Мне тогда показалось, что все удары достались только мне за всех кур сразу.

После завтрака, как правило, тетка вела нас в лес собирать ягоды и грибы. Перед входом в лесные заросли она командовала примерно следующее: «Всем стоять, достать носовые платки, выбить сопли и дышать через нос полной грудью!». После этого мы спокойно разбредались с баночками и корзинками в руках на поиски даров природы.

Надо отметить, что к носовым платкам Кукуля относилась трепетно. Все платки были самодельного производства: тщательно обвязанные тонким крючком по краям и расшитые нежными узорами в уголках. Теткиными платками кто только не пользовался. Одна лишь Кукуля упорно сморкалась в клочки газет, которые потом засовывала за буфет.

Однажды Кукуля задумала сварить на полдник кисель из земляники. Мы отправились в лес. Так как я была самая маленькая, то мне досталась и самая маленькая баночка из-под майонеза.

Мы долго бродили по лесу. Банки у всех были полны. Парило. Мы медленно возвращались домой. Пить хотелось страшно. Я незаметно для себя клала по одной ягодке в рот. Когда мы вернулись, только у меня одной банка была пуста.

Тетка Лиза решила поучить меня жизни. Она заявила: «Нет ягод – нет и киселя». Представляете, сказать такое четырехлетнему ребенку! Жестоко, но справедливо. На полдник все, кроме меня, пили кисель и не по одному стакану, мне же не досталось ни капли. Как же горько я рыдала за амбаром в крапиве! Как было себя жалко!

Не забуду наши полдники с пенками, которые снимали с топленого молока. Утром крынку парного молока ставили в русскую печь. Молоко томилось. К вечеру коричневая в сантиметр толщиной хрустящая пенка из сливок была готова. Каждый день пенка выдавалась очередной счастливице. Сестры не могли дождаться своей очереди. Я же эту гадость ненавидела. Когда подходила моя очередь на пенку, я отдавала ее тому, с кем поссорилась за день. Тетка Лиза приучала нас к какой-то жуткой справедливости.

Днем нас обязательно укладывали спать. Насчет здоровья и чистоты у Кукули был невероятный «бзик». Даже во взрослом состоянии, когда я приезжала погостить на очередной даче, следовало, подходя к лесу, высмаркивать нос, а в постель ложиться с чистыми ногами и «задницей», как говорила наша общественная мать. За этим она строго следила.

А вот чем мы занимались в свободное время, Кукуля не знала. Если бы узнала, то точно прибила бы. Мы полностью были предоставлены себе. Тете Лизе казалось, что, если мы находимся в пределах жидкого плетня, огораживающего дом и сад, то с нами ничего не может случиться или мы ничего не сможем вытворить. Как бы не так! Плетень не был для нас ни моральной, ни физической преградой.

Самое страшное из наших похождений – посещение острова, окруженного болотом. Перейти болото в узком месте можно было по бревну, свалиться с которого ничего не стоило. Ходили туда мы без взрослых. Иногда даже без Ларки. Случись что – спасать было бы некому. Самому старшему из нашей компании, деревенскому мальчишке по кличке Халдей, не было и семи лет. Но мы «шастали» туда без всякого страха.

Остров был совсем маленький и почти весь заросший высоченными соснами. Лариса мечтала привести на следующий год гвозди и молоток, чтобы построить на стоящих рядом четырех деревьях деревянный дом, подниматься в который можно будет не по веревке, а по настоящей лестнице.

Что-то подобное шалашу она уже изготовила на крыше старого сарая. Это убежище я нашла совершенно случайно. С Нинкой мы поругались из-за котенка. В доме жил старый серый и какой-то пыльный кот с диким нравом. Был еще и котенок, наверно, взятый на смену этому жуткому коту. Нина таскала в руках все время легкого котенка, которого мне не давала. Мне же доставалось играть с тяжелым, злющим котом, который норовил все время укусить или исцарапать. При разделе живности мы часто ссорились. У моей вредной сестрицы был на все один довод: тетя Лиза – её мать, а мы с Ларкой – сбоку припеку.

Однажды слоняясь по усадьбе после подобной ссоры, я увидала на крыше заброшенного сарая какой-то ворох из засохших веток. Я подошла поближе, нашла длинную палку и ею решила поковырять непонятное сооружение. Не успела я дотянуться до него палкой, как сверху раздался Ларкин голос, и показалось ее лицо среди веток. Потом я была втянута наверх с помощью веревки, сплетенной из лыка. Сарай упирался одним боком в старую ободранную липу. Лыко можно было сдирать с нее километрами. Я оказалась в гостях у своей сестры, тоже обиженной, только теткой Лизой.

Мы сидели в шалаше обнявшись, плакали и мечтали о том, что уйдем из дома, заберем наше одеяло и самовар и будем жить вдвоем на крыше сарая. Или, что еще лучше, построим новый дом на соснах, стоящих на острове, вокруг которого болото с бревном вместо переправы. Мы еще не знали тогда, что Ларисе больше не доведется приехать в Холщевики.

ЧТО МЫ ДЕЛАЛИ

В то лето одним из любимых моих занятий было копание в белой, пушистой пыли, которая находилась повсюду. Мне казалось тогда, что даже колхозные огурцы растут в ней. Наверно, в тех краях была какая-то особая почва. После дождя пыль превращалась в нежную, густую «сметану». Я с наслаждением запускала в нее руки и лепила всякую всячину. Когда всё вокруг высыхало, мои изделия рассыпались в пух и прах.

А еще мне очень нравилось бродить по аллее из толстых лиственниц, ведущей от дома в сторону лесничества. Дорожка всегда была горячей от солнца. При ходьбе тонкие фонтанчики пыли вырывались из дырочек между пальцев и приятно щекотали ноги. Все дело портили шишки, но я старалась не попадать на них босыми ступнями.

Через огуречное поле мы ходили на колодец за родниковой водой. Рвать огурцы тетя Лиза запрещала, хотя там их было целое море, и они вылезали прямо на тропинку.

Однажды мы с Ниной все-таки не устояли, наворовали огурцов и принесли домой. Тетка Лиза нас отругала и отправила назад отнести огурцы туда, где взяли. Мы вернулись на поле. Но где же они росли? Разве запомнишь! Мы раскидали огурцы вдоль тропинки и со слезами пошли домой.

В лесничестве была конюшня, в которой работал дядя Вася, хозяин нашего дома. Мы с Ниной тайком ходили смотреть на лошадей. Засады делали в кустах, чтобы наблюдать за еще непонятной для нас «семейной жизнью» этих животных.

Сидя однажды в кустах, я наткнулась рукой на какой-то большой и красивый камень, похожий на куриное яйцо, но в коричневых крапинах. Мы принесли его домой. Тетя Лиза сделала нам огромную, во всю сковороду, яичницу. Этот «камень» снесла индюшка. Видно, и ей приглянулась теплая пыль под кустами.

В зарослях акации мы устраивали «казни врагам», роли которых исполняли наловленные в большом количестве безобидные лягушки. Мы привязывали пленников лапками назад к веткам и расстреливали крошечными стрелами, сделанными из соломинок. Впрочем, пострадавших не было. Стрелки мы были не очень меткие. А когда заканчивался запас стрел, пленников отпускали на волю.

В это время Лариса занималась более «серьезной» работой. Тоненьким стеклышком она препарировала на широком пне тело мертвой лягушки, чтобы точно узнать, какие у нее внутренние органы и соответствуют ли они картинке из учебника биологии. Тело бедной лягушки так и засохло на пне, приколотое за четыре лапки в разные стороны. Лягушку было жаль, но наука есть наука, говорила мне сестра.

Вот примерно таким образом проходили наши летние дни от понедельника до следующего приезда родителей.

ЛЕТНЯЯ ЛЮБОВЬ

Первое лето в Холщевиках прошло под знаком любви. Все мы: двенадцатилетняя Лара, пятилетняя Нина и я, четырех лет от роду, – были тайно влюблены в одного мальчика, которого звали Володя Вислоухов или Сиволапов. Фамилию его точно никто не знал. Допускаю даже, что так называли его, чтобы подразнить мою сестру Ларису, влюбившуюся в него с полуоборота в самый первый раз.