Записки Замухрышки (сборник) - Алёна Хренкова

У старшего сына тети Веры – Шуры, жизнь сложилась, как мне кажется, немного удачнее, чем у его братьев и сестры. Он женился на очень милой девушке Зинаиде, с которой вместе работал. Зина была с образованием и заставила мужа учиться. У них родилась девочка.

Я по малолетству не могла понять, почему у трех сестер: Катерины, Веруни и мамы, выросших в одной, очень благополучной и дружной семье, так по-разному сложилась жизнь. Почему у нас в семье все было не так, как у теток?

Приходя к нам каждое воскресенье «отдыхать», Веруня с Катериной без конца ругали своих детей, зятьев и внуков, рассказывая моей матери, что те вытворяют.

Глядя на все это, я клялась себе, что моя семья, когда я вырасту и выйду замуж, будет не такой, как семьи моих родственников, с которыми я впоследствии практически не поддерживала отношения. Поддерживать отношения с такими людьми было невозможно по очень многим причинам. Да я и не считала их своей родней.

ВОСКРЕСЕНЬЯ

Воскресное утро всегда (кроме лета) было посвящено бане. Выбор был таков: Сандуны, баня на улице Правды или, на худой конец, подвал в красных кирпичных домах у Сизарей. Это название привилось с давних пор, когда почти у всех обитателей этого места водились голуби. Было это еще до войны. В войну голубей съели. Осталось одно название.

До Ленинградского проспекта шли пешком по грязной Кочновке. Перед метро мыли обувь в луже с водой. Дальше ехали на метро или троллейбусе, в зависимости от выбора бани.

В бане мы разделялись. Отец уходил в мужское отделение, мылся, конечно, быстрее и потом дожидался нас, наслаждаясь пивом в буфете.

У нас, женщин, дело затягивалось надолго. Я сидела в шайке с водой и играла, пока мылись мама и сестра, потом очередь доходила до меня. После мытья в шайках мы вставали под душ, и это был первый приятный момент в мойке. Вторым приятным моментом был стакан газировки в буфете с длинной очередью. Я бы выпивала и больше, но дело сводилось к стакану. Мать не хотела тратиться. К обеду возвращались домой.

Не представляю, когда моя мать успевала всё сделать по дому при одном выходном дне, с водой из далекой колонки, с печкой, и еще с двумя детьми! И это не всё. Каждое воскресенье к обеду (не известно, когда приготовленному на керосинке или печке), приезжали тетки Вера и Катерина «спасаться» у нас от своих ненавистных зятьев и детей.

Тетка Катя была Ларисиной крёстной. Мама рассказывала, что они с Катериной во время войны окрестили Ларису прямо на дому. Для этого был приглашен поп, который окунул Ларку в таз с водой, а потом она сидела у него на коленях за столом и заплетала длинную бороду в косу. Попу это нравилось. Меня они тоже пытались окрестить, но отец догнал мать и тётку по дороге в церковь и запретил это «безобразие», как он выразился тогда.

Крёстной тетю Катю почему-то звали всё: Лариса, я, мои двоюродные сестры и братья, дети из нашего двора. Сначала я думала, что её просто так зовут. Когда она подходила к нашему дому по переулку, чужие дети с криками: «Крёстная идет!» бросались к нашему дому. У нее в карманах постоянно были конфеты – сосульки, которыми она всех угощала. Может быть, это сыграло особую роль в её вселенском прозвище.

Не было ни одного воскресенья или праздника в нашем доме, который тётки пропустили бы. И эта традиция поддерживалась долгие годы. Даже когда родители уехали работать за границу и мы с Ларисой остались жить одни, наши тётки были постоянным воскресным атрибутом, благо, тогда уже выходным днём была и суббота, которой мы с сестрой могли распоряжаться по своему усмотрению. Летом они приезжали пораньше, и мы всей компанией уходили в Тимирязевский парк, к озеру, и проводили на траве весь день.

У папы был друг и товарищ по работе дядя Дима. Пока он не женился (а произошло это довольно поздно), он был почти таким же частым гостем, как наши тётки. На всех детских фотографиях я у него на руках. Он казался мне красивым и необыкновенно добрым. Я его очень любила и мечтала, чтобы он был моим отцом.

Но всё когда-то кончается. Сердце моё оказалось разбитым: дядя Дима женился на очень молодой и красивой тёте Наде. Ездить к нам он почти перестал. У него самого появилось двое сыновей, а он ведь всегда мечтал о ребенке-девочке, какой была я.

СВЕЖИЕ ЗАНАВЕСКИ, ПИРОГИ И ЁЛКА С МАНДАРИНАМИ

Только Новый год из всех праздников имел для меня особенные запахи. Конечно, почти в каждом доме пахло елкой, но я не об этом. Мой Новый год начинал приближаться в начале осени, когда после отдыха в санатории у Черного моря родители возвращались с полным чемоданом зеленых мандаринов. Чемодан прятался под кровать. Есть мандарины не разрешалось, но нюхать было можно. Я залезала под кровать, приоткрывала чемодан и дышала Новым годом.

Второй запах появлялся примерно за неделю до праздника. Отец покупал ёлку и ставил её в сарай с дровами. Мои интересы перемещались во двор. Теперь я крутилась у сарая и принюхивалась к новому волнующему меня запаху.

Третий запах, который говорил мне, что вот-вот всё и наступит, был запах свежевыстиранных занавесок. Мама сушила тюль на морозе. Мне тогда казалось, что она вносила в дом ворох негнущихся занавесок, сделанных из снежинок. Такой стоял одуряющий запах озона.

Четвертый запах приближал меня уже вплотную к Новому году. Это был запах пирогов. Я любила вертеться у стола с кусочком теста в руке, но больше всего меня привлекала начинка. Ни с чем нельзя сравнить приготовленную капусту с яйцом для будущих пирогов. Я все время просила маму делать начинку в простые дни и есть её как обыкновенную еду – так она мне нравилась. Но мать почему-то этого никогда не делала. Я её не понимала. Что может быть проще жареной капусты и вареных яиц? Наконец пироги укладывались в большую кастрюлю, накрывались полотенцем и на время забывались.

Наступал черёд еще одного запаха: отец вносил в дом елку. Она просто оттаивала. Потом ее развязывали и устанавливали. Она стояла еще не наряженная, еще такая, как в лесу. Вот в этот момент и происходило смешение всех моих любимых новогодних запахов. Я всем своим существом чувствовала, что Новый год уже где-то близко, может быть уже во дворе, заваленном снегом, или даже на пороге.

Потом мы доставали из коробки елочные украшения. Прошлогодняя пыль и засохшие иголочки старой ёлки немного отрезвляли меня. Мы с сестрой начинали украшать ёлку. Я привязывала ниточки к игрушкам, а Лариса вешала их на ветки.

Каждый год мы дополнительно изготавливали новые, «саморучные», украшения: гирлянды из разноцветных флажков, бумажные домики с покрытыми ватой крышами, хлопушки с сюрпризами, длинные бумажные цепи, клоунов с разрисованными лицами из пустых яиц, разнообразными шапочками и воротничками.

На самых видных местах на ёлке висели игрушки еще довоенной поры: чайный сервиз, в который кроме чашек, чайников и сахарниц, входил самовар с носиком и крошечной крышечкой сверху, разноцветные самолеты, сделанные из бус, настольная лампа с зеленым абажуром и многое другое.

Украшали елку также целые связки бус и гирлянды с маленькими лампочками, множество всяких фруктов и овощей, сделанные из ваты и обклеенные тонкой яркой бумагой. Кроме всего этого, на елку обязательно вешали мандарины, конфеты, печенье и крошечные райские яблочки, которыми мама запасалась заранее.

Часов в десять вечера раздавался стук в дверь. Нет, это был не Новый год. Это стучались тетки, приехавшие встречать с нами праздник.

Все вместе начинали накрывать на стол. Мы с Ларкой веселились и дурачились. Отец фотографировал нас. От всей этой суеты, яркости и запахов я начинала уставать. Мне уже хотелось спать, а ведь Новый год еще не пришел. А вдруг и в этот раз я не дождусь его?!

МУРЦОВКА

Мурцовка – это такая еда, которую изготовляла для нас Лариса, когда мы вместе были дома, что происходило в основном летом. Разогревать обед Ларисе было лень. Вот она и готовила сама на скорую руку такую вкусную, судя по названию, еду, которая мне нравилась.

Мурцовка готовилась следующим образом. В сырую холодную воду крошились репчатый лук и черный хлеб, добавлялись уксус, подсолнечное масло и соль. Всё. Еда готова. Этим месивом она меня кормила.

Мы запирались в прохладном темном сарае с дровами, бросали одеяло на верстак, оборудованный отцом для всяких дел, и заваливались на него, ставя миску с мурцовкой Ларисе на грудь. По-очереди одной ложкой, чтобы не мыть лишнюю посуду, мы хлебали эту вкуснятину и мечтали о строительстве автомобиля собственного производства.

Однажды, размечтавшись, я свалилась с верстака и застряла в поленьях, разбросанных на полу. После колки дров рукой любимой сестры они лежали по всему сараю ровным полуметровым слоем. Лариска не растерялась. Она схватила меня одной рукой за руки, другой – за ноги и втянула на место, как котенка.