Желтая линия - Михаил Тырин

— Отвали, — равнодушно ответил танк.

— Да ладно, пошли. Вон на тебе сколько штук навешано. Может, найдется одна для девочек?

— Есть одна штука, — сказал танк и плавно качнул какой-то трубой с обгорелым наконечником. — Для тебя берегу. Ты сам у меня скоро станешь девочкой.

— Ну, дело твое. — Техник скрылся в ближайшем коридоре.

— Тут и девочки есть? — удивленно пробормотал я.

— Не для тебя, — холодно ответил Щербатин. — С нулевым холо никаких девочек. Отвлекают от самоотверженных трудов на благо Цивилизации.

— Да я так просто… — смутился я.

А про себя подумал: сволочи!

— Ладно, пора двигать костылями, — деловито произнес Щербатин, вставая. Он высмотрел офицера, который возился с кнопками, закрывая ворота. Это был тот самый крикун, который пинал болотные штаны.

— Новенькие, — отрекомендовался мой приятель. — Готовы к труду и обороне.

— Чего? — Офицер поднял на нас усталые недружелюбные глаза. У него было худощавое лицо с острыми, словно специально отточенными чертами. Пятна грязи не скрывали их, а, наоборот, подчеркивали.

— А это что? — Он тронул грязной рукой роскошный халат Щербатина. — Какое холо?

— Ноль! — ответил Щербатин и изобразил пальцами кружочек. Однако его игривый тон не нашел поддержки.

— С нулевым не положено, — сказал офицер. — Снимай. Пусть пока у меня полежит.

Щербатин растерянно обернулся на меня. Оба мы подозревали, что «пока» — это значит «навсегда».

— Снимай, снимай, — с раздражением повторил офицер и протянул руку. — И идите оба к коменданту. Вон та дверь.

— А нам бы поесть…

— Сначала к коменданту.

Ворота наконец сомкнулись, офицер собрался уходить, но вдруг повернулся, что-то вспомнив.

— Ты, — он указал на Щербатина, — пойдешь ко мне, в группу «Цепь». И ты… — Он помялся немного, разглядывая меня. — Ты — к Рафину, в «Крысолов».

Мы в панике переглянулись. Нас хотели разлучить!

— А можно?.. — начал было Щербатин.

— Нет, — отрезал офицер. — Ничего нельзя.

Он ушел и унес шитый золотом халат. Щербатин сиротливо шевелил плечами, он был жалок, как черепаха, которую лишили панциря.

— Ладно, — вздохнул он. — Идем к коменданту.

Мордатый громогласный комендант долго с нами не церемонился. Он усадил Щербатина на скамью и поднес к его затылку приборчик, похожий на машинку для стрижки.

— А номер где? — враждебно спросил он, словно мой приятель мог его потерять или пропить.

— Нету, — сказал Щербатин.

— Как это? Вы откуда такие взялись?

— Мы с пищевых промыслов, — с достоинством представился Щербатин. — Там номер присваивается по итогам первой экспедиции.

— И чего? — с подозрением спросил мордоворот.

— Итогом оказалось крушение промысловой машины.

— А-а… — Комендант, видимо, что-то вспомнил. — Вы тут через телепорт…

Он вытянул откуда-то ребристый шланг с металлическим наконечником и, приставив его к голове Щербатина, что-то включил.

— Ой! — вскрикнул Щербатин, и на лице моего напарника промелькнул испуг.

— Следующий, — буркнул комендант. — Ты тоже нулевой?

После щербатинского «ой» мне было страшновато садиться на скамейку. Однако от прикосновения шланга я ощутил только легкий укол в затылок, и комендант сказал обоим: «Свободны».

— А номер? — озабоченно спросил Щербатин.

— Есть номер, — ответил комендант, уже скрывшись за какой-то шкаф.

— А какой?

— Зачем тебе?! — Он высунул свирепую физиономию. — Все равно не запомнишь. Будет надо — поставишь сканер и считаешь. Идите оба на склад.

Мы побрели по коридору, невольно потирая затылки. Казалось, что под сводом черепа завелась какая-то маленькая колючая штучка, которая продолжает беспокоить. А может, и в самом деле что-то вставили.

Мы выяснили, где склад, и отправились туда, но не сразу. Сначала, набравшись наглости, посетили без особого разрешения столовую. Ничего страшного не произошло — из окошечка нам просунули две тарелки с комбикормом, и мы его с аппетитом проглотили.

Единственная проблема — нам пришлось ужинать стоя. Все места за столами заполнили усталые, злые, малообщительные пехотинцы.

Склад располагался, как нам объяснили, на «минус втором уровне». Подземелье, как и полагается, было сырым. Более того, по стенам стекали струйки воды с улицы. Мы шлепали по лужам в коридорах, потом долго стучали в очередную железную дверь и ждали, пока заспанный кладовщик в чистенькой серой униформе высунулся, окидывая нас подслеповатым взглядом. Лицо его было бесформенным и невыразительным, как картофелина.

— Какая группа? — спросил он.

— Э-э… «Цепь», — вспомнил Щербатин.

— Заходи. Ну, быстрей, быстрей…

— А я — «Крысолов», — представился я.

— А ты жди. — И железная дверь закрылась.

Мне пришлось несколько минут наблюдать, как по стенам стекают капли и бегают рыжие многоножки. Щербатин вышел, волоча на себе охапку серо-зеленого барахла. Кроме того, на спине его висела облупленная металлическая труба с двумя рукоятками. Я подумал, что с оружием такого размера можно заниматься разве что уничтожением слонов и носорогов.

Щербатин взглядом указал мне на дверь, и я вошел. Хозяин долго блуждал в лабиринтах стеллажей, потом вынес мне точно такую же охапку, как у Щербатина.

— Ты сказал, «Крысолов», да? — Он наморщил лоб.

— Да-да, — поспешно закивал я.

— Сейчас, обожди еще… — Он снова скрылся.

Новая форма была такой же сырой, как весь этот подвал. Я начал перебирать вещи. Мятые влажные штаны с курткой. Плотный и тяжелый бушлат. Шлем, ремень. Небольшой, но тяжеленький нож. Сапоги — чуть повыше и покрепче, чем мои прежние, промысловые. Жилет с твердыми вставками. Рюкзак, внутри — стопка белых носков, какие-то флаконы, щетки, серая коробочка, обмотанная проводом. Серое грубое белье…

— На, получай. — Кладовщик выложил передо мной замысловатое ружье, все состоящее из каких-то трубочек. — И боезапас. — Рядом легла матерчатая сумка, поделенная на продолговатые карманы. В каждом — небольшой баллончик желтого цвета.

— Это что?

— Огнемет, — равнодушно ответил кладовщик и зевнул. — «Крысоловам» огнеметы положены. Приставку будешь брать?

— Какую? Зачем?

— Электрическую, конечно. — Он вытащил и грохнул о стол две увесистые штуки, соединенные проводом. — Вот это цепляешь под ствол, а это — на ремень. Или в рюкзак.

— И что дальше?

— Опускаешь в воду, жмешь на спуск — и готово. В радиусе пятнадцати метров ни одна тварь не усидит, выскочит с воплем. Ни одна не подкрадется.

— А люди?

— А что люди? У людей гидрокостюмы. — Он шлепнул ладошкой по болотным штанам. — Если не промочил, все нормально. А промочил — лучше не пробуй. Ну, берешь приставку?

— Беру, — кивнул я, решив, что бросить ее под кровать, если не понравится, никогда не поздно.

— Там комнатка. — Кладовщик кивнул в сторону коридора. — Наряжайтесь сразу. Старое барахло сюда принесете. А вообще, — он преодолел затяжной зевок, — оставьте там, я сам заберу.

Щербатин уже начал примерку. В крошечной комнате стояли две скамейки и даже некоторое подобие зеркала — обгоревшая дверь, снятая с какой-то машины. Большое затемненное стекло худо-бедно отражало мир.

— И это называется военная форма, — ворчал Щербатин. — Да я в своей пижаме выглядел в три раза воинственней.

И правда, мятые бесформенные вещи с военного склада бравого вида ему не придавали. Деформированное стекло-зеркало еще больше уродовало грузную и нескладную фигуру Щербатина. Впрочем, форма могла еще отвисеться на плечах.

— А ты поправился, — заметил я.

— Еще бы! Ты тоже покруглел. Это называется восстановлением после обезвоживания.

Я скинул промысловую робу и тоже начал одеваться. Влажное белье холодило кожу, в отсыревшем подвале это было не очень приятно. Одеваясь, я поглядывал на свое отражение, и надо сказать, это тоже не прибавляло радости. Моему взору представал довольно жалкий и потрепанный субъект, больше похожий на грузчика с овощебазы, чем на воина великой Цивилизации.

Потом ситуация стала меняться. Я затянул ремень, и это придало фигуре какую-никакую форму. Я надел жилет — он прибавил мне плечи и вообще увеличил торс. Затем я примерил шлем, который сгладил не очень удачные обводы моего черепа. Из сырого теста действительно получался воин.

Потом я взял в руки огнемет. Отражение в стекле почти не передавало деталей, оно демонстрировало лишь силуэт. Чего-то не хватало. Может быть, нож следовало повесить немного повыше и наискосок, чтоб не болтался? Наконец, я понял — нужно заправить концы брюк в сапожки.

Из зеркала на меня смотрел другой человек. Нет, конечно, человек был тот же — я сам, но суть изменилась. Фантазия невольно добавляла моему грозному силуэту несуществующие черты. Я видел себя смелым, быстрым, решительным. Я скользил меж болотных зарослей, наводя ужас на врагов ревом огнемета. Я, стиснув зубы, выносил из-под огня раненого командира. А потом я отдыхал, скинув шлем, на сухом островке под деревом. Я угрюмо смотрел в пустоту, а в руке дымилась забытая сигарета. Впрочем, здесь никто не курит, сигарета отменяется.