Том 1. Стихотворения 1828-1831 - Михаил Лермонтов

Романс к И…*

Когда я унесу в чужбинуПод небо южной стороныМою жестокую кручину,Мои обманчивые сны,И люди с злобой ядовитойОсудят жизнь мою порой,Ты будешь ли моей защитойПеред бесчувственной толпой?

О, будь!.. о, вспомни нашу младость,Злословья жертву пощади,Клянися в том! чтоб вовсе радостьНе умерла в моей груди,Чтоб я сказал в земле изгнанья:Есть сердце, лучших дней залог,Где почтены мои страданья,Где мир их очернить не мог.

Завещание («Есть место: близ тропы глухой…»)*

Есть место: близ тропы глухой,В лесу пустынном, средь поляны,Где вьются вечером туманы,Осеребренные луной…Мой друг! ты знаешь ту поляну;Там труп мой хладный ты зарой,Когда дышать я перестану!

Могиле той не откажиНи в чем, последуя закону;Поставь над нею крест из кленуИ дикий камень положи;Когда гроза тот лес встревожит,Мой крест пришельца привлечет;И добрый человек, быть может,На диком камне отдохнет.

«Сижу я в комнате старинной…»*

Сижу я в комнате стариннойОдин с товарищем моим,Фонарь горит, и тенью длиннойПол омрачен. Как легкий дым,Туман окрестность одевает,И хладный ветер по листамВысоких лип перебегает.Я у окна. Опасно намЗаснуть. — А как узнать? быть может,Приход нежданный нас встревожит!Готов мой верный пистолет,В стволе свинец, на полке порох.У двери слушаю… чу! — шорох,В развалинах… и крик! — но нет!То мышь летучая промчалась!То птица ночи испугалась!На темной синеве небесЛуна меж тучками ныряет.Спокоен я. Душа пылаетОтвагой: ни мертвец, ни бес,Ничто меня не испугает.Ничто… волшебный талисманЯ на груди ношу с тоскою;Хоть не твоей любовью дан,Он освящен твоей рукою!

К *** («Всевышний произнес свой приговор…»)*

Всевышний произнес свой приговор,Его ничто не переменит;Меж нами руку мести он простерИ беспристрастно всё оценит.Он знает, и ему лишь можно знать,Как нежно, пламенно любил я,Как безответно всё, что мог отдать.Тебе на жертву приносил я.Во зло употребила ты права,Приобретенные над мною,И мне польстив любовию сперва,Ты изменила— бог с тобою!О нет! я б не решился проклянуть!Всё для меня в тебе святое:Волшебные глаза, и эта грудь,Где бьется сердце молодое.Я помню, сорвал я обманом разЦветок, хранивший яд страданья, —С невинных уст твоих в прощальный часНепринужденное лобзанье;Я знал: то не любовь-и перенес;Но отгадать не мог я тоже,Что всех моих надежд и мук и слезВеселый миг тебе дороже!Будь счастлива несчастием моимИ услыхав, что я страдаю,

Ты не томись раскаяньем пустым.Прости! — вот всё, что я желаю…Чем заслужил я, чтоб твоих очейЗатмился свежий блеск слезами?Ко смеху приучать себя нужней:Ведь жизнь смеется же над нами!

Желание*

Зачем я не птица, не ворон степной,Пролетевший сейчас надо мной?Зачем не могу в небесах я паритьИ одну лишь свободу любить?

На запад, на запад помчался бы я,Где цветут моих предков поля,Где в замке пустом, на туманных горах,Их забвенный покоится прах.

На древней стене их наследственный щитИ заржавленный меч их висит.Я стал бы летать над мечом и щитомИ смахнул бы я пыль с них крылом;

И арфы шотландской струну бы задел,И по сводам бы звук полетел;Внимаем одним, и одним пробужден,Как раздался, так смолкнул бы он.

Но тщетны мечты, бесполезны мольбыПротив строгих законов судьбы.Меж мной и холмами отчизны моейРасстилаются волны морей.

Последний потомок отважных бойцовУвядает средь чуждых снегов;Я здесь был рожден, но нездешний душой…О! зачем я не ворон степной?…

К деве небесной*

Когда бы встретил я в раюНа третьем небе образ твой,Он душу бы пленил моюСвоей небесной красотой;И я б в тот миг (не утаю)Забыл о радости земной.

Спокоен твой лазурный взор,Как вспоминание об нем;Как дальный отзыв дальных гор,Твой голос нравится во всем;И твой привет, и твой укор,Всё полно, дышит божеством.

Не для земли ты создана,И я могу ль тебя любить?Другая женщина должнаНадежды юноши манить;Ты превосходней, чем она,Но так мила не можешь быть!

Св. Елена*

Почтим приветом остров одинокой,Где часто, в думу погружон,На берегу о Франции далекойВоспоминал Наполеон!Сын моря, средь морей твоя могила!Вот мщение за муки стольких дней!Порочная страна не заслужила,Чтобы великий жизнь окончил в ней.

Изгнанник мрачный, жертва вероломстваИ рока прихоти слепой,Погиб как жил — без предков и потомства —Хоть побежденный, но герой!Родился он игрой судьбы случайной,И пролетел, как буря, мимо нас;Он миру чужд был. Всё в нем было тайной,День возвышенья — и паденья час!

К другу В. Ш.*

«До лучших дней!» перед прощаньем,Пожав мне руку, ты сказал;И долго эти дни я ждал,Но был обманут ожиданьем!..

Мой милый! не придут они,В грядущем счастия так мало!..Я помню радостные дни,Но всё, что помню, то пропало.

Былое бесполезно нам.Таков маяк, порой ночноюНад бурной бездною морскоюМанящий к верным берегам,

Когда на лодке, одинокий,Несется трепетный пловецИ видит — берег недалекийИ ближе видит свой конец.

Нет! обольстить мечтой напраснойБольное сердце мудрено;Едва нисходит сон прекрасный,Уж просыпается оно!

«Блистая пробегают облака…»*

Блистая пробегают облакаПо голубому небу. Холм крутойОсенним солнцем озарен. РекаБежит внизу по камням с быстротой.И на холме пришелец молодой,Завернут в плащ, недвижимо сидитПод старою березой. Он молчит,Но грудь его подъемлется порой;Но бледный лик меняет часто цвет;Чего он ищет здесь? — спокойствия? — о нет!

Он смотрит в даль: тут лес пестреет, тамПоля и степи, там встречает взглядОпять дубраву, или по кустамРассеянные сосны. Мир как садЦветет — надев могильный свой наряд:Поблекнувшие листья: жалок мир!В нем каждый средь толпы забыт и сир;И люди все к ничтожеству спешат, —Но, хоть природа презирает их,Любимцы есть у ней, как у царей других.

И тот, на ком лежит ее печать,Пускай не ропщет на судьбу свою,Чтобы никто, никто не смел сказать,Что у груди своей она змеюСогрела. — «О! когда б одно люблюИз уст прекрасной мог подслушать я,Тогда бы люди, даже жизнь мояВ однообразном северном краю,Всё б в новый блеск оделось!» так мечталБеспечный… но просить он неба не желал!

Атаман*

Горе тебе, город Казань,Едет толпа удальцовСбирать невольную даньС твоих беззаботных купцов.Вдоль по Волге широкой    На лодке плывут;И веслами дружными плещут,    И песни поют.

Горе тебе, русская земля,Атаман между ними сидит;Хоть его лихая семья,Как волны, шумна, — он молчит;И краса молодая,Как саван, бледнаПеред ним стоит на коленах.И молвит она:

«Горе мне, бедной девице!Чем виновна я пред тобой.Ты поверил злой клеветнице;Любим мною не был другой.Мне жребий неволиСудьбинушкой дан;Не губи, не губи мою душу,Лихой атаман».

— Горе девице лукавой, —Атаман ей нахмурясь в ответ;— У меня оправдается правый,Но пощады виновному нет;От глаз моих трудно    Проступок укрыть,Всё знаю!.. и вновь не могу я,Девица, любить!..

Но лекарство чудесное естьУ меня для сердечных ран…Прости же! — лекарство то: месть!На что же я здесь атаман?И заплачу ль, как плачет    Любовник другой?…И смягчишь ли меня ты, девица,Своею слезой?

Горе тебе, гроза-атаман,Ты свой произнес приговор.Средь пожаров ограбленных странТы забудешь ли пламенный взор!..Остался ль ты хладен    И тверд, как в бою,Когда бросили в пенные волны    Красотку твою?

Горе тебе, удалой!Как совесть совсем удалить?Отныне он чистой водойБоится руки умыть.Умывать он их любит    С дружиной своейСлезами вдовиц беззащитных    И кровью детей!

Исповедь («Я верю, обещаю верить…»)*