Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ) - Шнейдер Наталья Емелюшка

— А у портнихи ты уже была?

— Мне не по карману ее услуги, — ровным голосом произнесла я.

Запихнула в шкаф мешок с формой — когда вернусь, нужно будет оценить масштабы катастрофы и хоть немного подогнать под себя. Раскидала по полкам содержимое сумки, оставив в ней лишь платок декана, переносную чернильницу с пером — прощальный подарок владельца приюта — и доску с пружинами, на которую можно было пристроить лист бумаги и чернильницу, чтобы писать на весу. Алек скопировал для меня расписание, но мало ли…

Когда я закрывала за собой дверь комнаты, пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не шарахнуть со всей дури. Я прекрасно сознавала, что придумываю себе проблемы из ничего. Оливия не пыталась смотреть на меня свысока, ее вежливость не отдавала холодом. Она просто из другого мира, который я не понимаю так же, как она не понимает мой

Умом-то я все это понимала, а чувствовала себя, словно опять оказалась в Летнем саду.

Что ж, придется привыкать. В конце концов, силком меня в университет никто не тянул. Госпожа Кассия предупреждала, что будет сложно, я предупреждениям не вняла. Мое решение — значит, и все, что оно за собой повлечет, тоже достанется мне. И хорошее, и плохое.

Значит, кроме того, что преподают в университете, придется учиться манерам, милым и вежливым. Этикету знати нас в приюте не учили просто потому, что никто из нас не был знатью.

В этот раз, хоть и занятая своими мыслями, я не забывала смотреть по сторонам и слушать, мало ли… Но до факультета добралась без происшествий. Народа на полигоне поубавилось, тренироваться желающих не осталось, и я снова пожалела, что не могу растянуться на травке, глядя в небо и болтая ни о чем — если здесь найдутся желающие со мной поболтать.

Здание же факультета казалось вовсе пустым. Я даже поколебалась несколько мгновений — наверняка декан уже ушел, так стоит ли снова тащиться на третий этаж?

Ничего, не развалюсь. Приказ был однозначен, и лучше я ткнусь носом в закрытую дверь, чем меня потом ткнут носом, точно щенка, в невыполненный приказ, да еще и наверняка накажут.

И правильно я решила. Кабинет декана был открыт, а сам он сидел с книгой в кресле у окна.

— Явилась, — буркнул он в ответ на приветствие.

— Как приказывали, господин декан. Это ваше. — Я протянула ему платок. — Спасибо.

Он запихнул его в карман. Бегло просмотрел заключение целителя.

— Годна, значит… — Взял с подоконника и протянул мне записку. — Дисциплинарная отработка в библиотеке. Не менее трех часов в общей сложности, если не успеешь сегодня, значит, закончишь в другие дни. Отдашь записку госпоже Стефании, она найдет, чем тебя занять.

— За что? — не удержалась я.

Декан смерил меня взглядом. Странно — сидя он вроде бы должен был смотреть на меня снизу вверх, но я почувствовала себя букашкой, над которой уже нависает башмак.

— За провокацию.

— Но…

— Никаких «но». Вы, женщины, уверены, будто можете говорить и делать что хотите. Слова, за которые мужчину убили бы на месте, ничем вам не грозят. А когда у кого-то все же заканчивается терпение, кричите, что с вами неподобающе обращаются.

Я медленно вздохнула. Молчать.

— С Бенедиктом по поводу нарушения дисциплины разберется его декан, а ты впредь будешь выбирать выражения. Не просто же так он на тебя набросился.

Молчать во что бы то ни стало, власть на его стороне и…

— Так нечестно!

— А кто тебе обещал, будто жизнь соответствует твоим представлениям о справедливости? Свободна.

С лестницы я летела так, словно за мной изначальные твари гнались. Даже то, что декан понял, кто на самом деле на кого набросился, и не поверил угловатому, не радовало. «Провокация!» Да я тут самим своим существованием провоцирую — кого ущипнуть за задницу в штанах, а кого — дать по морде просто так, чтобы взгляд не оскорбляла плохо сидящим мундиром. Это барышень не бьют, а я не барышня, я девка. Чернь.

Так что мне теперь — исчезнуть, чтобы никого не провоцировать? Да не дождутся!

На последних ступеньках лестницы я едва не подвернула ногу. Пришлось остановиться и отдышаться — глупо будет упасть второй раз и еще чего-нибудь себе сломать. Маг должен владеть собой, правильно?

И тут же меня окликнули:

— Ух ты, а с тобой мы, кажется, еще не знакомились!

У расписания стояли два парня примерно моего возраста. Один согнулся, опираясь ладонями о колени, а второй, пристроив ему на спину лист бумаги и чернильницу, переписывал расписание. С одинаковыми русыми вихрами, в одинаковой форме, они казались братьями.

Согнутый поднял голову, с любопытством на меня глядя. Не казались, а определенно братья. Двойняшки. Сейчас, когда они рядом друг с другом, были видны отличия, но, наверное, только близкие не путали парней, если они по одному. Я, увидев во второй раз, точно спутаю, пока не привыкну к ним и не научусь различать по мелким деталям, как различала в приюте Мика и Мака.

От движения чернильница на спине согнутого сдвинулась, и второй подхватил ее.

— Да не дергайся ты, прольешь чернила, не отстираем!

Я молча вытащила из сумки доску с пружинами, протянула парням.

— Вот. Так удобней будет. И мы в самом деле не знакомы. Я Лианор.

— Та самая Лианор? — выпрямился согнутый.

Лист покатился с его спины, второй брат прихлопнул убегающую бумагу ладонью да так, что звон пошел по всему вестибюлю, а распрямившийся охнул.

— Что значит «та самая»? — не поняла я.

— Которая набила морду хлыщу с международного, — сказал тот, что поймал листок.

Интересно, на боевом все выражаются как в нашем приюте? Или мне на таких везет? Алек сам признался, что манерам так и не научился. А эти двое… Вихры торчат в разные стороны, будто их овечьими ножницами стригли, мундиры, хоть и новенькие, грубой шерсти — тот, что выдал мне кастелян, был таким же. В плечах как раз, по поясу и на бедрах чересчур свободен. Зато ботинки новехонькие, не иначе как сегодня выданные.

— Я Закарий, а он Зенобий. Можешь звать нас Зак и Зен.

Похоже, нашлись еще двое из четверых приютских на первом курсе.

— Тогда я Нори.

— Так это правда? Про битую морду?

Я поморщилась.

— Интересно, на факультете остался хоть один человек, который об этом не знает?

— Нет, конечно, — фыркнул Зак. — Одни радуются, что международники огребли, другие злорадствуют, что от барышни.

Он смерил меня взглядом.

— И это еще тебя почти никто не знает. А увидят, какая ты, — хлыщу прохода не дадут.

Что значит «какая»? Обычная.

— Мы думали, ты бой-баба какая-то, кулаком махнет — улочка, другим — переулочек, — подал голос Зен. — А ты…

— Бойцовый котенок, — подсказал Зак.

— Точно, бойцовый котенок. А тому хлыщу надо добавить. — Зен прищурился. — Маленьких обижать нехорошо.

— Сама разобралась, — буркнула я. — И еще разберусь, когда понадобится.

Никогда я не бывала в центре внимания. Это смущало, сбивало с толку.

— Если вам доска не нужна, я пойду.

— Нет-нет. — Зак выхватил ее у меня. — Погоди, мы быстро. И спасибо.

— Извини, если обидели, — добавил его брат. — Мы не со зла.

Я кивнула, давая понять, что извинения приняты. На правду не обижаются. Как говорит Алек, удобно, когда тебя недооценивают.

Хотя все равно обидно: одному не нравится мой пол, второму — происхождение, третьим — мой рост. И ни то, ни другое, ни третье я не могу изменить.

— Правда, не хотели обидеть. — Зак сунул брату исписанный лист и вернул мне доску для письма. — Давай мы тебя проводим.

— Да я и сама дойду, спасибо, — отмахнулась я.

— Мало ли… слава — она штука такая. — Парни двинулись по обе стороны от меня, проигнорировав протест. Ладно, хоть руки не распускали. — У нас вон год назад рядом с приютом столичного актера дамочка убила. В газетах писали: «Отомстила за неразделенное чувство». Мы думали, там не меньше чем… — Зак осекся. — Что он ее обесчестил, все дела, за такое надо мстить. А на суде выяснилось, что бедняга и знать о ней не знал, она в портрет влюбилась.