Сюеме не будет! Там, где горы и «Приоры»… - Байдымат Маджефферсон

– Вот и ищи себе милого на «Порше»! – взбесился Пилорамыч.

Я не стала говорить Баранологу, что милый на «Порше» у меня уже был:

– И найду!

– И найди-найди! – бушевал Барановед – Оно мне в трусах не крякало!

Тришина нервно курила в сторонке. По её лицу было видно, какого она мнения о подобных беседах.

– Кстати, где бараны мои? – вспомнила Я про обещанный когда-то калым.

Пилорамыч усмехнулся и заявил:

– Овцу на овцу не меняют.

«Ну не сволочь ли?»

– Намекаешь, что Я овца?! – рассвирепела Я.

– Я не намекаю, вроде, а прямо говорю, да! – прохрипел Барановед.

– Собака! – вызверилась Я.

– Перебор, Орлова! – предупреждающе прошипел Пилял.

– Зульпагаров, – обиженно надула губки Я. – Бытдаев меня не любит!

– Любит, любит, – успокоил меня Маджир. – Я его родственник!

– Не любит! – стояла Я на своём.

– Эх, любовь приходит и уходит, а я бы скушал сейчас хычин! Того род собирался! – почесал брюшко Зульпагаров.

– Фу! – сморщилась Ася. – Купи пять хычинов – собери кавказскую овчарку!

– Слышь, курица. Чё б ты в этом понимала? У нас вкусное свежее мясо. Это в Ростове пирожки из собачатины, ёп тык мык! – встал на защиту отечества Пилял.

– Довелось отведать жареной псинки в наших краях? – хмыкнула Я.

– Орлова! Не перестанешь умничать – я тебя завезу на кошары! – заявил Пилорамыч.

– А что это? – оживилась Ася.

– Рай на земле, зат-мат! – хихикнул Бытдаев. – И тебя доставить могу, там курятник есть! Ваще аламат!

Довольный своей шуткой, Баранолог громко загоготал. Видимо Тришину лексика заинтересовало, ибо она спросила:

– Пилял, а что это ты всё время повторяешь: «аламат», «зат-мат-перемат»?

– Нравится вот и повторяю, – огрызнулся Бытдаев.

– Ты как всегда в своём репертуаре, – фыркнула Я.

– А в чьём я, по-твоему, должен быть? – ощетинился Пилорамыч.

– Пора бы репертуарчик сменить! Приелось, – завелась Я.

– Потом поругаетесь, – встряла Ася. – Пиляшик, милый, переведи словечки. Я их постоянно слышу.

– Аламат – это отлично. Аламатично! – захохотала баранолог. – Аламёт!

– А зат-мат? – перешла Тришина ко второму пункту.

– Это слово не переводится, – заявил Пилорамыч.

– Не может быть, – посетовала Я. – Оно настолько этническое?

– Туго до вас, девочки, доходит? – спросил Бытдаев.

– Сам-то ты давно ли одуплился, тормоз революции? – не смолчала Я.

– Ядрёна-ворона! Началось…, – закатила подруга глаза.

– Зат-мат это типа то-сё… – внёс свою лепту Маджир. – Я того тётю дрюкал! Чё там, ну «ана» – мать его, наверное уже запомнили, да. Чё, моськи, будем кэрач учить? Того дед на свадьбе плясал! Вот «аламат» – это прямо ваще ништяк, а есть ещё «иги» – халасо!

– А танашки кто такие? – решила выяснить Я.

– Этого тебе точно знать не надо! – закрыл лингвистическую тему граф.

Ася с Зульпагаровым докурили и забрались обратно в машину. Мы с Пилялом молча лежали у костра. Над нами беззаботно светилось бесчисленными звёздами удивительно чистое небо.

– Красиво, – время от времени вздыхал Бытдаев.

Но поддерживать разговор на астрономические темы особого желания не было.

– Азаматыч? – обратилась Я барановеду.

– Ау? – откликнулся Бытдаев.

– Сен мени сюемисе?

– Нет, – заявило это паскудное животное.

– Как нет? – Я приподнялась на локте. – Ты же вчера меня любил!!

– Вчера любил – сегодня разлюбил, – холодно провозгласил Пилорамыч.

– Идиотская эта ваша карачаевская любовь! – посетовала Я.

– Любовь у нас нормальная. Это ты странная.

– Я нормальная! – не согласилась Я.

– Нормальная? – хмыкнул Пилорамыч. – Ты себя сильно любишь чересчур!

– Ты себя тоже.

– Я себя куда меньше люблю, – Пилял повернул лицо в мою сторону.

В его странных глазах плескалось море эмоций и чувств. Щурясь, склоняя голову на бок, Бытдаев посматривал на меня то с насмешкой, то с симпатией, то даже как-то со злобой… В усталом задымлённом взгляде графа не было ни капли любви.

– С тобой каши не сваришь! – заявила Я.

– Я кашу не ем! – парировал Пиля. – Я мужик, мне нужно мясо.

– Ну, барана с тобой тоже не сваришь, – не уступала Я.

– Я барана и без тебя сварю.

– Да пошёл ты на х**! – не выдержали моё буддийское терпение и хвалёное воспитание.

– Только после вас! – согласился типяра.

Я вскочила и ударила Бытдаева по плечу. Он скрутил мне руки и притянул к себе.

– Попалась, птичка? – сверкнул джаш кривыми зубами.

Я дёрнулась, но вырваться не получалось. Пилял прижал меня к груди. Я чувствовала как бьётся его сердце. Граф приблизился к моему ушку и прошептал:

– Эй, только не нервничай, да, Орлова, дорогая!

– Я спокойна как Будда! – заверила Я.

– В пупок не брякал мне твой Будда! Что теперь делать будешь? Ты у меня в плену.

– Имела Я такой плен! – Я двинула Батчаева по колену и высвободила руки.

Но он схватил меня за ноги и зажал своими костлявыми коленями. Со стороны композиция выглядела не хуже, чем поза Камасутры. Маджир с Асей очень вовремя вышли из тачки.

– Ого! Я того книжку читал! – подивился Зульпагаров. – Я вижу, вы тут время зря не теряете. Обжиманцы, мля! Зат-мат… Бревно мне в зад! Я его родственник!

– Это борьба, – высвободилась Я из объятий барановеда.

– Скорее двоеборье. Постельное! – ухмыльнулась Ася. – Ребятки, поехали домой. Холодно. Спать пора. Завтра доборитесь!

Бытдаев ослабил хватку и отпустил меня. Я поднялась, закачалась на каблуках и снова рухнула в объятья баранолога. Под дружный хохот Пилял легко поднял меня на руки.

– Пилять! – выругалась Я.

– Твой акцент нравится мне! – заметил Зульпагаров улыбаясь. – Того глаз моргал!

– Акцент у тебя! У меня жаргон! – заявила Я.

Джигиты шустро сгребли свои пожитки и закинули в багажник, Пиля затушил костёр. Я прыгнула на переднее сидение рядом с Бытдаевым. Ася с Маджиром в обнимку ехали сзади.

Когда припарковались под барановским воротами, меня стало клонить в сон. Пилял отвернул морду и, судя по всему, уснул.

Ася курила и задумчиво накручивала на палец волосы, обильно покрывавшие широченную Зульпагаровскую грудь.

– А чего вы так долго собирались? – поинтересовалась Тришина у молодого джигита. – Я уж потеряла надежду выпить с тобой…

– Дела были, – важно заявил Маджир, почухав бритый затылок. – Отъехать пришлось. Я того душу мотал!

– Куда? – не унималась девушка.

– На базу.

– Зачем?

– Купаться! Я того трубку курил! – как ни в чём не бывало заявил тип.

Ася с трудом сдержала смешок: «И впрямь в тазиках моются! Хе-хе! Вот Юрьевна посмеётся, когда узнает, где её граф изволит душ принимать! Ха-ха, графин карачаевской породы!»

– Давно вы с Пилялом дружите? – подняла Тришина другую тему.

Зульпагаров высокомерно ухмыльнулся и задрал тяжёлый щетинистый подбородок:

– Как я приехал, того род собирался! До этого он с лохом одним ходил, с Маугли, хи-хи! Я того носки нюхал!

– Маугли? Хмм…, – Ася удивлённо выгнула брови.

– Али его зовут, ну, мы, короче, Маугли называем. Того конь запрягался! Он страшный, ана, и брови у него, поверь, густые как лес! – Маджир тихонько заржал. – Я того сапоги дырявил!

– А сейчас Али с Бытдаевым не дружит? – спросила Тришина.

– Нет, конечно! Я тому в суп харкал! – фыркнул «князь».

– Почему?

Зульпагаров смерил девушку снисходительным взглядом и, пыша высокомерием, выдал:

– Ну, я же приехал! Я тех черкесов топтал!

Аське стало немного не по себе. Она могла простить людям любые недостатки внешности и характера, кроме подлости. Если человек хоть раз предавал или подставлял её, она обрывала с ним всяческие контакты. Подруг у Тришиной было мало. Зато проверенные. Девушка всегда предпочитала качество количеству в человеческих отношениях.

Вот Аза наоборот постоянно выгораживала «всяких придурков». Умудряясь находить объяснение немыслимым поступкам, Орлова до последнего верила, что в любом человеке есть что-то хорошее. Ася же была жёсткой в своих суждениях и не искала оправданий людям, которые показали себя с тёмной стороны.

Заметив, что впереди сидящие мирно дремлют, Зульпагаров оживился.

– Асенька…, – он повалил девушку на сидение и упал сверху.

– Ох! Не придуши меня своим тяжёлым весом! – ахнула Тришина.

– Что-ты, родная! Того глаз моргал! Я тебя, ути моська моя… Ты меня лю-лю?

Ася закатила глаза – от фразы «ути моська» у неё сводило зубы, а вопрос о «лю-лю» она считала риторическим. Маджир принялся покрывать Тришинскую шею слюнявыми поцелуями. Обнаглев, он запустил руки Асе в штаны и начал прощупывать ягодицы.

– Какая ты…, – загорелся парень.

– Какая? – кокетливо улыбнулась Ася.

– Такая… такая… крутяк! Я его родственника знаю!