Демон в моих глазах - Рут Ренделл

Глава 9

В ноябре кончался срок, который Антони дал Хелен на размышление и принятие решения. Теперь ноябрь был уже не за горами, и он должен был звонить Хелен в среду, 30 октября. Письмо, которое Антони получил во вторник, было посвящено на этот раз не страданиям Роджера, а их с Хелен чувствам. В письме она писала о своей любви и вспоминала о том, как они занимались любовью, поэтому когда он читал его, то почувствовал напряжениевнизу живота, которое обычно появляется при воспоминании о каком-то одном, особенном соитии. Понимая это, он решил, что в телефонном разговоре обязательно вспомнит о том разе, чтобы усилить давление на женщину. Именно из-за этого Антони не хотел, чтобы его разговор услышала Ли-Ли Чан, или семейка Котовски, или новый жилец, которого он мельком видел один или два раза. Почему бы не попросить у Линтии Карвил разрешения воспользоваться ее телефоном? Это может дать ему двойной выигрыш. Во-первых, полное уединение, а во-вторых, подобная просьба, которую надо будет объяснить, что, несомненно, приведет к обсуждению его отношений с Хелен, сможет укрепить зарождающуюся дружбу между ним и Линтией.

Однако ситуация вновь изменилась к 29 октября. Антони выудил из-под горы официальных писем, пришедших на имя Уинстона Мервина, письмо Хелен и распечатал его только для того, чтобы очень сильно расстроиться.

Когда ты позвонишь мне в среду, ты будешь, я знаю, требовать от меня ответа. Тони, я еще не приняла никакого решения. Я просто не могу. Мы с Роджером провели ужасный уик-энд. Он вдруг начал задавать мне вопросы о том, что я делала в те две недели, когда он ездил в Штаты в июне. Раньше я говорила ему, что одни выходные провела у своей сестры. Боюсь, что он узнал от моего шурина, что я к ним не приезжала. Он сильно угрожал, бесновался и дулся на меня, однако вечером впал в патетику и пришел в мою комнату после того, как я легла. И снова стал изливать на меня все свои беды: говорить о том, как он мечтал, чтобы я вышла за него замуж, как он семь лет добивался этого – что само по себе глупость, так как я не так стара, – и как он не перенесет, если я вычеркну его из своей жизни. Тони, это продолжалось много часов. Я понимаю, что это шантаж, но ведь большинство людей на него поддается, правда?

Антони почувствовал облегчение, что не успел переговорить с Линтией. Может быть, стоит лучше перестраховаться? А почему нет? Девушка из Вест-Индии казалась ему сейчас более привлекательной, чем когда-либо, даже больше, чем во время того ланча, который они втроем, вместе с Лероем, съели в прошлую субботу, когда все вместе встретились в Ассоциации жильцов после сбора древесины. А если – и все к этому, по-видимому, идет – ему предпочтут этого метко стреляющего барана и он потеряет Хелен?.. Может быть, в этом случае не стоит рисковать своими отношениями с Линтией – уж ее-то мужа нигде поблизости не видно. Ей ведь может и не понравится, что ее выбрали в качестве замены, как опцию, так сказать…

С горечью Антони подумал, что теперь ему все равно, кто сможет услышать его разговор с Хелен. Одно он знал точно – этот разговор не услышит Веста Котовски, которая пронеслась мимо него в длинном черном платье с капюшоном, когда он поднимался по ступенькам станции метро. Антони зашел в табачный киоск и купил коробку спичек, протянув фунтовую бумажку. На сдачу он получил кучу десятипенсовых монеток, которые нужны были для телефона. И ему наверняка понадобится вся эта куча до последнего пенса.

Чувствовалось, что Хелен нервничает, когда сняла трубку, но это все-таки был ее голос, который он не слышал целый месяц, поэтому Антони мгновенно забыл про свой гнев. Этот голос был таким мягким, нежным и завораживающим. Антони сразу вспомнил губы, которые произносили эти слова – нижняя губа была слегка надута, поэтому рот имел форму сердечка, – и позволил Хелен говорить, не прерывая ее, весь погруженный в воспоминания об этих губах.

Затем он наконец вспомнил, насколько важен для них был этот разговор и о том, что он должен ей сказать.

– Я получил твое письмо.

– Сильно рассердился?

– Ну конечно, Хелен. А ты как думаешь? Я сыт всем этим по горло. Кажется, что я уже готов согласиться даже с тем, что ты предпочтешь мне Роджера. Наверное, ты была права, когда писала в одном из своих писем, что рано или поздно мы забудем друг друга. Но я не могу больше находиться в подвешенном…

Антони замолчал. Дверь квартиры Котовски открылась, и оттуда появился Брайан. Он стал делать Антони сигналы, показывая, как подносит воображаемый стакан ко рту.

– Не могу! – рявкнул Антони. – Как-нибудь в другой раз.

– Тони, что ты сказал? – прошептала Хелен.

– Это я не тебе. Телефон находится на виду у всех. О, черт побери! – воскликнул он, услышав короткие гудки – телефон требовал новой порции монет. – Хелен, ты не могла бы перезвонить мне? Я дам тебе номер…

– Нет, пожалуйста, – прервала она его, и в ее голосе звучал неподдельный страх. – Мне ведь придется объяснять, откуда взялся этот счет!

– Так ты собираешься все еще быть там, когда придет этот чертов счет? – спросил он после короткой паузы.

– Тони, я ничего не знаю! Я подумала, что ты мог бы приехать на Рождество, остановился бы в гостинице, и мы бы смогли увидеться, и все еще раз обговорить, и я бы смогла объяснить тебе, как сложно…

– Ну нет! Только не это! – взорвался Антони. – Приехать на неделю и увидеть тебя минут на пятнадцать, ну, от силы на один вечер, когда тебе удастся сбежать из этой твоей тюрьмы? А потом, может быть, на Пасху? А потом, если повезет, летом? Пока ты все еще колеблешься, а я все еще пытаюсь понять? Ну нет, Хелен, я не собираюсь быть ручной болонкой замужней женщины.

Гудки раздались снова. Он вставил следующую порцию монеток.

– У меня мелочь заканчивается.

– Я люблю тебя, и ты должен это знать.

– Нет, я этого не знаю. И, пожалуйста, прекрати плакать – это очень важно. Твое следующее письмо будет очень важным для нас; может быть, это будет самым важным письмом из всех, которые ты когда-либо писала. Если ты приедешь ко мне, то я найду нам квартиру и буду о тебе заботиться. И тебе не надо будет бояться Роджера, потому что я буду с тобой. Роджер разведется с тобой, когда поймет, что у него нет шансов, и мы поженимся. Но ты должна понять, что следующее письмо – это твой последний шанс. Я сыт всем этим по горло. Мне надоело, что меня пинают, как собачонку, и мое терпение не безгранично. – Ярость заставляла его говорить все быстрее – ярость и то, что он боялся, что опять раздадутся эти короткие гудки. – Не забывай, что в мире существуют и другие женщины. И когда ты говоришь мне, что боишься, если твой муж увидит счет, который придет через три месяца, то все это начинает напоминать мне французский фарс. Я начинаю думать, что мы уже опоздали.

В ответ Антони услышал всхлипывания, которые были прерваны отрывистыми короткими гудками. Он с грохотом повесил трубку, даже не удосужившись сказать «до свидания». В тишине прислонился к стене. Его дыхание было таким тяжелым, как будто он только что вернулся с пробежки. В руке у Антони оставалась последняя двухпенсовая монета. Повинуясь импульсу, он набрал номер Линтии.

Лишь услышав его голос, она пригласила его на чашку кофе.

Антони заколебался. Его разговор с Хелен был настолько эмоциональным, что он никак не мог вспомнить, дал он ей свой телефон или нет. А что, если она ему перезвонит?.. Нет, он не может прийти, но, может быть, Линтия согласится прийти к нему? С удовольствием, вот только попросит жильца с верхнего этажа присмотреть за Лероем.

Артур слышал все, или, по крайней мере, все, что человек может услышать из телефонного разговора. Так как ответов женщины он не слышал, то не мог понять, уйдет или нет жилец из комнаты № 2. Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть он уйдет. Артур с удивлением понял, что молится. Может быть, тому богу, портрет которого, с короной из терновника, висел в церкви Всех Святых, куда он ходил в воскресную школу? Хотя в действительности ни он, ни тетушка Грейси в бога не верили. Ну, пожалуйста, пусть он уйдет.

Но свет из окна № 2 продолжал освещать поросший лишайником бетонный двор. Артур услышал, как открылась и вновь закрылась входная дверь, а затем увидел то, чего никогда еще не видел в этом доме. На двор упала тень сразу двух голов – Антони Джонсона и другой, с тяжелым, заколотым заколками на затылке шиньоном. Весь задрожав, Артур отвернулся, сорвал с кровати розовое покрывало и стал хватать подушки. Одну за другой, погружаясь пальцами в их мягкость и теплоту, сжимая и сдавливая их ногтями с такой силой, что в одной из них появилась прореха. Но это не принесло Артуру никакого облегчения, поэтому, когда приступ бесцельной ярости прошел, он бросился лицом вниз на кровать и разрыдался.

На этот раз на Линтии была надета длинная шерстяная юбка, расшитая оранжевыми цветами. Верхнюю часть ее тела скрывало желтое пончо, а в волосах были маленькие золотые заколки.