Королева двора - Лариса Райт

– Что там, Верунь? – прокричал из спальни муж.

Она тут же взяла себя в руки, ответила беззаботно:

– Наверное, дифирамбы в твой адрес. Посмотришь потом, я тут оставлю.

И она оставила на журнальном столике. Хотела было засунуть под газеты, так, чтобы забыл, не увидел, не прочел. Но вот рождаются же на свет такие вот кристально чистые простофили, положила-таки конверт на видное место. Но это не мешало Вере надеяться на то, что муж не обратит на послание никакого внимания. И она надеялась. И по дороге на работу, и во время консилиума, и сейчас, идя по коридору и слушая отрывки из научного трактата.

Вера повернула ключ в замке и, не забыв похвалить коллегу за отличную статью, не оборачиваясь, обратилась к ожидающим:

– Заходите!

Нахальный и любопытный, как назло, оказался первым. Влетел в кабинет и плюхнулся на стул, не дожидаясь приглашения.

– Садитесь, пожалуйста, – с нажимом произнесла Вера Петровна и поморщилась, не скрывая недовольства.

– Уже сижу, – весело гоготнул молодой человек и протянул ей какую-то корочку.

Она раскрыла удостоверение и прочитала, что Оршанский Валерий Львович является не кем иным, как корреспондентом журнала «Здоровье людям».

– Ну, слава богу! – Она всплеснула руками и заулыбалась радушно и весело.

– В каком смысле? – Корреспондент растерялся.

– В смысле вашего любопытства. Оно просто профессиональное. Так что вам угодно? – Вера выразительно посмотрела на часы. Время у больных не разрешалось отнимать никому: ни тем, кто пришел по собственной воле, ни тем, кто прибыл по заданию редакции.

– Интервью. Меня интересуют новые методы лечения алкоголизма.

– Ну, новых вам никто не назовет, а про старые уж где только не писали.

– И все же.

Вера задумалась: сколько времени уйдет на то, чтобы рассказать ему все, что она знает о капельницах, выведении токсинов, медикаментах, вшивании капсул? Пожалуй, не один час и даже не два. А если от медицины в чистом виде уйти в дебри психоанализа и завести речь о гипнотической терапии или групповых методах воздействия, то, наверное, не хватит и суток. Может, рассказать о двадцать пятом кадре? Хотя это лучше демонстрировать, а в кабинете ни проектора, ни магнитофона. Идти смотреть? Боже мой, сколько этих специально смонтированных документальных фильмов она пересмотрела! Сначала было интересно, сумеет ли сама заметить тот самый двадцать пятый кадр, призванный вызывать стойкое отвращение к выпивке, но, сколько ни старалась, глаза не улавливали каких-либо видимых изменений картинки. Потом какое-то время она сторонилась подобных просмотров: боялась, что неуловимая вспышка окажет влияние и на ее сознание. Вера, конечно, никакого пагубного пристрастия к алкоголю не испытывала, но отказываться от бокала хорошего вина в теплой дружеской компании тоже не собиралась. Теперь же доктор ходила на «киносеансы» с удовольствием. Это время походило на минуты грима у актеров, когда никуда не нужно спешить, нет необходимости торопиться, можно просто расслабиться и подумать о чем душе угодно. Правда, в последнее время она не думала ни о плохом, ни о хорошем – ни о чем. Уже через минуту после начала фильма засыпала в укромном уголке последнего ряда и открывала глаза, как по будильнику, на последних секундах демонстрации. Да уж, не хватало еще провалиться в сон рядом с акулой пера. Славную же статью он сварганит о знаменитом наркологе, клюющем носом на рабочем месте. Так, что же делать? Лясы точить некогда: полный коридор народа. Послала бы она, конечно, журналиста куда подальше, но вряд ли главврач останется доволен таким исходом дела. «С пишущей братией, а тем более со снимающей – держать востро и уши, и глаза», – нередко повторял он сотрудникам, и Вера была с ним полностью согласна. Репутацией наркологического центра, которую сотрудники создавали годами, она дорожила и прекрасно понимала, что потерять ее можно очень быстро и без всякого труда. Итак, избавиться от корреспондента было невозможно, а забыть о приеме не давала профессиональная этика. Что ж, придется пригласить Оршанского в собственные будни. Чем слушать пространные речи, пусть лучше понаблюдает. И если он не идиот, а ведь можно надеяться, что журнал «Здоровье людям» не держит в своем штате умственно отсталых, то выводы сделает правильные и статью напишет если не хвалебную, то хотя бы и не разгромную. Вера решительно поднялась, обратилась к молодому человеку:

– Вы очередь видели?

Журналист кивнул.

Она подошла к двери, выглянула в коридор, объявила мягко:

– Следующий, – и снова сухо, по-деловому – в кабинет: – Наблюдайте. Представлю вас студентом.

Впоследствии Оршанский не раз жалел, что не взял с собой ни камеры, ни хотя бы фотокора. Про прием и методы Веры Петровны Сизовой следовало не только читать, их надо было видеть. Материал подошел бы не только журналу, из него получился бы шикарный документальный фильм. Вереница судеб, охапка сюжетов.

– Ох, правы, доктор, правы кругом. Чего я только не делал?! И зашивался, и под гипнозом, и пластыри дурацкие клеил, и пилюли пил. Все коту под хвост, Вера Петровна. Мне вот капсулу показывают, а все мысли, когда ее, окаянную, вытащат.

– Так это ведь не она окаянная, – Вера мельком заглядывает в карту, – Пал Сергеич, а бутылка.

– И опять правда ваша. Как только распроститься мне с водкой, уже ума не приложу.

– Придумаем что-нибудь, Пал Сергеич.

– Точно? – Пациент вытирает мокрые глаза рукавом рубашки не первой свежести.

– А то. – И Вера весело подмигивает ему. – Следующий!

– Я, видите ли, сначала и не думал, что это проблема какая-то. Ну, выпил немного после работы, ну еще. Стресс-то надо снять. Работа ведь хирурга требует крепких нервов. – Перед Верой сидел довольно ухоженный, пожилой и очень расстроенный мужчина в костюме с иголочки и в элегантной бабочке вместо галстука. – Стальные нервы должны быть. – Тяжкий вздох, грустные глаза.

– И уверенные руки, – живо откликается нарколог.

– В корень зрите. Руки давно не те. Но за операционным-то столом я уж лет десять не стою. Меня в академию на научную работу переманили, и проблема рук как-то сама отпала. Но сейчас, верите, людям смотреть в глаза стыдно.

– Верю.

– Я же с такими грандами знаком. Я ведь и с Бокерией, и с Рошалем вот, как с вами, за одним столом. Стыдно, доктор, понимаете?

– Понимаю.

– Я теперь и о руках снова вспомнил. Мне же им руку пожимать, а как протянуть, если она ходуном ходит?

– Ну, руки – это физика. Это следствие, а убивать, как вы, коллега, конечно, знаете, необходимо причину.

– Знаю. А вы убьете, доктор?

– Я? Нет, конечно! Убьете вы.

– А как?

– А это я вам сейчас расскажу. – И подробные инструкции по сдаче анализов, прохождению обследований, использованию методов. И все в доверительном, а не в менторском тоне, словно лишний раз напоминая пациенту, что главный здесь – именно он, а вовсе не врач. А потом теплая улыбка, крепкое, но мягкое рукопожатие трясущейся руки и приветливое, громкое: «Следующий!»

– Знаете, как в знаменитом фильме. Ну, помните, там, где «Александра, Александра» та-да-ти-та та-да-ти-та. Сначала держался строго: режим, диета, форма. А потом из спорта ушел, но узнавать-то не перестали. Как говорится: от того, каким когда-то был, вот таким теперь и стал. Ведь народ, он как? Все по-панибратски, по-свойски. Кому откажешь – обидится, а кто и на рожон норовил. Ну, я с одним подрался, другому накостылял, а потом как-то думаю, убудет от меня, что ли? Вроде работа непыльная: рюмку пригубить, а человека уважу. Ну, и покатилось… А потом оглянулся: ни работы, ни жены, ни сына. Ведь все же было, все. И все пропил, ничего не осталось.

– Так уж и ничего? А что же оглянуться заставило?

– Надо же, доктор?! Не в бровь, а в глаз. Ладно, признаюсь честно: есть одна девушка…

– Красивая?

– Очень. Да и не в этом дело. Она – милая, понимаете, и добрая. Она с такими, как я, рядом и встать не встанет.

– Встанет, если любит.

– Нет, доктор. Тут знаете, как говорится: на Бога надейся, а сам-то тоже будь любезен. Я уж лучше наверняка. Чтоб уж навсегда в завязке, а уж потом ей расскажу, и уж пусть решает, казнить али миловать.

– Как скажете.

Справки, выписки, рецепты, направления и опять призывное: «Следующий!»

– Я ж как рыба об лед, доктор. У меня же кровинушек двое и мама старенькая парализованная лежит, а этот ирод все из квартиры тащит. Уже и мою зарплату из кошелька вытянуть норовит.

– Вы раньше куда-нибудь обращались?

– Так куда только ни обращались, голубушка. И серьгу прокалывали, и торпеду зашивали. Так он вытаскивает все, и опять за свое. А по Довженко, думаете, не кодировала его? Не действуют на ирода никакие гипнозы.

Ирод взирал на Веру испитыми, нахальными глазами, не забывая время от времени бросать на свою несчастную жену уничижительно-презрительные взгляды.