Молодые и сильные выживут (сборник) - Олег Дивов

С ног до головы оплеванный, раздавленный и сомневающийся – а не убийца ли я на самом деле, – опытный лыжник с завидными инстинктами был удостоен витиеватых извинений и доставлен в гостиницу. Там на меня набросились тренер, Машка и Генка. Я боялся, что побьют, но оказалось наоборот – встретили как героя. Заслонили от ворвавшихся следом журналистов, отвели в номер, напоили коньяком, накормили какими-то таблетками и уложили спать. Я пытался спросить, где Кристин, и как дела у мамы, но мне коротко ответили, что все хорошо, беспокоиться не о чем, а теперь нужно отдохнуть. Я действительно задремал, увидел во сне, что мы с Крис попали в лавину, и с перепугу тут же проснулся. Очень мне не понравилось, что я из снежного плена выбрался, а любимую вытащить не сумел. За окном уже светало, на столике лежал телефон. Дождаться утра оказалось труднее всего.

Мама, услышав мой голос, заплакала, пришлось ее утешать. Отец шел на поправку, необходимые суммы были уплачены, проблемы временно отступили на второй план. Я пообещал, что скоро приеду, и мы все обсудим. «Бедный мой, – сказала мама, – как ты натерпелся». То, что я человека задавил, ей было совершенно до лампочки. Так и начинаешь понимать, что такое материнское сердце.

Крис на вызовы не отвечала, и это мне очень не понравилось. Я спустился в гостиничный узел связи, с наслаждением уселся за нормальный компьютер с нормальным монитором и принялся искать следы моей девочки. Но она будто сквозь землю провалилась. Тогда я вызвал Бояна. Тот отозвался сразу – вид у парня был помятый. «Ты?» – спросил он без особой радости во взгляде. «Я. Боян, ты уж прости, что у тебя из-за меня…» – «Ерунда. Это ты, Павел, меня прости». – «За что?!» – «За то, что я разломал твой золотой дубль. Теперь я понимаю, что натворил. Знаешь… Все-таки забери машину. Видеть ее не могу, стыдно мне. Правда, давай, приезжай за ней». – «Я обязательно приеду, нам есть, о чем поговорить. Слушай… Ты случайно не знаешь, где сейчас Кристин?»

Он не знал. Никто не знал. А я не знал такой французской ругани, какой меня обложил ее отец. До сих пор жалею, что не запомнил – обстановка мешала. И очень рад, что он тогда не спустил меня с лестницы, она была узкая и высокая.

Я догадывался, что Крис не хочет меня видеть, но все-таки продолжал искать. Проклятье, ведь именно она трясла Ски-Федерацию, чтобы та устроила выступление «классиков» в мою защиту. Мог я после этого не поговорить с ней? Хотя бы поговорить. И я искал. Когда совсем отчаялся, пришел в детективное агентство, и мне раздобыли ее адрес всего лишь за сутки. Раньше нужно было догадаться, но у меня тогда, похоже, наступило временное умопомрачение.

Я поехал к ней, и первое, что она сделала, увидев меня – попятилась. Да, она не простила мне ту боль, которую ей причинили допросы в полиции и статьи в периодике. Но было и другое. «Зачем ты это сделал, Поль? Неужели тебе… хотелось?» – «Чего, единственная моя?» – «Я ведь знала, что хард-слалом убивает в человеке все человеческое. Но ты был такой хороший… И я не верила. Ничему не верила. Пока сама не построила модель и не посмотрела. И не сравнила с раскадровкой твоего прыжка. Ты мог отклониться, Поль. Элементарно. И ты не мог не увидеть, как именно. Ты знал. На раскадровке заметно, как ты колеблешься. Этого никто не понял, ты сам вряд ли поверишь, это почти неуловимо, тут нужно тебя знать, чувствовать, видеть со стороны так, как могу только я. Бедный Поль, ты даже себе не сможешь признаться, что выбрал самый рискованный путь из трех, нет, четырех возможных. Тебе просто жажда риска застелила глаза. Безумная жажда пройти по краю. Проклятый хард-слалом, он сделал тебя наркоманом. А потом и убийцей. Ты этого не понимаешь. Но мне хватит, что понимаю я».

Кажется, я встал перед ней на колени и зарыдал. Не помню. Уже не помню.

Глава 8

Теоретически Моннуар – «черная гора», но в оригинале подразумевалось кое-что другое. Просто Роджер трудился горнолыжным инструктором в Монтане, а мечтал о собственном пансионате во французских Альпах. И когда у него, как в сказке, умер состоятельный бездетный дядюшка, Роджер забрал наследство и рванул претворять в жизнь мечту. Чайники и неумехи отставному слаломисту надоели, он делал ставку на отдых для лыжной элиты, которая иногда просто должна забираться в глухомань подальше от светской жизни, но при этом хочет съезжать. Для человека со связями решение неглупое и вполне реализуемое. Всего-то и нужно – разбить несколько черных трасс, навесить подъемники, соорудить уютную базу гостей на двадцать максимум, набрать постоянную клиентуру и получать от жизни глубокое удовольствие.

Место для базы Родж нашел роскошное. Даже с исторической достопримечательностью: примерно в километре верх по горе обнаружился намертво забитый в скалу антикварный ледоруб девятнадцатого века от неизвестного первовосходителя. А глухомань какая! По европейским меркам вообще уникальная – до ближайшего шоссе два километра вниз по самой горе, и потом еще три лесом. Итого где-то восемь. Но зато склоны – закачаешься. Кругом стопроцентный черный – цвет полупрофессиональной трассы, на которую чайника просто не выпустят. Праздных туристов даже бесплатно не заманишь, а для молодых «экстремальщиков» слишком дорого. Заброска наверх вертолетом. Отъезд домой либо тоже по воздуху, либо своим ходом на лыжах прямо вниз к шоссе с дикими выкрутасами в густом ельнике – так сказать, прощальный удар по нервам, – а там уж или автобус, или клиенту его собственную машину из города подгонят. Обозвал Роджер все это великолепие «Моннуар», имея в виду, что трассы-то черные, устроил на последние деньги роскошную презентацию с буфетом и фейерверком – и не прогадал. Он нащупал тот баланс, который очень понравился состоятельным лыжникам: полный отрыв от цивилизации в двух шагах от таковой. Сидишь на горе, защищенный от случайных контактов – к тебе даже автомобильной дороги нет. Захотел вернуться в мир – встал на лыжи, забросил за спину рюкзак, и почесал вниз. Удивительная свобода выбора и полная независимость. Русскому этого не понять, он в таких условиях вырос, страна наша обширна и пустынна: вышел за город погулять, накатил полбанки, телефон потерял, заблудился – полный Робинзон. Но для европейца, который привык, что любой его случайный плевок непременно попадает в чью-то машину… В общем, большинство гостей даже от вертолета отказывалось. Подъедут на такси, навьючат на себя амуницию, пролезут лесом до подъемника, и вваливаются к Роджу уже по уши счастливые. В итоге получилось безотходное предприятие. Никаких затрат на рекламу – только куцая страничка в Сети с информацией о наличии мест. Вся обслуга из родственников, которым при определенном усилии воли можно вообще не платить. Единственный предмет необходимой роскоши – трое инструкторов-спасателей, надежных Парней-На-Все-Руки-Ноги и прочие места. Когда я впервые забрался на гору к Роджу – тоже лез наверх с лыжами на загривке, – мне один из его инструкторов навстречу попался. Ехал, взяв расчет, жениться на богатой клиентке. Узнал меня. «Поль, неужели это вы? Мужик, как я за тебя переживал! Да ну их всех, трам-тарарам, меня тоже в свое время подставили, трам-тарарам… А ты что, на мое место? Нет? А присмотрись, работа непыльная, и ни одна сволочь тебя не обидит. Здесь только свои».