Молодые и сильные выживут (сборник) - Олег Дивов

Это сейчас я с удовольствием придушил бы гада – столько проблем создала для меня его нелепая гибель.

Глава 7

О том, что произошло дальше, мне до сих пор вспомнить больно. Это вам не человека лыжей зарезать, это… совсем другое. События оказались плотно спрессованными, причем каждое последующее было на порядок хуже предыдущего. И хотя у спортсменов нервы крепкие, тронуться рассудком можно было вполне.

Полицейские знали почти все и не скрывали этого. И зачем я вышел на гору, и что надеялся с этого поиметь. Красивые жесты с отказом от выигрыша их не впечатлили, они были убеждены, что я сделал нелегальную ставку. А значит – у меня имелся мотив убить. Мне так примерно и сказали: «Мы понимаем, что ты не мог поступить иначе. Признайся, ты хотел упасть и этим спасти канадца, но тебе нужны были деньги. Расскажи нам все, облегчи душу». Адвокат лез на стенку и разве что не кусал их. Полицейские улыбались. Я мучительно пытался сообразить, кто меня продал. От обиды на глаза наворачивались слезы.

Они не знали только мелочей, техники – откуда я взял деньги на тотализатор и как именно ставил. Но пообещали, что и это выяснят. Адвокат требовал, чтобы я молчал. Но у меня началось что-то вроде истерики – я постоянно твердил: «Нет, вы ничего не понимаете, этого не было, такого не могло быть, я не хотел убивать его, я просто летел, попробуйте сами, и вы поймете». Они все улыбались. Компьютерная модель показала: я должен был, увидев препятствие, уклониться и вследствие этого упасть. Какая-то паскуда еще написала в заключении – «уклониться инстинктивно». Я рычал, плевался, бил по столу кулаком и доказывал, что бывают инстинкты человеческие, а бывают горнолыжные. Полицейские радовались. У них был мотив убийства, мертвое тело и преступник. Но им не хватало для полного счастья моего признания, вот они меня и ломали. А я ломал перед ними комедию. Потому что они меня почти убедили в том, что я, гад такой, действительно имел мотив. Уважаю правосудие. Оно может все. Оно зверски допросило нашу команду, вплоть до массажиста. А как оно трясло Бояна! И наконец, оно наехало на Крис и чуть было не записало бедную девочку в соучастники. Оно здорово развернулось тогда.

Если бы хоть один из реальных соучастников раскололся – дисквалифицироваться бы им всем большой теплой компанией. А мне – надолго сесть в тюрьму. Позже я узнал, что в руководстве Федерации столкнулись тогда две враждующих группировки, и одной из них требовалось шумное судилище, дабы свалить вторую. И скажи я у пьедестала журналистам, что «Ди Челлендж» плохой спорт, возможно, дело спустили бы на тормозах. Даже несмотря на явный мотив. Гонки «Ди Челлендж» от такого заявления не рассыпались бы, но кое-кто подал бы в отставку. И моими руками, точнее моей лыжей, а потом и голосом, решились бы чьи-то финансовые проблемы. Но я промолчал и нажил проблему себе. Оказывается, иногда очень глупо не поддаваться импульсам.

Так или иначе, допрашиваемые ничего не знали и не понимали – все, как один. А меня не отпускали – даже под залог. В камере оказалось не смертельно, только очень неуютно. Там даже имелся сетевой терминал с односторонним доступом, наподобие гостиничных. И всяческой дряни о себе я начитался досыта. Особенно мне одно название понравилось – «Смертельные гонки две тысячи двадцатого года». Что интересно, статья была из РуНет. Вот уж не знал, с каким упоением русские могут топить русских. А я для них, уродов, ноги ломал на трассе! Впрочем, удивление прошло, когда следователь милостиво сообщил, кто именно меня продал – это тоже оказался, мягко говоря, не француз. Оказывается, агентура Федерации давно следила за одним любителем тотализатора из нашей команды, и когда тот совсем заигрался, взяла его на пушку («Димон, кто же еще, – подумал я. – Это ж надо было так нарваться!»). Чтобы замолить собственные мелкие грешки, парень сдал им действительно крупную аферу – мою. И следили за мной с самого воскресного утра, когда я еще только готовился к старту. Кто бы мог подумать, что я преподнесу блюстителям спортивной нравственности такой подарочек, как убийство…

Меня топили по всем статьям. Фактически все, что я сейчас рассказал, и что должно было, по идее, составлять тайну следствия, вовсю гуляло по Сети. Журналисты подхватили инициативу, начали рыть – и заодно со мной досталось русской команде в целом. Вспомнили нашу безобразную (на самом деле именно такую) пьянку на позапрошлом закрытии сезона. Естественно, просмаковали ту самую историю с вождением по встречной полосе, завершившуюся таранным ударом в полицейскую машину. Расписали в красках нашу повальную сексуальную распущенность, что оказалось для меня, например, крайне интересно, потому что некоторых вещей я за собой и не подозревал. Вытащили на свет Божий какую-то ветхозаветную драку – я ее припомнить вообще не смог.

А хуже всего было то, что всячески склонялось имя Крис. Невестой убийцы ее, конечно, не называли, за такое можно и судебный иск схлопотать, но ссылок на наши отношения было предостаточно. Что именно творилось с девочкой в те дни, я не знал (на свидания ко мне приходил только адвокат, остальных всех, как свидетелей, не пускали) – и от этого особенно терзался. Мне становилось все хуже, еще немного, и я признался бы в чем угодно, лишь бы увидеть Кристин. Впечатление складывалось такое, будто я сижу уже целую вечность. В действительности не прошло и недели. Все-таки слаб человек. И вот, только я начал подумывать, а не свихнуться ли, как меня – бац! – отпустили. Вообще. На все четыре стороны. Закрыли дело.

За меня заступилась, ни больше ни меньше, старая добрая Ски-Федерация, которая давно уже точила клыки на Хард-Ски-Федерацию, цинично подрывающую устои и вообще позорящую горнолыжный спорт. Несколько авторитетнейших мастеров классического скоростного спуска, настоящих экспертов по даунхиллу, выступило с заявлением, не оставившим камня на камне от полицейской экспертизы. Оказалось, что при компьютерном моделировании были допущены грубые ошибки, а интерпретировал модель э-э… не очень умный человек. Выяснилось, что из всех доступных траекторий полета я выбрал лучшую. Скорее всего – инстинктивно (опять «инстинктивно»!), что делает честь моей квалификации и опыту. И падать мне было вовсе незачем, а в том, что боковой ветер дунул, винить некого. Об убийстве не может быть и речи, имел место чистой воды несчастный случай. Что же до намеков на якобы существующие мотивы, так предъявите доказательства… Чего-чего, а доказательств у следствия не хватало катастрофически. Скорее уж они у меня появились – вот как надо подозреваемых обрабатывать!