Сумма Теологии. Том VIII - Фома Аквинский

Ответ на возражение 1. Бог оставил человека в руке произволения его не в том смысле, что дозволил ему законно делать все, что он пожелает, а в том, что в отличие от неразумных тварей он не обязан в силу естественной необходимости делать то, что должно, но ему предоставлен свободный выбор, проистекающий из его собственного произволения. И в числе прочих вещей, решение об исполнении которых ему надлежит принять по собственному произволению, является его повиновение начальствующим. В связи с этим Григорий сказал, что «смиренно уступая чужому мнению, мы побеждаем самих себя в наших сердцах»[638].

Ответ на возражение 2. Воля Божия суть первое правило, которым руководствуются все разумные воли. Но в соответствии с божественно установленным порядком одна воля в большей степени близка к этому правилу, чем другая. Следовательно, воля одного человека, который предписывает, может выступать в качестве второго правила воли другого человека, который ему повинуется.

Ответ на возражение 3. О бескорыстности кого-либо можно говорить двояко. Во-первых, со стороны самого дела, поскольку, так сказать, он не обязан его исполнять; во-вторых, со стороны делателя, поскольку он исполняет дело по собственной воле. Затем, дело представляется добродетельным и достойным похвалы и заслуги в первую очередь постольку, поскольку оно делается произвольно. Поэтому хотя повиновение и обязательно, но если кто-либо повинуется с готовой к этому волей, то обязательство не уменьшает его заслуги, особенно перед Богом, Которому ведомы не только внешние дела, но и внутренние побуждения.

Раздел 2. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПОВИНОВЕНИЕ ОСОБОЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что повиновение не является особой добродетелью. В самом деле, повиновению противоположно неповиновение. Но неповиновение является общим грехом, поскольку, по словам Амвросия, «грех есть неповиновение божественному Закону». Следовательно, повиновение не является особой добродетелью.

Возражение 2. Далее, всякая особая добродетель является или теологической, или нравственной. Но повиновение не является теологической добродетелью, поскольку оно не входит в состав веры, надежды или любви. Не является оно и нравственной добродетелью, поскольку не является средним между избытком и недостатком, – ведь большее повиновение заслуживает большей похвалы. Следовательно, повиновение не является особой добродетелью.

Возражение 3. Далее, Григорий говорит, что «повиновение заслуживает тем большей похвалы, чем меньше в нем есть своего»[639]. Но любая особая добродетель заслуживает тем большей похвалы, чем больше в ней есть своего, поскольку, как сказано во второй [книге] «Этики», добродетель побуждает человека осуществлять свою волю и выбор[640]. Следовательно, повиновение не является особой добродетелью.

Возражение 4. Кроме того, добродетели различаются по виду согласно своим объектам. Но объектами повиновения, похоже, являются предписания начальствующих, которые, пожалуй, имеют столько видов, сколько существует степеней превосходства. Следовательно, повиновение является общей добродетелью, содержащей множество особых добродетелей.

Этому противоречит следующее: как было показано выше (80), многие считают повиновение частью правосудности.

Отвечаю: поскольку добродетели присуще хорошо делать [благое] дело, всем благим делам, которые имеют особую причину для похвалы, усваивается особая добродетель. Но повиновение начальствующему, как уже было сказано (1), является должным согласно божественно установленному порядку вещей, и потому оно благо, поскольку благо, как говорит Августин, состоит в модусе, виде и порядке[641]. Кроме того, этот акт обладает особым аспектом похвальности по причине его объекта. В самом деле, коль скоро субъекты имеют множество обязанностей в отношении тех, кто над ними начальствует, то их обязанность повиноваться предписаниям начальствующих выделена как особая [обязанность]. Поэтому повиновение – это особая добродетель, а её особым объектом является выраженное или не выраженное словами предписание (ведь ставшая известной [ему] воля начальствующего является не выраженным словами предписанием, и в таком случае повиновение человека представляется более совершенным, поскольку он, уразумев волю начальствующего и повинуясь ей, тем самым предваряет выраженное словами предписание).

Ответ на возражение 1. Ничто не препятствует тому, чтобы один и тот же материальный объект обладал двумя особыми аспектами, которым соответствовали бы две особых добродетели. Так, солдат, защищая крепость своего царя, совершает как акт мужества, рискуя жизнью ради достижения доброй цели, так и акт правосудности, надлежащим образом служа своему господину. И точно так же аспект предписания, с которым связано повиновение, может иметь место в актах всех добродетелей, но не во всех актах добродетели, поскольку, как было показано выше (II-I, 96, 3), не все акты добродетели являются предметом предписания. Кроме того, некоторые вещи подчас могут быть предметами только предписания и не принадлежать никакой другой добродетели, например, те, которые дурны лишь постольку, поскольку запрещены. Поэтому если понимать повиновение в строгом смысле слова, а именно как формальный и связанный с намерением аспект предписания, то оно будет особой добродетелью, а неповиновение – особым грехом. В самом деле, с такой точки зрения повиновение необходимо предполагает, что повинующийся исполняет акт правосудности или какой-то другой добродетели с намерением исполнить предписание, а неповиновение [необходимо предполагает], что неповинующийся относится к предписанию с актуальным пренебрежением. С другой стороны, если понимать повиновение в широком смысле этого слова, а именно как совершение любого действия, которое может быть предметом предписания, а неповиновение – как упущение этого действия по причине какого бы то ни было намерения, то в таком случае повиновение будет общей добродетелью, а неповиновение – общим грехом.

Ответ на возражение 2. Повиновение не является теологической добродетелью, поскольку его непосредственным объектом является не Бог, а предписание любого начальствующего, явное или подразумеваемое, а именно просто указание начальствующего, выявляющее его волю, которому покорный субъект должен немедленно повиноваться, согласно сказанному [в Писании]: «Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям» (Тит. 3:1).

Однако оно, будучи частью правосудности, является нравственной добродетелью, блюдя середину между избытком и недостатком. Избыток его связан не с количеством, а с другими обстоятельствами, а именно с тем, что человек повинуется или тому кому не должно, или в том, в чем не должно, относительно чего мы уже вели речь выше (92, 2), когда рассматривали религию. А ещё можно сказать, что подобно тому, как, по словам Философа, в случае правосудности избыток есть там, где человек присваивает чужую собственность, а недостаток – там, где он не получает должного[642], точно так же и повиновение блюдет середину между избытком со стороны того, кто не способен оказывать должного повиновения своему начальнику, поскольку проявляет избыточность в исполнении собственной воли, и недостаток со стороны начальствующего, которому не оказывается повиновение. Таким образом, повиновение является средним между двумя формами порока точно так же, как является средним и правосудность, о чем уже было сказано (58, 10).

Ответ на возражение 3. Как и всякой добродетели, повиновению необходимо наличие воли, устремленной к надлежащему ей объекту, а не к противоположному ему. Но надлежащим объектом повиновения является предписание, а оно проистекает из воли другого. Поэтому повиновение делает человека готовым к тому, чтобы исполнить волю другого, а именно предписывающего. Если то, что ему предписывается, желается им не только как предписанное, но и как желанное само по себе, как это имеет место в случае того, что приятно, то он склоняется к нему по собственной воле, и потому дело представляется так, что он повинуется не по причине предписания, а по причине собственного желания. Но если то, что предписано, никоим образом не может желаться само по себе, но [напротив] само по себе противно воле [исполнителя], как это имеет место в случае того, что неприятно, то тогда вполне очевидно, что оно не может быть исполнено иначе, как только по причине предписания. Поэтому Григорий говорит, что «повиновение гибнет или умаляется, когда оно имеет дело с тем, что приятно», поскольку, так сказать, в таком случае воля повинующегося, похоже, склоняется не столько к исполнению предписания, сколько к исполнению собственного желания, но что «оно возрастает, когда имеет дело с тем, что неприятно и трудно»[643], поскольку в таком случае воля не склоняется к чему-либо помимо предписания. Однако все это должно понимать как сказанное о внешней стороне дела, поскольку, с другой стороны, согласно суду Божию, Который прозревает сердца, может случаться так, что даже когда повинуются в том, что приятно, осуществление собственной воли тоже заслуживает похвалы, если воля повинующегося при этом не утрачивает склонности к исполнению предписания.